Обернувшись, я обвела глазами улицу за спиной – бездушные дома, блестящие машины, уходившие вдаль телефонные столбы. Дикие леса были слишком близки к этому ухоженному миру. Что-то тревожное обитало на границе между мирами. Мне вспомнилось то место в районе Северной петли, где была заживо похоронена недавняя жертва убийства: дикая путаница сорняков и гравия посреди гладкости и блеска большого города.
Я сфотографировала вид на улицу и вид на деревья, включила дистанционный сканер на телефоне и вошла в лес.
Запах суглинка был сильным, древним и удушливым. Запах открыл дверь в комнату, о которой я забыла, полную удивительно счастливых детских воспоминаний. Из книг, поездок в город и тех двух месяцев, что нам разрешали ходить в школу, мы знали, что не все живут так, как мы, обитатели фермы Фрэнка, что другие дети не спят в общей комнате по двенадцать человек, что о них заботятся родители, а не команда женщин, которых зовут Матушками и которые постоянно меняются. Что других не учат шить одежду раньше, чем они освоят алфавит. Что их отцы – не то же самое, что Фрэнк.
Но мы были детьми, играли и смеялись. Когда мы заканчивали работу пораньше, нам разрешали поиграть в прятки в лесу. Мы собирали хворост или выкапывали дикий лук и сочиняли истории о лучниках и принцах.
В этом лесу было что-то зловещее, но в нем было и то сказочное волшебство, которое я уже в детстве начинала чувствовать.
Проходившая через него дорога заросла. Это наводило на мысль, что все, кто жил на той стороне тупика, переехали. Но ручей всегда манит детей, так что где-то поблизости должна была проходить другая тропа. Это могло бы объяснить, почему здесь можно было, не привлекая внимания, похитить девочек.
Поношенные «адидасы» Ру Ларсен обнаружили в пятидесяти двух метрах от леса, по другую сторону от огромного дуба. Их положили рядом с деревом так аккуратно, как если бы девочка сняла обувь в гостях. Почему Ру решила разуться, тоже оставалось загадкой. Ей кто-то велел? Или она, предвкушая купание, сняла кроссовки почти за двести метров до ручья, а потом, увидев опасность, забыла о них и рванула прочь? Но Кэрол Джонсон ясно дала понять, что Ру была не в том состоянии, чтобы бежать. Она была ошарашена и неподвижна, как будто ее перенес из одного места в другое какой-то инопланетный луч.
Телефон сообщил, что я прошла пятьдесят три метра. Я стояла на небольшой поляне или, вернее, широком участке бывшей тропы. В отверстие в основании массивного дуба был кем-то засунут яркий букет пластиковых цветов. Здесь было темно, поэтому я провела фонариком телефона по лесной подстилке, прежде чем подойти к цветам. Села на корточки, подсветила их снизу. Дерево умерло какое-то время назад. На букете не было никаких надписей, никаких указаний на то, почему и кем он был здесь поставлен.
Деревья зашумели над головой – то ли прошелестел ветерок, то ли промчалась белка, – и от этого шороха по рукам у меня побежали мурашки. Сфотографировав цветы, я поднялась, колени хрустнули.
Кроме кроссовок Ру полиция Лич-Лейка не обнаружила на месте происшествия ничего необычного: ни сломанных веток, ни сорванных листьев, ни клочьев одежды, застрявших в коре, ничего, что могло бы послужить оружием. Это место исследовали Бауман и Шмидт, и фотографий они делать не стали. Они посчитали, что ситуация несерьезна, несмотря на сгоревшие ноги Ру и ее отсутствующий взгляд. Они вошли в лес, ища Эмбер и Лили, остановились, заметив кроссовки Ру, схватили их, осмотрелись и продолжили путь к ручью. Несмотря на жару, других детей тут не было – они все пошли на местный бейсбольный матч, а у воды решили встретиться потом.
Бауман и Шмидт нашли у ручья грязное полотенце и мусор – обертки от конфет, банки из-под газировки, но предположили, что их оставили не девочки, а те, кто приходил сюда до них. Два часа спустя была организована гражданская поисковая группа, та самая, о которой говорила Джоди Хатчинсон. У них были благие намерения, но они прошли через лес и стерли все улики, которые Бауман и Шмидт могли упустить из виду.
О том, что случилось с Эмбер и Лили и почему Ру позволили уйти, ходило множество теорий. Может быть, это инопланетяне, которым нужны были только две девочки. Или банда, забравшая двух блондинок и отпустившая брюнетку. Или тот жуткий парень, какой есть в каждом маленьком городке, который припарковал машину возле здания начальной школы, проследил за девочками, а потом похитил Эмбер и Лили. Наиболее вероятным мне представлялось то, что он забрал двоих, потому что с тремя не смог бы справиться. Либо он жил в лесу, либо поблизости была припаркована машина. Первый вариант казался мне логичнее, потому что тащить за собой в город двух плачущих детей было бы проблематично, но три строения внутри леса были тщательно обысканы. От одного, времен первых переселенцев, остались только стены и крыша. Два других представляли собой охотничьи домики без электричества и воды. Все три были пусты, без каких-либо признаков недавних беспорядков.
Владельцев охотничьих домиков нашли и допросили. Один из них проживал во Флориде и не был в Миннесоте больше четырех лет. Другой жил в Миннеаполисе и работал в той же больнице, что и доктор Кайнд. Он утверждал, что не был в своей хижине с самого Дня поминовения, и его алиби казалось вполне надежным.
Кайл еще раз все это проверял, а судмедэксперты исследовали кроссовки. Я была уже почти у ручья, и отблески солнца на серебряной воде слепили меня, когда зажужжал телефон.
Мне перезванивала Ру Ларсен.
почему
все
шло
настолько
не
так
Может, это оттого, что он родился не на той планете.
У тупой мамаши, которая понятия не имела, какой он особенный. Не в том смысле особенный, в каком говорили, имея в виду умственно отсталых. По-особенному особенный. Когда она поняла, на что он способен, она не только не зауважала его за это, она велела ему это скрывать.
А когда он не стал, она решила скрывать его самого.
скрывала избивала скрывала избивала скрывала избивала
Она затолкала его в узкое место под половицами. Тесное, как гроб. Сложила его, скрутила и затолкала туда. Сверху поставила диван. И затопала ногами, услышав его испуганный плач.
– Это тебя научит, – сказала она. – Это тебя научит, как гнуть кости.
Из-за нее он стал везде чужим и не смог обзавестись друзьями. Но когда ему было одиннадцать, у него все-таки появилась подружка. Они оба тогда были нежны и полны надежд. Ее звали Лотти.
У нее были красивые светлые волосы, а губы красные, как вишня. Она играла с ним на переменах. Разрешала брать ее книги.
Однажды она даже позволила ему взять ее за руку. Это было так мило, так тепло. Но она вскрикнула, когда его ладонь выскользнула из сустава и застыла под углом в девяносто градусов от его запястья.
Это не больно, не волнуйся, это и делает меня особенным.
Но она больше никогда с ним не разговаривала.
Первая любовь ведь никогда не забывается, правда?
Он где-то это прочитал. Всю оставшуюся жизнь ты пытаешься заполнить дыру, которую она в тебе оставила.
Глава 24
Ван
Едва я поговорила с Ру, на экране высветилось имя Гарри.
– Я в Лич-Лейке, – сказала я вместо приветствия.
– Я проверил ДНК, собранную на месте захоронения, – он сразу перешел к делу, что мне всегда нравилось. – Как я и ожидал, это по большей части ДНК жертвы. Но каштановый волос, который мы нашли рядом с ее телом, не жертвы и не мистера Шоу, под ногтями которого обнаружилась лишь его собственная ДНК.
Мой пульс пустился в бешеную пляску.
– Есть совпадения?
– Нет, – ответил он. – Чьи бы это ни были волосы, их нет в программе CODIS. Дипти вызвалась загрузить профиль на сайты генеалогии, которые сотрудничают с правоохранительными органами, чтобы посмотреть, можно ли таким образом выследить человека.
Не прорыв, но начало.
– Это еще не все, – продолжал Гарри. – Я изучил вещи, которые были на Ру Ларсен в тот день. В каталоге обозначены кроссовки «Адидас» тридцать четвертого размера, белые с синими полосками, белая футболка, белые шорты, оранжевый слитный купальник и ожерелье с подвеской в виде сердца. В полицейском управлении Лич-Лейка, очевидно, не было лаборатории, так что все это было отправлено в судебно-медицинскую экспертизу Бюро для проверки на наличие отпечатков пальцев и следов крови. Единственные отпечатки пальцев, обнаруженные в то время, принадлежали самой Ру Ларсен. Крови не обнаружено. С тех пор вещи лежат в ящике для консервации. Мы проверим их с помощью технологий, недоступных сорок два года назад.
– Вы проверяете ДНК?
– Да. Митохондриальная ДНК – предпочтительный метод, когда преступник, скорее всего, мужчина, но большая часть собранной ДНК будет женской. Но есть еще кое-что. Подвески в коробке не было.
У меня перехватило дыхание:
– Ошибка каталогизации?
– Может быть.
А может быть, и нет.
– И еще, – продолжал он. – Стоматологические записи совпадают.
Вот оно. Я сама не поняла, что почувствовала.
– Эмбер Кайнд в восьмидесятом году и незнакомки, найденной позавчера, – уточнил он, будто я не понимала, о ком он говорит. – Мне понадобится ДНК, чтобы точно идентифицировать личность, но, похоже, мисс Кайнд все это время была жива, пока ее три ночи назад не похоронили заживо.
– Твою же мать.
Гарри никак не отреагировал на ругательство.
– Нам надо действовать исходя из того, что Лили Ларсен тоже может быть жива и находится в опасности.
– Холодное дело становится горячее. – Я почувствовала, как сжимается грудь. – Ты говорил с Комстоком?
– Позвоню ему, как договорю с тобой. Нам нужна ДНК одного из родителей Эмбер Кайнд, чтобы сравнить ее с ДНК погибшей, прежде чем я смогу сделать официальное заключение. Я бы хотел, чтобы кто-нибудь из моей и кто-нибудь из твоей команды сделали запрос ДНК. Ты говорила, миссис Кайнд все еще живет в Лич-Лейке?