Похищенные — страница 25 из 51

– Вы что-то жарили, когда мы пришли?

– Что? – спросила она так, словно у нее именно в этот момент брали мазок.

– Все готово, – сказал Гарри. Я указала на сковороду.

– Вы что-то жарили, и мы вам помешали?

Тереза посмотрела на сковородку, и ее губы дернулись.

– Я всюду ношу ее с собой после того, как исчезла Эмбер. Я немного помешалась. Мне стало казаться, что дьявол придет и за мужем, и за мной. Муж говорил, что нам стоит купить пистолет, но я сказала ему: «Чарльз, в отличие от пули чугунная сковорода никогда не промахнется». Потом это вошло в привычку – держать ее возле двери.

Я полагала, что вопросы будет задавать Комсток, но он знай себе молчал. Я не знала, кто откусил ему язык, но упускать такую возможность не собиралась.

– Что навело вас на мысль, будто вы и ваш муж в опасности?

Она потерла подбородок.

– Это была не мысль. Меня просто довели три недели без сна. Я стала видеть призраков.

Я знала, как это бывает.

– Понимаю, отчего вы не могли заснуть.

Она покачала головой:

– Вы и половины представить себе не можете. Я видела, как из дверной рамы выпрыгивают черти. В буквальном смысле. Маленькие, мерзкие, цвета лавы, с рогами. Врач выписал мне транквилизатор, и это чуть притупило остроту. – Ее голос стал отстраненным. – Труднее всего мне дался переезд. Пока я жила в доме на улице Вязов, я надеялась, что Эмбер, если вернется, будет знать, куда идти. Но потом я поняла, что это глупо. Моя девочка, скорее всего, погибла, и мне нужно было ее отпустить. Мне нужно было продолжать жить. – Ее подбородок задрожал. – И теперь вы говорите мне, что все это время она была жива?

– Мы узнаем завтра, – сказал Гарри. – Я обещаю, что сразу же вам сообщу. Вы уверены, что вам некому позвонить?

Взгляд Терезы скользнул к Комстоку.

– Разве что сестре… Да, я ей напишу СМС.

Она быстро отправила короткое сообщение. Реакция была почти мгновенной.

– Она уже в пути.

– Вы еще общаетесь с бывшим мужем, Тереза? – поинтересовалась я, не обращая внимания на то, что от этого вопроса Комстока раздуло, будто кто-то резко распустил его корсет. Она издала какой-то хриплый и явно раздраженный звук.

– Нет, но я знаю, где он живет. Вот привилегия быть агентом по недвижимости. Хотите узнать его адрес?

– Да, спасибо. – Я подождала, пока она запишет его на листочке. У Кайла уже была эта информация, но дать человеку почувствовать себя полезным никогда не повредит.

– Мы отняли у вас достаточно времени, миссис Кайнд, – наконец произнес Комсток, направляясь к двери. Гарри не сдвинулся с места.

– Мы можем остаться, пока не приедет ваша сестра. Если нужно – дольше. Это совсем не проблема.

Она вручила мне адрес и указала на флакон с ватным тампоном:

– Для меня важнее, чтобы вы поскорее разобрались с этим. Мне нужно знать.

– Конечно, – кивнул Гарри, собирая свой дорожный набор, в котором имелся специальный карман для оберток и использованных латексных перчаток. – До завтра.

– Теперь, если вы не против, мне нужно побыть одной.

– Я оставлю вам визитку. – Гарри был сама любезность. – Если вам нужно, чтобы я вернулся, звоните, не стесняйтесь, пусть даже через пять минут.

Она вздохнула и мягко улыбнулась ему:

– Вы хороший человек. Я справлюсь. Мне довелось пережить и худшее.

Комсток проявил впечатляющую сдержанность, дотерпев, пока мы доберемся до машин, и лишь тогда сжал мою руку и выкрутил так, что я едва не вскрикнула.

– Это была моя комната! – хрипло прорычал он. – Тебя должно было быть видно, но не слышно.

Я посмотрела на свою руку, перевела взгляд на его лицо.

– Извините, если я переступила черту, – пробормотала я сквозь стиснутые зубы. Мне очень хотелось как следует врезать ему в ответ, но от этого расследования зависело слишком многое. – Я пыталась поддержать своего напарника.

Комсток выпустил мою руку, но по-прежнему стоял и ухмылялся. Он был так близко, что я видела все поры на его носу и чувствовала его дыхание, похожее на вонь из пепельницы. Гарри стоял рядом. Он ничем себя не выдал. Не проявил ни согласия, ни несогласия. Я не знала, хочет ли он, чтобы я сама боролась за свои права или чтобы хоть один из нас был на стороне Комстока. В любом случае его игру я оценила.

– Тебя отстранили от дела, – напомнил Комсток. – Ты мне не нужна.

– Вы не можете расследовать это дело без меня. – Я была не в силах сдержаться. – Но вы должны знать, что я не собираюсь вам мешать. Я всегда давала Барту взять инициативу на себя. Мне удобнее быть исполнителем.

По крайней мере, так выглядело наше партнерство со стороны.

Комсток задумался. Ему не потребовалось много времени, чтобы прийти к истине: он мог отстранить меня от расследования убийства, но не имел юрисдикции над моим нераскрытым делом.

– Если у Риты Ларсен ты скажешь что-нибудь кроме «здравствуйте» и «до свидания», я позвоню твоему детективу и скажу, что ты мешаешь активному расследованию. Это ясно?

– Как божий день.

Он вновь нахмурился и наконец-то отошел. Меня тут же отпустило, но я позволила себе расслабиться, лишь когда он отвернулся.

Глава 29

Ван


К тому времени, как мы подъехали к Сетцланд-Корнер-Драг, дождь прекратился, и судя по тому, какое яркое солнце сияло сквозь дымку, люди по ту сторону машины к полудню могли запросто превратиться в пельмени. Положив солнцезащитные очки на приборную панель, я захлопнула дверь и вышла из машины.

– Будет жарко, – сказала я Гарри, когда он тоже вышел. На улице пахло червями и мокрым асфальтом.

– Я думал, тебе нравится такая погода. – Авиаторы он не снял. Может быть, его глаза, бледно-голубые, почти серые, слишком остро реагировали на солнце.

– Почему ты так думаешь? – Я удивилась, что он это понял.

– Ты рассказывала мне об этом в Коста-Рике. – Его брови приподнялись. – Говорила, что в жару чувствуешь себя чище.

Я отвела взгляд, чтобы он не заметил моей улыбки. Дело было не в том, что он меня услышал, а в том, что до сих пор помнил мои слова.

– У Комстока на тебя зуб, – сказал он, видимо, чтобы в ожидании детектива поддержать разговор.

Вчера во время прогулки по Лич-Лейку я нашла маршрут короче, чем тот, который предлагал навигатор, и двинулась по нему, зная, что Комсток будет беситься еще больше, если я его обставлю. Действовать ему на нервы так, чтобы он не смог на меня наорать, – вот какую стратегию я выбрала, чтобы хоть немного выплеснуть бурлившее во мне раздражение и удержать язык за зубами.

– Да, – согласилась я. – Есть такое.

– На твоем месте я бы внял его совету. – Гарри указал подбородком на аптеку, над которой жила Рита Ларсен.

– Ты лучше, чем я, Гарри Стейнбек. – Я наблюдала, как подъезжает машина Комстока, – но я постараюсь.

Комсток выбрался из «Линкольна», всем своим видом кричавшего о том, что внутри полицейский, и направился к двери, ведущей на второй уровень, даже не сказав нам «на старт, внимание, марш». Гарри шел за ним, на ходу снимая солнцезащитные очки, я замыкала цепочку. Дверь была не заперта, лестничный пролет покрывала пыль, краска облупилась, щербатые деревянные ступени кое-как закрепили черными резиновыми накладками. Когда мы поднимались, они скрипели, как банда взбесившихся качелей, так что неудивительно, что Рита Ларсен открыла нам дверь еще до того, как мы до нее дошли.

– Миссис Рита Ларсен? – спросил Комсток.

– Да, спасибо, – ответила она. Я пока ее не видела, но этот странный выбор слов и тон – хриплый, как будто отчаянный – всколыхнули во мне что-то, чего я не могла до конца уловить.

Наконец я добралась до вершины лестницы. Рита выглядела на все свои семьдесят три года: седые волосы, покрытые копотью, видимо, от бигуди, в которых она спала, печальные одинокие глаза за очками, нос, свисающий надо ртом, как промокший от дождя тент. Но несмотря на пыль возраста, сходство с дочерью было очевидным: та же массивная челюсть, высокие и острые скулы. Когда мы вошли, она придержала дверь, давая понять, что дальше кухни нас не пустит – точно так же вчера повела себя ее дочь.

– Мы не отнимем у вас слишком много времени, – сказал Комсток. – Мы возобновляем нераскрытое дело о похищении вашей дочери в восьмидесятом году и надеемся задать вам несколько вопросов.

Надо отдать ему должное, подход был хороший – свалить все на нераскрытое дело, вместо того, чтобы излишне волновать пожилую женщину.

– Ох. – Она пригладила волосы. – Даже не знаю. Мне и рассказать-то вам нечего.

– Мы понимаем. Это было давно. – Комсток вынул блокнот в потертом кожаном переплете с прикрепленной к нему ручкой. – Но если вы расскажете нам все, что помните, это дополнит то, что у нас уже есть.

Ее подбородок чуть качнулся.

– Ну ладно.

Она долго собиралась с духом, ее голос дрожал, но рассказывала она хорошо – придерживалась хронологии, не перескакивала с одной темы на другую. Меня убивало осознание того, что я не могу даже ничего записать, чтобы Комсток опять на меня не наорал, но мне оставалось лишь внимательно слушать, стараясь ничего не упустить.

– Вот все, что я помню, – заключила она спустя примерно десять минут.

Она рассказала в точности то, что было в нашем файле. В тот день ее дочери пошли к ручью вместе с Эмбер. Миссис Ларсен сама много раз посещала этот конец тупика, когда гуляла с собакой. Тогда были другие времена. Это было безопасно. Она не помнила, что делала, когда ей позвонили по поводу Ру, но сразу же помчалась к ней в больницу. Ру ничего не помнила и сейчас тоже не помнит.

– До всех этих событий моя девочка была веселой, яркой, как пасхальное яйцо, – рассказала она. – Но в тот день я потеряла обеих детей, понимаете? И Лили, и Ру. От нее осталась лишь оболочка. Но мы делаем все возможное. Мы делаем все возможное, чтобы справиться. Чтобы снова быть счастливыми. – Она оживленно закивала, словно пыталась себя в этом убедить.

Мне был знаком этот импульс. Отчаянное желание верить, что ничего страшного не случилось. Что даже перед лицом ужаса все осталось таким же, как и прежде. В тот недолгий период, когда нам, детям с фермы, позволяли посещать государственную школу, наш учитель истории, одержимый убийством Кеннеди, показывал нам фильм Запрудера без триста тринадцатого кадра. Он несколько раз прокручивал этот момент, будто мы сразу не поняли, что к чему: вот Кеннеди хватается за горло, вот дергается, когда взрывается его череп, а вот Джеки в ярко-розовом костюме выпрыгивает из кабриолета и бросается к телу мужа, чтобы поднять его и вновь усадить в машину, чтобы все опять было как будто в порядке.