Данн был первым человеком, кого я под дулом пистолета заставила выпить яд.
Вторым был Джон Уилсон. Он работал продавцом в «Кинко», когда мне начали сниться осознанные сны, где он насиловал девочек, с которыми подружился в чатах для несовершеннолетних.
Рэндалл Деврис стал третьим и последним. Он был успешным тренером по женскому футболу, и его обвинили в домогательстве к двенадцати или более несовершеннолетним девочкам из команды, девочкам, которые ему доверяли. Кошмары о нем снились мне с тех пор, как он начал посещать спальню собственной дочери.
Если бы Барт был жив, вместе мы поймали бы всех троих, но я сошла с ума от горя. Это было не оправдание, а просто факт. К тому времени, когда нас с Гарри отправили в Коста-Рику, чтобы следить за женой Девриса, которая, как я знала, не убивала ни одного из этих мужчин, я более или менее взяла себя в руки.
Но я всегда ждала, что меня поймают.
Как долго Гарри ждал письма от курьера? Я почти не сомневалась, что он заговорил об этом сейчас только из вежливости, чтобы дать мне возможность выиграть время, самой решить, сколько еще информации я хочу ему предоставить. Он не знал, насколько это разрушительно.
– Конечно, – молвила я, изумившись тому, что в состоянии говорить. – Мы сможем его допросить, когда закроем это дело.
– Само собой, дело Похищенных для нас в приоритете, – согласился Гарри.
– Само собой.
И вот так все было решено: как только я узнаю, что случилось с Лили и Эмбер – и если повезет, найду Лили живой, меня отправят в тюрьму за убийство трех педофилов, потому что когда Барта не стало, я не знала, как их поймать, и я была не в силах пережить еще одну ночь чудовищных видений о том, что они творили с детьми.
Глава 31
Ван
Компьютер у дальней стены кофейни «Магнолия» был настоящим, мать его, динозавром. В принципе, он предназначался для всех посетителей, но я ни разу не видела, чтобы за ним кто-нибудь сидел. Обычно все, кто сюда приходил, брали с собой современные высокоскоростные макбуки, гладкие и блестящие, и подключали к ним наушники, считая своим неотъемлемым правом доступ ко всей информации, собранной с незапамятных времен. Стоя в очереди, я смотрела на старого зверя. Гарри я уже отвезла в Бюро и теперь заехала сюда быстренько перекусить.
Наш разговор так и гудел у меня в ушах. У Гарри была сестра, и она пропала. Я не знала, что делать с этой информацией, но ничего не делать тоже не могла. Хотя мое время было ограничено. Вполне возможно, тем самым свидетелем, который видел женщину, выходившую от Лестера Данна.
Ну вот и все, думала я. Гарри попросит курьера описать убийцу, и он просто укажет на меня. С этой новой информацией делать было нечего, только продолжать выполнять свою работу, пока крышка не захлопнется.
Очередь дошла до меня. Я хотела было сделать заказ, когда бариста сказала:
– Я знаю, мокко.
– Спасибо. – Я растерянно моргнула. – И сэндвич с ветчиной и сыром.
Бариста, кареглазая брюнетка чуть помладше меня, по среднезападным меркам симпатичная, отчего-то так и не начала готовить мой кофе. Видимо, я упустила какой-то социальный сигнал.
– Надо поговорить о погоде, да? – спросила я. Она усмехнулась:
– Вы меня не помните.
– Конечно, помню, вы почти все время здесь работаете. И отлично справляетесь.
– Я недавно пришла в приют для животных в Миннеаполисе. Прохожу обучение как волонтер. Я думала, вы меня заметите, но вы разбирались с той неприятной девицей, которая пыталась указывать, что вам делать. – Она усмехнулась. – Мне понравилось, как вы ей ответили.
Я кивнула, но мои мысли были далеко. Интересно, думала я, сколько людей, которых мы не замечаем, каждый день проходят мимо нас? Сколько рабочих мы впускаем в свои дома безо всякой задней мысли? Сколько бариста могут подсыпать нам в напиток какой угодно яд? Сколько курьеров и уборщиков приходят к нам на работу?
А дети – еще незаметнее. Кто из тех, кто видел трех девочек в тот жаркий летний день восьмидесятого года, мог знать, что они направляются к ручью?
– Вы заботились о том большом псе, – продолжала бариста, – о Макгаффине.
– О, да. – Я ненадолго вернулась в тот момент и улыбнулась. – Он такой милый. Надеюсь, его скоро усыновят.
– Я тоже надеюсь. – Она взяла у меня деньги, отдала мне сдачу и наконец занялась моим заказом. – Вы случайно йогой не интересуетесь?
Я покачала головой.
– Хотя, наверное, растяжка бы мне не помешала, – я сказала это просто для поддержания разговора. Мысленно я уже организовывала встречу с Кайлом, проводила мозговой штурм по поводу людей вне поля зрения, на которых стоило обратить внимание.
– По вторникам я веду занятия. Заходите как-нибудь.
Я оглянулась. За моей спиной уже образовалась приличная очередь. Я не знала, в чем дело: заигрывает со мной эта девица, заманивает как перспективного клиента или надеется на хорошие чаевые. На всякий случай я заменила доллар, который оставила на стойке, на пятерку.
– А где это?
Она протянула мне мокко и указала на листовку, приклеенную к стойке. На ней было фото самой бариста и символ Ом.
– В Миннеаполисе, к сожалению, не вышло.
Я прочитала информацию на листовке. Занятия проходили в полутора километрах от моей квартиры.
– Ваш сэндвич будет готов через несколько минут. – Она улыбнулась. – Как вас позвать?
– Евангелина, – ответила я. – Ван.
– Хорошо, Ван. – Она по-прежнему улыбалась, когда я подошла к громоздкому компьютеру и сделала большой глоток прекрасного кофе. Опустилась на пластиковый стул, поставила чашку рядом с клавиатурой, переключилась на режим инкогнито. И набрала «Мари Роден» в строке поиска.
Первой всплыла ее страница в Википедии – как я поняла, официальный ее портрет. Ей был всего сорок один год, но выглядела она намного старше – видимо, свое дело делали строгая прическа, брючные костюмы и жемчуг. Кайл сообщил мне не совсем верную информацию: она была сенатором штата, а не представителем, и отвечала за пятьдесят шестой округ, который находился к югу от Миннеаполиса. Помимо этого, она была председателем Комитета по финансам и политике судебной власти и общественной безопасности.
Рядом с ковриком для мыши появился мой сэндвич, завернутый в коричневую бумагу.
– Я решила сама вам его принести. – Глаза баристы заплясали. – Кстати, меня зовут Алексис.
– Спасибо, Алексис. – Сэндвич пах просто божественно. Теплый хлеб, сливочный сыр и соленая ветчина. Я решила, что буду одновременно есть и искать информацию. Вот блин. Лучше бы дотерпела до дома – там мне не нужно было беспокоиться, куда упадут крошки.
Я скомкала бумагу и откусила уголок круассана. Хлопья тут же посыпались мне на брюки. Неудобные лоферы я сменила в машине на черные низкие конверсы – для ботинок было слишком жарко и влажно. Придерживая сэндвич левой рукой и продолжая жевать, открыла раздел «Личная жизнь».
Ее политика меня не интересовала. Только то, кто мог скрываться за дверями ее подвала.
Страница сообщила мне, что она замужем за Майклом Роденом и что у них двое детей, Мадлен и Маркус. Мне пришлось заглянуть в блоги сплетен, чтобы выяснить, что Майкл Роден работал начальником скважины в нефтегазовой отрасли, пока ему не диагностировали болезнь Лу Герига[6], которая сейчас находится на поздней стадии. Ему было тридцать шесть лет – тревожно рано для такого диагноза.
Оба ребенка были приемными. Когда я увидела их фото, мне пришлось отложить сэндвич, и я с трудом проглотила даже то, что было у меня во рту.
Это были те самые испуганные ребята, что я видела в приюте.
Женщина в сером, стоявшая ко мне спиной, на которую зарычал Макгаффин? Несомненно, сама Мари Роден. Я выплюнула в салфетку ком пережеванной ветчины с сыром. Интернет сообщил мне, что девочке, Мадлен, девять лет, мальчику, Маркусу, семь. Недавнее интервью для «Пионер Пресс» сообщало, что днем о муже и детях сенатора Роден заботится нянечка, а ночью – она сама. Не сказать чтобы я очень уж много знала о болезни Лу Герига, но само собой, ухаживать за человеком с таким диагнозом было той еще задачей. Я позвонила Кайлу. Он ответил почти сразу.
– Да? – сварливо проворчал он. У меня не было времени на политесы. Я собиралась убить двух зайцев одним выстрелом.
– В какой больнице доктор Кайнд работал в восьмидесятом году?
Он тут же зашуршал карточками.
– В Риджлайн.
В кофейню вошла, держась за руки, по уши влюбленная парочка.
– В той самой, где сейчас работает Ру Ларсен.
– Ага. – Он застучал по клавиатуре. – Считай, что мы нашли карту сокровищ, потому что там до сих пор работает владелец хижины возле места преступления. Крейг Карлсон.
– Мир тесен.
Парочка отстояла очередь. Руки они держали в карманах друг у друга.
– Есть ли какая-то связь между Ру и доктором Кайндом? – рискнула спросить я и тут же вновь услышала щелканье.
– Неа. Кайнд проработал там еще четыре года после того, как исчезла его дочь, а в восемьдесят четвертом уволился, судя по моим записям. Ру Ларсен пришла туда лишь в девяносто шестом, когда больницу перестроили из частной в государственный медицинский центр.
– Хм. Напомни мне, какое у него алиби.
– Он был на операции.
Точно.
– Кто это подтвердил?
– Кажется, он сам, его жена и звонок из полиции Лич-Лейка в больницу.
– Исчерпывающе, – заметила я.
Кайл фыркнул.
– Я все равно заеду и проверю, – предупредила я.
– Окей, – ответил Кайл.
– А ты тем временем займись всеми невидимками, которые в тот день могли встретиться девочкам. Малярами, уборщицами и всеми остальными. – Я не стала добавлять в список полицейских вне дежурства, хотя по собственному опыту знала, что когда дело доходит до совершения преступления, правоохранительные органы при любом раскладе становятся невидимыми. Однако было бы нехорошо высказывать свои подозрения насчет Комстока так рано. Еще не хватало, чтобы кто-нибудь списал их на мое желание отомстить ему за то, как он со мной обращался.