Кайл сообщил мне по телефону, что миссис МакКормик за девяносто, она живет за счет социального обеспечения и волонтерит в церкви. Каждое воскресенье ее отвозит туда подруга, потому что слабое зрение не позволяет Наде самой водить машину.
Я постучала в ее дверь. Пока я ждала, я изучала пандус, ведущий вверх. Все, что могло бы хоть как-то сойти за ландшафтный дизайн – камни, разложенные по периметру дома примерно на метр. Но сорняков не было видно, и значит, за всем этим кто-то ухаживал.
Из-за того, что я сюда приехала, я могла потерять работу. Даже если бы спасла Лили Ларсен.
Дверь открыла улыбчивая женщина в инвалидной коляске. Ее лицо было сморщено, как изюм, снежно-седые волосы коротко подстрижены и туго завиты.
– Чем могу быть полезна?
– Здравствуйте, миссис МакКормик. Я офицер полиции. – Что ж, назвалась груздем… – У меня к вам несколько вопросов о вашем сыне Гаррике. Вы не возражаете, если я войду?
Ее молочно-белые глаза чуть расширились.
– С моим мальчиком все в порядке?
– Конечно, мэм. Так вы меня пустите?
Она развернула инвалидную коляску, чтобы дать мне пройти.
– Конечно, конечно. Я только что испекла печенье. Сейчас сварю кофе.
Меня окутал теплый запах шоколадной выпечки.
– Спасибо, миссис МакКормик, но я не голодна.
– Глупости. Попробуйте хоть одно. Десятки лет их пеку, во сне и то могу.
Легче было согласиться, чем спорить. Она велела мне ждать в гостиной, на слишком жестком диване, а сама исчезла за дверью, которая, как я предполагала, вела на кухню. В гостиной стояли телевизор старой модели, два неудобных на вид стула, журнальный столик и диван, на котором я сидела. Стены были покрыты бархатными картинами с изображением девушек с ангельскими лицами, стоявших на коленях и сложивших руки в молитве. На журнальном столике лежали принадлежности для вязания.
Вскоре вернулась миссис МакКормик, неся в руках блюдо, полное идеально круглого печенья. Я откусила кусочек. Сладость растаяла у меня на языке. Печенье было еще теплым, сочилось липким шоколадом, и пахло чем-то еще, что я не могла определить. Гвоздикой? Миндалем?
– Очень вкусно, спасибо, – улыбнулась я. – Вы кого-то ждали?
Она одарила меня идеальной улыбкой во весь рот.
– Я люблю гостей, поэтому всегда к ним готова. Так что же с моим мальчиком? Знаете, в последнее время ему пришлось нелегко. Но он хороший человек. И всегда был хорошим.
Я доела печенье и потянулась за салфеткой.
– Что еще вы можете о нем рассказать?
– Его отец исчез, когда я была беременна. – Ее глаза метнулись ко мне. Видимо, ее интересовало, не буду ли я ее осуждать. – Так что у него не было отца, но я думаю, на моего мальчика это не сильно повлияло. – Миссис МакКормик даже не спросила, зачем мне понадобилась информация о ее сыне. Либо она была очень доверчива, либо глуповата – в общем-то, подумала я, разница между тем и другим небольшая. – В детстве у бедного Гаррика были проблемы со здоровьем. То и дело ломал кости. Ну, сами знаете, мальчишки. Не могут без шалопайства.
Мой пульс участился.
– У него было много друзей?
Ее улыбка померкла.
– Увы, все силы у него уходили на другое, у бедного мальчика. Он у меня такой умный. Сразу после школы пошел работать в строительную компанию, и так там до сих пор и работает. Нелегко ему пришлось. Он занимался телефонными столбами, но сейчас они мало кому нужны – детишки все ходят с мобильниками. – Она многозначительно посмотрела на мой пиджак, во внутреннем кармане которого лежал смартфон. Видеть его контур она не могла. Может быть, за ее мутным взглядом скрывалось что-то другое? – Но мой Гаррик – крепкий орешек, какие бы сюрпризы ему ни готовила жизнь. Сначала ему навязали переквалификацию, а теперь еще и это. – Она вдруг полезла в сумку, прикрепленную к ее инвалидной коляске, и достала белое одеяльце в розовых и желтых бутонах. – Вот, сшила им с женушкой. Представляете, у них только что родилась дочка. Гаррик сказал, что он слишком стар для такого, но если он старый, какая тогда я? – Она захихикала и хлопнула себя по ноге. – Без этой колымаги я даже не смогу добраться до Нового Берлина, чтобы взглянуть на малышку. – Ее смех стал истерическим.
Я не знала, что чувствую, но это чувство во мне достигло пика. Я слышала отдаленный грохот, будто ко мне приближался поезд. Пока он не прибыл, нужно было быстро соединить детали.
Я уже встречалась с Гарриком МакКормиком.
Но звали его по-другому.
Было уже поздно уступать дорогу поезду. Он собирался разрезать меня пополам и раскидать окровавленные останки по обе стороны путей. Но мне вдруг отчаянно захотелось, чтобы все произошло именно здесь, под жутким, как у трупа, взглядом матери Гаррика МакКормика.
– Миссис МакКормик, как выглядит жена Гаррика? – спросила я, уже зная ответ. Мне просто нужно было, чтобы она продолжала говорить, иначе я могла лишиться рассудка.
– В юности – а она была совсем девочкой, когда за него вышла, – была светленькой, как шведка. Теперь уже седеть начала. Бог ты мой, с годами все в ней изменилось – такое случается и с лучшими из нас. Только тихий ее характер остался прежним да подвеска, которую она всегда носила, – половинка сердца. В жизни бы не рассталась с этой подвеской, хоть ее режь. Да еще любовь к сестренке никуда не делась. Та тоже скромница. Раньше они приезжали дважды в год, но я уж давно их не видела. Надо бы Гаррика навестить.
Одеяльце в цветочных бутонах. То же, что в кухне Джека Дэвиса.
То же, что в моих видениях.
Джек Дэвис и есть Гаррик МакКормик. Он похитил Эмбер и Лили. Младенец в моих кошмарах – его ребенок.
Миссис МакКормик, поняла я, безумна, как Шляпник из «Алисы в Стране чудес», и мне очень повезло, если она не отравила печенье.
– Спасибо, что уделили мне время, – сказала я, вставая, – но мне пора идти.
– Точно не останетесь? – Она вытащила зубные протезы и положила их на блюдо рядом с печеньем. – Терпеть не могу есть в одиночестве. – Ее рот стал зияющей дырой, которая расширилась за пределы человеческих возможностей, раскрылась, как челюсти змеи.
Я не стала закрывать дверь, просто молча побрела к машине. Едва я выбралась на свежий воздух, в голове сразу же прояснилось, и я позвонила Кайлу. Он взял трубку в ту же секунду.
– Чендлер тебя ищет, Ван. – Его голос был напряженным. – Это нехорошо.
– Нет времени. Джек Дэвис – вот кто нам нужен. Я уже еду туда. Скажи Гарри. Скажи Комстоку.
– Мужчина, сосед которого звонил насчет пропажи одной из его дам? – недоверчиво пробормотал Кайл. – Думаешь, он во всем виноват?
– Да!
– Но, Ван, Чендлер сказал, что тебя уже отстранили от дела…
– Скажи Комстоку. Скажи Гарри, – повторила я, положила трубку и рванула прочь, как летучая мышь, которой удалось выбраться из ада.
лучше
бы
поглубже
но
и так
сойдет
Он выкопал яму в ста восьмидесяти метрах от дома, прямо на опушке леса. Удачное место, довольно плотно скрытое за деревьями и не изрытое корнями. Можно было бы на метр глубже, но у него не было возможности ждать. Она уже приехала в его дом.
У него не было никаких документов. По крайней мере, на имя Джека Дэвиса. Это имя он выбрал, когда окончил среднюю школу и переехал в Новый Берлин. Джек Дэвис, домовладелец. Много лет работает на одной и той же работе. Никогда не обращается к врачу, избегает неприятностей.
Но вот два дня назад его сосед, мерзкий тип, сам позвонил на горячую линию Бюро. Вообще-то он и сам думал туда позвонить. Никто не станет подозревать того, кто в центре внимания. Вот почему он еще в июле восьмидесятого года пришел в полицейский участок и сказал, что видел, как курьер из Швана наблюдал за девочками. После этого он стал невидим для полицейских.
Но на этот раз он почти сразу отказался от такой идеи. Ему нужно было затаиться и остаться вне поля зрения закона. Но вышло иначе. Позволив Вайолет и Айрис – когда она была жива – гулять по дороге, он попал под подозрение, когда Айрис исчезла. Хорошо, что Ван Рид не узнала его, когда зашла. И все равно, увидев ее машину, он весь похолодел.
Вот почему у него не было другого выбора, кроме как избавиться от Вайолет прежде, чем его заберут.
Пока он оставил ей жизнь, чтобы она могла позаботиться о ребенке. Сенатор должна была забрать его сегодня, но утром он услышал по радио, что ее арестовали, устроили какой-то рейд. Все летело к черту. Выход был только один: избавиться от Вайолет, прежде чем ситуация накалится, прежде чем они появятся и начнут задавать вопросы.
На публике она хорошо держалась, как и Айрис. Головы опущены, рты закрыты. Не убегали, даже когда могли убежать. Это доказывало, как сильно они его любили. Но Вайолет была всего лишь женщиной. Слабой. Она не смогла бы выдержать допрос в полиции.
Но убивать ее будет непросто. О, нет.
Она была его любимицей. Он неделями наблюдал за этими двумя светловолосыми ангелами, пока подключал телефонные линии. Они были так похожи на Лотти, его первую девушку. Про себя он прозвал старшую Айрис, в честь героини Джоди Фостер в его самом любимом фильме, «Таксист», а младшую – Вайолет, в честь девушки, которую Брук Шилдс сыграла в «Прелестном дитя», его втором любимом фильме[14].
Они снились ему ночью, а на следующее утро он пошел на работу и увидел, что они еще красивее, чем он запомнил. День за днем его желание становилось сильнее, а план их похищения – продуманнее. По утрам, когда он не работал, он ждал в лесу, натянув на голову нейлон, чтобы его не могли опознать, а затем прятался в дупле дерева. Дорога, ведущая мимо него, была узкой, по ней мало кто ходил. Большинство детей выбирали другой путь к ручью. Но если ангелы хотели поплавать, им пришлось бы выбрать этот путь. На пятый раз ему повезло.
Брюнетка была ему не нужна. Но и причинять ей боль он не хотел. Он был не таким человеком. Он лишь велел ей разуться – асфальт был раскален, и это замедлило бы ее путь, – и пообещал, что, если она проболтается, заживо похоронит ее младшую сестру. А потом заставил ее закрыть глаза и сосчитать до ста. Он отвел двух блондинок в хижину, которую обнаружил, гуляя по лесу, и решил, что на этом все и закончится.