Фрэнк выхватил пистолет из-за пояса. Это была его вторая ошибка. Первая состояла в том, что он сбил с ног агента ПОЗ.
Кайл скинул его с себя одним движением, уложив на лопатки, навалился сверху и с хрустом выкрутил руку, в которой противник держал «ЗИГ Зауэр».
Фрэнк, вскрикнув, разжал пальцы и выронил оружие. Не отпуская запястье – которое, очевидно, было сломано, – Кайл перевернул его на живот и уперся коленом в спину.
– Где, черт тебя подери, Эвелин?!
– Я не знаю! – прохрипел Фрэнк в грязь.
Кайл, достав наручники, защелкнул один браслет на его сломанном запястье, второй – на здоровой руке.
– У тебя ее пушка.
– Нет, это моя!
Голос Фрэнка дрогнул – Кайл не знал, от боли или от того, что он лгал, но не поверил бы в любом случае. Потому что он уже подобрал пистолет – это был «ЗИГ Зауэр П228». Большинство агентов ФБР носят «глоки», но Эвелин предпочитает марку «ЗИГ». Разумеется, у Фрэнка могут быть те же предпочтения, но он же здоровенный мужик, а П228 меньше более распространенного П226 и считается «женской» моделью.
– Где она?
– Я не знаю, – упорствовал Фрэнк.
Тогда Кайл схватил скованные за спиной руки и вздернул его на ноги, вероятно причинив ужасную боль в сломанном запястье.
– Я не знаю, – простонал Фрэнк в третий раз.
Кайл развернул его лицом к себе. В глазах у Фрэнка стояли слезы, но взгляд был честный. Похоже, он и правда не знал, где Эвелин.
– Мне не нравится эта кличка – Массовик-затейник, – недовольно скривила губы Норин. – И папе она не нравилась. Он писал стишки-потешки не для развлечения, а для того, чтобы все объяснить. Папа всегда говорил, что его должны называть Спасителем и Покровителем.
На фоне леденящего страха Эвелин почувствовала злость на себя – за то, что так ошиблась с профайлом. Дело Массовика-затейника было самым важным в ее жизни, а она облажалась! Если Норин застрелит ее сейчас, узнает ли кто-нибудь правду о том, что случилось с Касси и другими девочками?
От злости напряглись все мышцы, кулаки сжались, тело приготовилось к прыжку. Одно дело – думать о Норин как о невольной соучастнице, ставшей жертвой сначала отца-социопата, который искалечил ее психику, а затем извращенца-дяди. Другое – выяснить, что Норин виновна в преступлениях наравне с отцом. Она знала, что Эрл Эббот сделал восемнадцать лет назад, и вместо того, чтобы сдать его полиции, все эти годы хранила молчание, а потом, когда выросла, сделала то же самое еще с тремя девочками.
Ярость вспыхнула с такой силой, что в груди стало горячо, и Эвелин поняла, что ненависть отразилась на ее лице.
– Не смотри на меня так, Эвелин, – попросила Норин детским голоском. – Если бы родители хорошо заботились о тех девочках, я бы ни за что их не забрала. Это они виноваты, плохие мамы и папы, а не я! Их нужно было наказать. – Взрослый голос опять вернулся, в нем прорвался гнев. – Никто из них не заслужил возвращения дочерей! Но возможно, теперь они одумаются и станут заботиться о детях как следует!
Норин была безумна, и Эвелин прикусила язык, чтобы не выпалить это ей в лицо. Не важно, во что Норин верит и что говорит в оправдание своих преступлений. Главное сейчас – выбраться отсюда, чтобы засадить Норин за решетку до конца ее дней.
За решетку или в психиатрическую клинику, а не в подземную камеру, хотя Эвелин предпочла бы, чтобы Норин испытала все то, чему подвергались жертвы похищений Массовика-затейника. Чтобы она сидела в непроглядной темноте, гадая, вызволит ли ее кто-нибудь, или впереди – медленная смерть от голода. Чтобы замирала от страха в ожидании, что крышка может откинуться в любой момент и вместо спасения придут боль и страдания. Чтобы не знала, увидит ли она когда-нибудь снова дневной свет и свой дом.
Норин этого заслуживала.
Эвелин не отводила взгляда от пистолета в руках девушки. Дыхание участилось, пальцы напряглись, будто им не терпелось сжать рукоятку и нащупать спусковой крючок.
– Даже не думай об этом, – процедила Норин – не маленькая девочка, а взрослая сотрудница полиции, только уже менее робкая и застенчивая, чем помнила Эвелин. – Попробуешь отобрать у меня пистолет – и я нажму на спуск. Джек научил меня стрелять из «глока». Он хороший наставник.
– Тогда зачем ты так поступила с ним? – спросила Эвелин, стараясь унять бешеное сердцебиение и справиться с гневом.
Норин пожала плечами:
– Он пришел поговорить с Фрэнком. Его что-то тревожило с самого утра – я это заметила. Он думал, что упустил что-то, но никак не мог понять что. Пришлось позаботиться, чтобы он этого так и не понял. Рано или поздно Джек догадался бы, что мой дядя тут ни при чем.
– Как ты его сюда дотащила?
Эвелин не сомневалась, что ей помог Фрэнк. Сама Норин не справилась бы, Джек весит гораздо больше, чем она.
Но девушка опять захихикала:
– Я разыграла святую невинность, даже поплакала. Сказала Джеку, что нашла кое-что на поле, которое принадлежит моему дяде. Привела его сюда, показала яму и притворилась, что боюсь туда спускаться. Тогда он полез первым. Я ударила его по голове и забрала пистолет. – На лице Норин отразилось раскаяние, но всего лишь на секунду. – Я должна была это сделать.
– И когда он оказался в яме, ты решила его подставить?
– Нет. Я решила гораздо раньше. – Норин сердито посмотрела на Эвелин: – Это все из-за тебя! Ты подобралась ко мне слишком близко, я хотела от тебя избавиться!
– Это ты стреляла в меня на парковке?
– О да. Тогда я промахнулась, но не обольщайся: мне помешало поднятое стекло машины. В тире я всегда попадаю в яблочко!
Разговор о выстрелах лучше было поскорее свернуть. Эвелин быстро спросила:
– А при чем тут Джек?
– Ну, мне же все-таки надо было как-то от тебя отделаться, потому что никто другой не смог бы меня заподозрить. Я как раз размышляла, что бы предпринять, и вдруг мне позвонил Джек и сказал, что ты расспрашивала его о моей сестре. Я испугалась – подумала, если ты начнешь копать в этом направлении, скоро докопаешься до правды. Как выяснилось, я тебя переоценила.
Эвелин скрипнула зубами. Норин была права: как профайлер она проглядела самое главное. И если бы сегодня на веранде дядиного дома Норин не направила на нее пистолет, так и блуждала бы в потемках. Ей стало совсем нехорошо. Главным в ее жизни была работа, и до сих пор Эвелин твердо верила, что профайлинг – ее призвание и что она стала настоящим профессионалом. Но может быть, она и вовсе не годится для этого ремесла? Может, Дэн был прав с самого начала и для расследования преступлений Массовика-затейника нужен кто-то более опытный? Своим желанием приехать в Роуз-Бей она завалила дело. Ведь если Норин все сойдет с рук, это будет исключительно ее, Эвелин, ошибка.
– Я решила, что нужно еще раз попробовать тебя пристрелить, – продолжала Норин. – Но для этого надо было дождаться темноты, а днем я постаралась сыграть на опережение. Мне, конечно, не хотелось рассказывать тебе о том, что моя сестра умерла, но я понимала, что будет хуже, если ты сама об этом узнаешь. Так что я все-таки рассказала и тем самым заставила тебя заподозрить моего дядю. – Норин улыбнулась. – И ты попалась на этот крючок. – Она снова посерьезнела. – Я таким образом надеялась выгадать время, чтобы вечером опять последовать за тобой до отеля и дождаться, когда ты выйдешь из машины. Но в город приехал второй профайлер, и я поняла, что необходим новый план. Джек был самой подходящей кандидатурой для отвода глаз. Мой папа собирался подставить старшего Баллока, а я выбрала младшего. Все должно было получиться, ведь подземное убежище находится на поле, которое теперь принадлежит ему. – Норин вздохнула. – Очень жаль, что так вышло, Джек всегда был добр ко мне. Но я обязана сохранить тайну. Стольких девочек еще нужно спасти… – В голосе послышалась тоска. – Теперь мне придется искать Пегги где-то в другом месте.
– Если ты уедешь из города, а похищения здесь сразу же прекратятся, это привлечет к тебе внимание, – сказала Эвелин.
Норин натянуто улыбнулась:
– О, я подожду, пока не найдут Джека. Все знают, что мы с ним друзья, я скажу, что мне тяжело оставаться в городе после его смерти, и уеду. Теперь, конечно, нельзя будет писать стишки. – Она подняла взгляд к черному небу в проеме. – Прости, папа.
Эвелин в этот момент собралась кинуться на нее, но взгляд Норин мгновенно метнулся обратно к ней.
Нужно было заставить девушку продолжать говорить – только так можно ее отвлечь. Эвелин задала первый пришедший в голову вопрос:
– Отец тебя всему научил?
Норин внимательно смотрела на нее, снова растянув губы в улыбке.
– Я знаю, чего ты добиваешься, Эвелин. – Ствол пистолета описал круг. – Но я так долго молчала, что мне даже приятно кому-нибудь обо всем рассказать. И даже хорошо, что меня выслушаешь именно ты. Ты столько лет искала Касси, что будет справедливо, если ты узнаешь правду перед… Ну, перед тем, что случится дальше. Отвечаю на вопрос: нет, папа меня ничему не учил. Заболев, он вообще перестал об этом говорить. Я знала: он втайне надеялся выздороветь, чтобы в конце концов найти мне сестру, но не смог. – Норин тяжело вздохнула. – Он умер с мыслью о том, что подвел меня. А я злилась на него все эти годы, потому что он не разрешил мне оставить себе одну из девочек и тем самым обрек на одиночество. А когда у меня отобрали дом за долги… – Норин всхлипнула, рука с пистолетом дернулась, но тут же выровнялась. – В итоге все сложилось к лучшему. Когда я прибиралась в доме, перед тем как выставить его на продажу, и упаковывала папины старые бумаги и компьютер, меня вдруг ошарашила мысль: это не должно закончиться! А через пару месяцев, когда ты затребовала из архива дело Массовика-затейника, найти все документы и отправить их в ФБР поручили мне.
У Эвелин кровь отхлынула от лица. Получается, она своим запросом подтолкнула Норин к преступлениям?..
– Я как раз искала законный способ получить доступ к материалам дела. Допуск у меня, конечно, был, но мое имя записали бы в журнале регистрации, а мне не хотелось оставлять следы. – Норин грустно улыбнулась. – Ты дала мне возможность вспомнить все, что было восемнадцать лет назад, и внимательно изучить детали, чтобы повторить папины действия один в один. – Ее взгляд затуманился, как будто девушка погрузилась в воспоминания.