- Я думаю, что все это слишком сложно для меня, мистер Бэлфур, - сказала она. - Я думаю, что одной встречи достаточно и мы можем расстаться, как благородные люди.
- О, если бы хоть одна душа мне поверила! - взмолился я. - Иначе я не смогу жить! Весь мир словно в заговоре против меня. Как же я исполню свой долг, - если судьба моя так ужасна? Ничего я не смогу сделать, если никто в меня не поверит. И человек умрет, потому что я не смогу выручить его!
Она шла, высоко подняв голову и глядя прямо перед собой, но мои слова или мой тон заставили ее остановиться.
- Что вы сказали? - спросила она. - О чем вы говорите?
- О моих показаниях, которые могут спасти невинного, - сказал я, - а мне не разрешают быть свидетелем. Как бы вы поступили на моем месте? Вы-то знаете, каково это, вашему отцу тоже угрожает смерть. Покинули бы вы человека в беде? Меня пытались уговорить всякими способами. Хотели подкупить и сулили золотые горы. А сегодня этот цепной пес объяснил мне, что я у него в руках, и рассказал, каким образом он меня погубит и опозорит. Меня хотят сделать соучастником убийства; я будто бы разговором задержал Гленура, польстившись на старое тряпье и несколько монет; я буду повешен и опозорен. Если меня ждет такая смерть - а я еще даже не считаюсь взрослым, - если по всей Шотландии обо мне будут рассказывать такую историю, если и вы тоже ей поверите, и мое имя станет притчей во языцех, - как я могу, Катриона, довести свое дело до конца? Это невозможно, этого не выдержит ни одна человеческая душа!
Слова мри лились сплошным потоком, без передышки; умолкнув, я увидел, что она смотрит на меня испуганными глазами.
- Гленур! Это же эпинское убийство! - тихо, но изумленно произнесла она.
Встретившись с нею, я повернул обратно, чтобы проводить" ее, и сейчас мы почти дошли до вершины холма над деревней Дин. При этих ее словах я, не помня себя, шагнул вперед и заступил ей дорогу.
- Боже мой! - воскликнул я. - Боже мой, что я наделал! - Я сдавил кулаками виски. - Что со мной? Как я мог проговориться, это просто наваждение!
- Да что случилось? - воскликнула она.
- Я поступил бесчестно, - простонал я, - я дал слово и не сдержал его! О Катриона!
- Но скажите же, что произошло? - спросила она. - Чего вы не должны были говорить? Неужели вы думаете, что у меня нет чести? Или что я способна предать друга? Вот, я поднимаю правую руку и клянусь.
- О, я знаю, что вы будете верны слову, - сказал я. - Речь обо мне. Только сегодня утром я смело смотрел им в лицо, я готов был скорее умереть опозоренным на виселице, чем пойти против своей совести, а через несколько часов разболтался и швырнул свою честь в дорожную пыль! "Наша беседа убедила меня в одном, - сказал он, - на ваше слово можно положиться". Где оно теперь, мое слово? Кто мне теперь поверит? Вы-то уже не сможете мне верить. Как я низко пал! Лучше бы мне умереть!
Все это я проговорил плачущим голосом, но слез у меня не было.
- Я гляжу на вас, и у меня разрывается сердце, - сказала она, - но, знаете, вы чересчур к себе взыскательны. Вы говорите, что я вам не стану верить? Я доверила бы вам все, что угодно. А эти люди? Я бы и думать о них не стала! Люди, которые стараются поймать вас в ловушку и погубить! Фу! Нашли, перед кем унижать себя! Держите голову выше! Знаете, я готова восхищаться вами, как настоящим героем, а вы ведь только чуточку старше меня! И стоит ли так убиваться из-за того, что вы сказали лишнее слово другу, который скорее умрет, чем выдаст вас! Лучше всего нам с вами об этом забыть.
- Катриона, - сказал я, глядя на нее виноватыми глазами, - неужели это правда? Вы все же мне доверяете?
- Вы видите мои слезы? Вы и им не верите? - воскликнула она. - Я бесконечно вас уважаю, мистер Дэвид Бэлфур. Пускай даже вас повесят, я никогда вас не забуду, я стану совсем старой и все равно буду помнить вас. Это прекрасная смерть, я буду завидовать, что вас повесили!
- А может быть, я просто испугался, как ребенок буки, - сказал я. Может быть, они просто посмеялись надо мной.
- Вот это мне надобно уразуметь, - сказала Катриона. - Вы должны рассказать мне все. Так или иначе, вы проговорились, теперь извольте рассказывать все.
Я сел у дороги, она присела рядом, и я рассказал ей все почти так, как здесь написано, умолчав только о своих опасениях, что ее отец пойдет на постыдную сделку.
- Да, - сказала она, когда я кончил, - вы, конечно, герой, вот уж никогда бы не подумала! И мне кажется, жизнь ваша действительно в опасности. О Саймон Фрэзер! Подумать только, что за человек! Ввязаться в такое дело из-за денег и из страха за свою жизнь! - И тут я услышал странное выражение, которое, как я потом убедился, было ее постоянным присловьем. - Вот наказанье! - воскликнула она. - Поглядите, где солнце!
Солнце и в самом деле уже клонилось к горам.
Катриона велела мне поскорее прийти опять, пожала мне руку и оставила меня в радостном смятении. Я не спешил возвращаться на свою квартиру, боясь, что меня тотчас же арестуют; я поужинал на постоялом дворе и почти всю ночь пробродил по ячменным полям, так явственно чувствуя присутствие Катрионы, будто я нес ее на руках.
ГЛАВА VIII
ПОДОСЛАННЫЙ УБИЙЦА
На следующий день, двадцать девятого августа, в условленный час я пришел к Генеральному прокурору в новой, с иголочки, сшитой по моей мерке одежде.
- Ого, - сказал Престонгрэндж, - как вы сегодня нарядны; у моих девиц будет прекрасный кавалер. Это очень любезно с вашей стороны. Очень любезно, мистер Дэвид. О, мы с вами отлично поладим, и надеюсь, все ваши тревоги близятся к концу.
- Вы хотите мне что-то сообщить?
- Да, нечто совершенно неожиданное, - ответил он. - Вам, в конце концов, разрешено дать показания; и если вам будет угодно, вы вместе со мной пойдете на суд, который состоится в Инверэри, в четверг двадцать первого числа будущего месяца.
От удивления я не мог найти слов.
- А тем временем, - продолжал он, - хотя я и не беру с вас еще раз слово, но все же обязан предупредить, что вам следует строго соблюдать наш уговор. Завтра вы дадите предварительные показания; а потом - надеюсь, вы понимаете, что чем меньше вы будете говорить, тем лучше.
- Постараюсь быть благоразумным, - сказал я. - За эту огромную милость я, наверное, должен поблагодарить вас, и я приношу свою глубокую благодарность. После вчерашнего, милорд, для меня сейчас словно открылись врата рая. Мне даже с трудом верится, что это правда.
- Ну, постарайтесь как следует, и вы поверите, постарайтесь и поверите, - успокаивающе молвил он, - а я очень рад слышать, что вы считаете себя обязанным мне. Вероятно, возможность отплатить мне представится очень скоро... - Он покашлял. - Быть может, даже сейчас. Обстоятельства сильно изменились. Ваши свидетельские показания, ради которых я не хочу сегодня вас беспокоить, несомненно, представят дело в несколько ином свете для всех, кого оно касается, и потому мне уже будет менее неловко обсудить с вами один побочный вопрос.
- Милорд, - перебил я, - простите, что я вас прерываю, но как же это случилось? Препятствия, о которых вы говорили в субботу, даже мне показались совершенно непреодолимыми, как же удалось это сделать?
- Дорогой мистер Дэвид, - сказал он, - я никак не могу даже перед вами разглашать то, что происходит на совещаниях правительства, и вы, к сожалению, должны удовольствоваться просто фактом.
Он отечески улыбался мне, поигрывая новым пером; я не допускал и мысли, что в его словах есть хоть тень обмана; однако же, когда он придвинул к себе лист бумаги, обмакнул перо в чернила и снова обратился ко мне, моя уверенность поколебалась, и я невольно насторожился.
- Я хотел бы выяснить одно обстоятельство, - начал он. - Я умышленно не спрашивал вас о нем прежде, но сейчас молчать уже нет необходимости. Это, конечно, не допрос, допрашивать вас будет другое лицо; это просто частная беседа о том, что меня интересует. Вы говорите, вы встретили Алана Брека на холме?
- Да, милорд, - ответил я.
- Это было сразу же после убийства?
- Да.
- Вы с ним разговаривали?
- Да.
- Вы, я полагаю, знали его прежде? - небрежно спросил прокурор.
- Не могу догадаться, почему вы так полагаете, милорд, - ответил я, но я действительно знал его и раньше.
- А когда вы с ним расстались?
- Я не стану отвечать сейчас, - сказал я. - Этот вопрос мне зададут на суде.
- Мистер Бэлфур, - сказал Престонгрэндж, - поймите же, что от этого никакого вреда вам не будет. Я обещал спасти вашу жизнь и честь, и, поверьте, я умею держать свое слово. Поэтому вам совершенно не о чем беспокоиться. По-видимому, вы думаете, будто можете выручить Алана; вы выражали мне свою благодарность, которую, если уж на то пошло, я вполне заслужил. Можно привести множество других соображений, и все сводятся к одному и тому же; и меня ничто не убедит, что вы не можете, если только захотите, помочь нам изловить Алана.
- Милорд, - ответил я, - даю вам слово, я даже не догадываюсь, где Алан.
Он помолчал.
- И даже не знаете, каким образом его можно разыскать? - спросил он наконец.
Я сидел перед ним, как пень.
- Стало быть, такова ваша благодарность, мистер Дэвид, - заметил он и снова немного помолчал. - Ну что же, - сказал он, вставая, - мне не повезло, мы с вами не понимаем друг друга. Не будем больше говорить об этом. Вас уведомят, когда, где и кто будет вас допрашивать. А сейчас мои девицы, должно быть, уже заждались вас. Они никогда мне не простят, если я задержу их кавалера.
После этого я был препровожден к трем грациям, которые показались мне сверхъестественно нарядными и напоминали пышный букет цветов.
Когда мы выходили из дверей, произошел незначительный случай, который впоследствии оказался необычайно важным. Кто-то громко и отрывисто свистнул, точно подавая сигнал; я оглянулся по сторонам: невдалеке мелькнула рыжая голова Нийла, сына Дункана из Тома. Через мгновение он исчез из виду, и я не успел увидеть даже краешка юбки Катрионы, которую, как я, естественно, подумал, он, должно быть, сопровождал.