Не знаю, сколько мы сидели бы так, поглощенные друг другом, забыв обо всем на свете, но я случайно упомянул об ее отце, и это вернуло нас к действительности.
– Моя маленькая подружка, – твердил я, и радовался, что эти слова воскрешают прошлое, и не мог на нее наглядеться, и мне было милым даже недавнее наше отчуждение… – Моя маленькая подружка, теперь ты принадлежишь мне навеки. Ты принадлежишь мне навсегда, моя маленькая подружка. Что нам теперь этот человек!
Она вдруг побледнела и отняла у меня руки.
– Дэви, увези меня от него! – воскликнула она. – Готовится что-то недоброе. Ему нельзя верить. Да, готовится недоброе. Сердце мое полно страха. Что нужно здесь английскому военному кораблю? И что тут написано? – Она протянула мне письмо. – Я чувствую, оно принесет Алану несчастье. Вскрой письмо, Дэви, вскрой и прочти.
Я взял письмо, взглянул на него и покачал головой.
– Нет, – сказал я. – Мне это противно, не могу я вскрыть чужое письмо.
– Не можешь даже ради спасения друга? – воскликнула она.
– Не знаю, – ответил я. – Кажется, не могу. Если б только я был уверен!
– Нужно просто сломать печать! – настаивала она.
– Знаю, – сказал я. – Но мне это противно.
– Дай сюда, – сказала она. – Я вскрою его сама.
– Нет, не вскроешь, – возразил я. – Это немыслимо.
Ведь дело касается твоего отца и его чести, дорогая, а мы оба его подозреваем. Да, место опасное, у берега английский корабль, твоему отцу прислали оттуда письмо, и офицер со шлюпки остался на берегу! Он, конечно, не один, с ним должны быть еще люди. Я уверен, что сейчас за нами следят. Конечно, письмо надо вскрыть. А все-таки ни ты, ни я этого не сделаем.
Все это я сказал, обуреваемый чувством опасности, подозревая, что где-то рядом прячутся враги, и вдруг увидел Алана, который бросил следить за Джемсом и шел один среди дюн. Он, как всегда, был в своем военном мундире и имел бравый вид; но я невольно вздрогнул при мысли о том, как мало пользы принесет ему этот мундир, если его схватят, бросят в шлюпку и отвезут на борт «Морского коня» – дезертира, бунтаря, да еще приговоренного к казни за убийство.
– Вот человек, – сказал я, – который больше всех имеет право вскрыть или не вскрыть письмо, как сочтет нужным.
Я окликнул Алана, и мы с Катрионой встали на ноги, чтобы он мог нас видеть.
– Если это правда… если нас снова ждет позор… сможешь ты его перенести? – спросила она, глядя на меня горящим взглядом.
– Мне задали почти такой же вопрос после того, как я увидел тебя впервые, – сказал я. – И знаешь, что я ответил?
Что если я люблю тебя так, как мне кажется, – а ведь я люблю тебя гораздо больше! – я женюсь на тебе даже у подножия виселицы, на которой его повесят.
Покраснев, она подошла ко мне совсем близко, крепко прижалась ко мне, взяла меня за руку; так мы стояли и дожидались Алана.
Он подошел со своей всегдашней загадочной улыбкой.
– Ну что я тебе говорил, Дэви? – сказал он.
– Всему свое время, Алан, – ответил я. – А сейчас серьезная минута. Что тебе удалось узнать? Можешь говорить прямо, Катриона наш друг.
– Я ходил понапрасну, – сказал он.
– В таком случае мы, пожалуй, преуспели больше, –
сказал я. – По крайней мере тебе во многом надо разобраться. Видишь? – продолжал я, указывая на корабль. –
Это «Морской конь», и командует им капитан Пэллисер.
– Я и сам его узнал, – сказал Алан. – Этот корабль причинил мне довольно хлопот, когда стоял в Форте. Но чего ради он подошел так близко?
– Сперва послушай, для чего он здесь, – начал я. – Он доставил вот это письмо Джемсу Мору. А почему он не уходит, когда письмо передано, что в этом письме, отчего за дюнами прячется офицер и один он там или нет – в этом уж ты разбирайся сам.
– Письмо Джемсу Мору? – переспросил Алан.
– Вот именно, – подтвердил я.
– Ну, я могу добавить к этому еще кое-что, – сказал
Алан. – Ночью, когда ты крепко спал, я слышал, как он разговаривал с кем-то по-французски, а потом хлопнула дверь.
– Алан! – воскликнул я. – Да ведь ты же всю ночь проспал как убитый, я этому свидетель.
– Никогда нельзя знать, спит Алан или не спит! – объявил он. – Однако дело, кажется, прескверное. Поглядим-ка, что тут написано.
Я отдал ему письмо.
– Катриона, – сказал он, – простите меня, дорогая. Но на кон поставлена моя шкура, и мне придется сломать печать.
– Я сама этого хочу, – сказала Катриона.
Он вскрыл письмо, пробежал его глазами и взмахнул рукой.
– Вонючий хорек! – воскликнул он, скомкал бумагу и сунул ее в карман.
– Ну, надо собирать пожитки. Здесь меня ждет верная смерть.
И он повернул к постоялому двору.
Первой заговорила Катриона.
– Он вас продал? – спросила она.
– Да, дорогая, продал, – ответил Алан. – Но благодаря вам и Дэви я еще могу от него ускользнуть. Мне бы только сесть в седло! – добавил он.
– Катриона поедет с нами, – сказал я. – Она больше не может оставаться с этим человеком. Мы обвенчаемся.
Она крепко прижала к себе мою руку.
– Вот, значит, как! – сказал Алан, оглядываясь. – Ну, что ж, сегодня вы оба славно поработали! И должен тебе сказать, дочка, из вас получится прекрасная пара.
Он привел нас к мельнице, и я увидел моряка, который затаился и следил за берегом. Мы, конечно, подошли к нему с тыла.
– Смотри, Алан! – сказал я.
– Тсс! – остановил он меня. – Это уж моя забота.
Моряк, вероятно, был оглушен шумом мельницы и не замечал нас, пока мы не подошли к нему почти вплотную.
Но вот он повернулся, и мы увидели, что это здоровенный красномордый детина.
– Я полагаю, сэр, – сказал Алан, – вы говорите по-английски?
– Non, monsieur26! – ответил он с ужасным акцентом.
– Non, monsieur! – передразнил его Алан. – Так вот как вас учат французскому на «Морском коне»? Ах ты мошенник, болван, дубина, вот я сейчас попотчую шотландским сапогом твою английскую задницу!
И прежде чем тот успел пуститься наутек, Алан бросился на него и дал ему такого пинка, что он ткнулся носом в землю. Потом он, шатаясь, встал на ноги и кинулся в дюны. Алан следил за ним со зловещей улыбкой.
– Пора и мне уносить ноги из этих краев! – сказал Алан.
И он бегом бросился к задней двери гостиницы, а мы не отставали от него.
Войдя в одну дверь, мы по воле случая столкнулись нос к носу с Джемсом Мором, который вошел в другую.
– Ну-ка! – сказал я Катрионе. – Быстрей! Беги наверх и собирай вещи. Это зрелище не для твоих глаз.
Джемс и Алан стояли теперь лицом к лицу посреди длинной комнаты. Чтобы добраться до лестницы, Катрионе пришлось пройти мимо них, а поднявшись на несколько ступеней, она обернулась и еще раз взглянула на Джемса и
26 Нет, мсье ( франц.).
Алана, но не остановилась. На них и в самом деле стоило посмотреть. Алан был бесподобен, его лицо сияло любезностью и дружелюбием, за которыми сквозила угроза, и
Джемс, почуяв опасность, как чуют пожар в доме, приготовился к неожиданностям.
Нельзя было терять времени. На месте Алана в этой глуши, окруженный врагами, сам Цезарь мог бы испугаться. Но Алан остался верен себе: он начал разговор в своем обычном насмешливом и простодушном тоне.
– Нынче у вас, кажется, опять выпал удачный денек, мистер Драммонд, – заметил он. – А не скажете ли вы нам, что у вас было за дело?
– Дело это личное, его не объяснить в двух словах, –
ответил Джемс. – Время терпит, и я все расскажу вам после обеда.
– А вот я в этом не уверен, – сказал Алан. – Я так полагаю, что это будет сейчас или никогда. Видите ли, мы с мистером Бэлфуром получили важные известия и собираемся в путь.
В глазах Джемса мелькнуло удивление, но он сохранил твердость.
– Мне довольно сказать одно слово, чтобы вы отказались от своего намерения, – сказал он. – Стоит лишь объяснить мое дело.
– Так говорите же, – сказал Алан. – Смелей! Или вы стесняетесь Дэвида?
– Мы оба можем разбогатеть, – сказал Джемс.
– Да неужто? – воскликнул Алан.
– Уверяю вас, сэр, – сказал Джемс. – Речь идет о сокровище Клуни.
– Не может быть! – воскликнул Алан. – Вы что-нибудь узнали про сокровище?
– Я знаю место, где оно спрятано, мистер Стюарт, и могу показать вам, – сказал Джемс.
– Вот это удача! – сказал Алан. – Не напрасно я приехал в Дюнкерк. Стало быть, в этом заключалось ваше дело, да?
Надеюсь, мы все поделим поровну?
– Да, сэр, в этом и заключалось дело, – подтвердил
Джемс.
– Так, так, – сказал Алан и продолжал все с тем же детским любопытством: – Стало быть, оно не имеет отношения к «Морскому коню»?
– К чему? – переспросил Джемс.
– И к тому малому, которого я только что угостил пинком возле мельницы? – продолжал Алан. – Ну нет, приятель! Я вывел тебя на чистую воду. Письмо Пэллисера у меня в кармане. Ты пойман с поличным, Джемс Мор. Ты никогда больше не сможешь смотреть в глаза честным людям!
Джемс был ошеломлен. Секунду он постоял неподвижно, весь бледный, потом затрясся от ярости.
– Это ты мне говоришь, выродок? – заорал он.
– Грязная свинья! – воскликнул Алан и нанес ему такой сильный удар в лицо, что хрустнула челюсть, и еще через мгновение их клинки скрестились.
Когда лязгнула сталь, я невольно попятился прочь от дерущихся. Но тут я увидел, что Джемс едва отразил выпад, который грозил ему верной смертью; в голове у меня застучала мысль, что он ведь отец Катрионы и, можно сказать, почти мой отец, и я со шпагой в руке бросился их разнимать.
– Прочь, Дэви! Ты что, рехнулся? Прочь, черт бы тебя побрал! – взревел Алан. – Иначе кровь твоя падет на твою же голову!
Дважды я отводил их клинки. Меня отшвырнули к стене, но я снова бросился между ними. Они не обращали на меня внимания и кидались друг на друга, как звери. Уж не знаю, как меня не проткнули насквозь или сам я не проткнул одного из этих рыцарей, – все это было будто во сне; но вдруг я услышал отчаянный крик на лестнице, и