Шкипер, со своей стороны, тоже, казалось, присматривался к незнакомцу, но скорее не к нему самому, а к его одежде. И в самом деле, как только фризовый плащ был снят, незнакомец предстал в наряде чересчур пышном для торгового брига. На нем была шляпа с перьями, красный камзол, черные плисовые штаны и синий кафтан с серебряными пуговицами и с серебряными галунами, правда несколько пострадавший от морского тумана и долгого путешествия,- очевидно, его обладатель спал в нем не одну ночь.
- Примите мое искреннее сожаление по поводу гибели вашей лодки,- сказал шкипер.
- Храбрые были люди,- заметил незнакомец.- Я предпочел бы, чтобы с моря вернулись они, а не лодка, пусть даже дюжины две таких лодок.
- Там были ваши друзья? - спросил Хозисон.
- В ваших краях таких друзей не найти,- последовал ответ.- Они были преданы мне, как собаки. Головы готовы были за меня сложить.
- Да, сэр,- проговорил шкипер, не спуская глаз с лица собеседника.- Людей на свете много, чего не скажешь о лодках.
- Что ж, справедливое замечание! - воскликнул незнакомец.- Я смотрю, вы не лишены проницательности.
- Я был во Франции, сэр,- отвечал шкипер с явною многозначительностью.
- Не вижу в этом ничего удивительного. Там побывали многие удальцы.
- Несомненно, сэр, но кое-кого влекут туда пышные мундиры.
- О, так это намек! - вскричал незнакомец, и рука его опустилась на пистолеты.
- Не горячитесь, сударь,- промолвил шкипер.- Не вижу повода. Выстрелить - дело нехитрое. На вас французский мундир, но язык-то вас выдает. Сразу видно, шотландский. Что ж, ваша судьба - судьба многих честных людей в наше время. Я не осмеливаюсь их осуждать.
- Так, стало быть, вы принадлежите к честной партии? - спросил джентльмен в синем кафтане. Он подразумевал партию якобитов[19], ибо в междоусобных раздорах каждая из противоборствующих сторон закрепляла за собой привилегию именоваться честной.
- Я ревностный протестант, сэр, и благодарю бога за это…
Никогда прежде Хозисон не говорил о религии, но, как я узнал впоследствии, он был набожен и, когда только сходил на берег, спешил в церковь.
- Но у меня достанет сочувствия к человеку,- продолжал он,- который приперт к стене.
- Что ж, хорошо, коли так. Должен вам откровенно признаться, я один из тех честных дворян, которые в сорок пятом и в сорок шестом годах потерпели крушение[20]. И чтобы быть уж до конца откровенным, скажу вам прямо: если я попаду в руки господ в красных мундирах[21], мне придется не весело. Так вот, сударь, я направлялся во Францию. Меня встречал в этих водах французский корабль, но в тумане он нас не заметил и прошел стороной, чего, весьма сожалею, не сделали вы. И вот что остается добавить: если вы доставите меня к месту моего назначения, я вас щедро отблагодарю за труды и проявленную заботу.
- Во Францию? - переспросил шкипер.- Нет, сэр. Это никак невозможно. Но в ваши родные края, извольте, доставлю. Это мы еще успеем обтолковать.
Тут, к сожалению, шкипер заметил, что я стою и слушаю в углу каюты, и тотчас отослал меня в камбуз[22] принести джентльмену ужин. Надо ли говорить, что я обернулся единым духом. Войдя в каюту, я увидел, что незнакомец снял с себя пояс с деньгами и, развязав его, бросил на стол две гинеи. Шкипер поглядел на гинеи, потом на пояс, потом на его обладателя и, мне показалось, пришел в волнение.
- Половину этого, и я к вашим услугам! - воскликнул он.
Незнакомец быстро смахнул со стола гинеи и, положив их обратно в пояс, повязал его под камзол.
- Я, кажется, говорил вам, сэр, ни один пенс не принадлежит мне. Это деньги предводителя нашего клана.- При этих словах он гордо заломил шляпу.- Я был бы нерадивым посыльным, если бы поскупился толикой этих денег и не довез в целости остальное. Но я оказался бы последним негодяем, канальей, если бы столь дорого оценил свою голову. Тридцать гиней за высадку на ближайший берег или же шестьдесят, если доставите меня в Линни-Лох. Решайте, это мое последнее слово. Если вам этого не довольно, что ж, весьма сожалею, вы же и прогадаете.
- Ах, так! - сказал Хозисон.- А если я выдам вас кому следует?
- Вы поступите весьма опрометчиво,- отвечал незнакомец.- Да будет вам известно, что, как и у всякого честного дворянина в Шотландии, земли моего вождя конфискованы. Его имение прибрал к рукам некто, именующий себя королем Георгом, а собирают доходы чиновники, вернее, пытаются собирать. Но к чести Шотландии бедные арендаторы еще не забыли своего вождя, который томится в изгнании. Эти гинеи составляют часть той ренты, которую с нетерпением ожидает король Георг. Так вот, сударь, судите сами (вы кажетесь мне человеком смышленым): вы привозите эти деньги туда, где рыщут чиновники, и что же, спрашивается, вам от них останется?
- Гроши, что правда, то правда,- отвечал Хозисон и, подумав, сухо примолвил: - Если они узнают, но ведь могут и не узнать. Придержи я только язык за зубами…
- Превосходно, но я-то выведу вас на чистую воду. Придумано хитро, но я-то вас похитрее. Как только меня возьмут под стражу, я не стану скрывать, что за деньги я вез.
- Что ж, хорошо, я согласен. Шестьдесят гиней - и дело с концом. Так что, по рукам?
- По рукам,- сказал дворянин, и они обменялись рукопожатиями. Затем шкипер удалился (мне показалось, довольно поспешно), и я остался наедине с незнакомцем.
В те времена, когда свежи еще были в памяти события сорок пятого года, многие дворяне-изгнанники, невзирая на грозившую им смертную казнь, приезжали тайком на родину, чтобы повидаться с друзьями и родственниками, а иногда и затем, чтобы собрать себе некоторое вспоможение. Что касается вождей кланов, лишенных своих владений, то приходилось нередко слышать, что их арендаторы, случалось, отказывали себе во всем, лишь бы отослать им денег, а их сородичи, дабы собрать эту сумму, совершали дерзкие переходы под самым носом у королевских войск и, перевозя ее, проплывали сквозь строй великого сторожевого флота нашей державы. Конечно, все это я знал из рассказов, но вот предо мною был человек, которого ожидала смертная казнь не только за контрабанду и участие в мятеже, но за еще более тяжкий проступок, ибо служил он французскому королю Людовику! Сверх того (хотя казалось бы, куда уж больше) на нем был пояс с золотыми гинеями. Каково бы ни было мое мнение об этом человеке, я не мог не взирать на него с нескрываемым любопытством.
- Так, стало быть, вы якобит? - сказал я, подавая ему ужин.
- Да,- отвечал он, принимаясь за трапезу.- А ты, судя по твоему печально вытянутому лицу, не иначе как виг?
- Да так, ни то ни сё,- сказал я, не желая досадить ему своим ответом, хотя на самом деле я был вигом, насколько, конечно, мистеру Кэмпбеллу удалось из меня такового сделать.
- Иными словами, ничто,- улыбнулся он.- Однако послушайте, мистер Ни-то-ни-се, эту бутылку уже осушили. Будет весьма прискорбно, если с меня возьмут шестьдесят гиней и еще вдобавок изморят жаждой.
- Погодите минуту, я схожу за ключом,- сказал я и вышел на палубу.
Туман еще больше сгустился, волны почти утихли. Поскольку определить наше точное местонахождение не было никакой возможности, а ветер, каким бы слабым он ни был, не мог удерживать на верном курсе, мы были вынуждены лечь в дрейф[23]. Несколько матросов по-прежнему прислушивались к бурунам, но шкипера и помощников среди них не было. Они стояли на шкафуте[24] и с жаром совещались о чем-то. Не знаю отчего, но мне показалось, что замышляют они недоброе. И точно, подойдя ближе, я услыхал слова, которые подтвердили мои подозрения.
Говорил мистер Райч, который после некоторого раздумья, казалось, напал на нужную мысль:
- А нельзя ли нам как-нибудь выманить его из каюты?
- Нет уж, пускай остается там,- возразил шкипер.- В каюте довольно тесно, там шпагою не размашешься.
- Да, но и взять его будет не просто.
- Отчего же. Попытаемся отвлечь его разговором, зайдём с боков. А не выйдет, так чего проще: ворвемся в двери. Он и опомниться не успеет.
При этих словах меня охватил страх, но его заглушила ненависть к моим похитителям, жадным вероломным убийцам. Я хотел было убежать, но жажда мести придала мне решимости.
- Господин шкипер,- воскликнул я,- джентльмен в каюте просит вина, а в бутылке ничего не осталось. Позвольте ключ, я подам ему другую.
Все трое вздрогнули и обернулись.
- Ба! Вот случай достать оттуда оружие! - воскликнул мистер Райч и обратился ко мне со словами: - Послушай, Дэвид, ты ведь знаешь, где хранятся у нас пистолеты?
- Дэвид знает,- ответил за меня Хозисон.- Дэвид славный малый. Видишь ли, Дэвид, мой мальчик, этот дикий горец очень опасен, он тут на судне натворит бед. И к тому же он враг королю Георгу. Да хранит господь нашего короля.
Никогда прежде на «Ковенанте» мне не оказывали такого внимания. Я отвечал согласием, как будто все, о чем они только что говорили, было для меня в порядке вещей.
- Вся беда в том,- пояснил шкипер,- что все огнестрельное оружие находится в каюте, у него под носом. Там же и порох. Если я или кто-либо из моих помощников станет у него на глазах собирать оружие, он явно заподозрит недоброе. Другое дело ты, Дэвид. Что тебе стоит прихватить пару пистолетов да рог с порохом. Он тебе и слова не скажет. Если ты это дело умно обделаешь, я уж как-нибудь о том не забуду, когда там, в Каролине, ты вспомнишь про добрых друзей, а друзья-то твои далеко.
Тут мистер Райч что-то прошептал ему на ухо.
- Это вы верно, сэр, изволили заметить,- сказал шкипер и обратился ко мне: - Запомни, Дэвид, у этого человека имеется пояс с золотом. Так вот, и тебе кое-что из него перепадет. Слово тебе даю.