- Я побывал во многих странствиях, сэр,- отвечал я.- Но мне кажется, будет лучше, если мы поговорим об этом в другом месте.
Несколько мгновений стряпчий, казалось, раздумывал, поглаживая рукой подбородок, глядя то на меня, то на мостовую.
- Да, пожалуй, вы правы,- сказал он, пригласил меня в дом и, прокричав кому-то, кого я не видел, что до полудня он будет занят, провел меня в небольшую комнату, где во множестве пылились кипы бумаг и книги.
Опустившись в кресло, он знаком пригласил меня сесть, хотя, как мне показалось, с некоторым сожалением перевел взгляд с опрятного кресла на мои грязные лохмотья.
- Ну что же, если у вас имеется ко мне дело, то прошу вас говорить кратко, по сути вопроса. Nec gemino bellum Trojanum orditur ab ovo[38]. Вы меня понимаете? - спросил мистер Ранкейлор.
- Я последую совету Горация,- с улыбкой ответил я,- и введу вас сразу in medias res[39].
Он кивнул головой, как бы давая понять, что доволен моим ответом; ведь латинская фраза была сказана им с намерением меня испытать. Я немного ободрился, но когда заговорил, то почувствовал, что краснею.
- У меня есть все основания полагать,- начал я,- что я имею права на владение поместьем Шос.
Мистер Ранкейлор вынул из ящика стола папку с бумагами и, раскрыв ее, положил перед собой.
- Так-так, я вас слушаю.
Но, выпалив первую фразу, я вконец потерялся и не знал, что говорить дальше.
- Продолжайте, мистер Бальфур. Что же вы замолчали? Где, в каком месте вы родились?
- В Эссендине, сэр. Двенадцатого марта 1733 года.
Он сверил мои слова с записью в книге, но с какой надобностью - этого я не мог понять.
- Кто были ваши родители?
- Мой отец Александр Бальфур был учителем в местной школе. А мать звали Грейс Питэрроу. Кажется, она была родом из Ангуса.
- У вас есть бумаги, удостоверяющие вашу личность? - спросил мистер Ранкейлор.
- При себе нет, сэр. Но они на руках у мистера Кэмпбелла, священника из Эссендина, и в кратчайший срок могут быть вам представлены. К тому же мистер Кэмпбелл может за меня поручиться, хотя, мне кажется, дядя вряд ли станет от меня отрекаться.
- Вы имеете в виду мистера Эбинизера Бальфура?
- Да, именно.
- Которого вы видели?
- Да, он принял меня в своем доме.
- А не встречали ли вы человека по фамилии Хозисон? - спросил мистер Ранкейлор.
- Да, довелось встречать, как видно, в наказание за свои прегрешения. Это с его помощью по наущению моего дяди меня похитили в окрестностях этого города и увезли на корабле. Потом мы потерпели крушение, я прошел через множество разных злоключений и вот теперь стою перед вами в этом жалком рубище.
- Так вы говорите, что потерпели кораблекрушение. Где это было?
- У южной оконечности острова Малл. Остров, на который меня выбросило, носит название Эррейд.
- Э, да я вижу, ваши познания в географии глубже моих,- с улыбкой заметил мистер Ранкейлор.- Пока, доложу я вам, ваш рассказ в точности сходится с имеющимися у меня сведениями. Но вы говорите, что вас похитили? Как это понимать?
- В самом прямом смысле слова, сэр,- отвечал я.- Я намеревался нанести вам визит, но меня заманили на бриг, оглушили и бросили в трюм. Когда я очнулся, мы уже вышли в море. Меня хотели продать на плантации, и только по милосердию неба я избежал этой участи.
- Итак, бриг потерпел крушение двадцать седьмого июня,- заглянув в книгу, проговорил мистер Ранкейлор.- А сегодня у нас двадцать четвертое августа. Имеется весьма большой пробел, мистер Бальфур. Почти два месяца. И все это время вы держали ваших друзей в неизвестности, причиняя им немалое беспокойство. Должен сказать, меня не может удовлетворить ваш рассказ, покуда я не узнаю всех обстоятельств дела.
- Этот пробел, поверьте, легко заполняется,- отвечал я.- Однако прежде, чем я приступлю к рассказу, мне хотелось бы увериться в том, что я говорю с другом.
- Ну, это будет порочный круг,- возразил стряпчий.- Покуда я вас не выслушаю, я не могу составить убедительного представления в вашу пользу. Я не могу быть вашим другом, пока не буду располагать достаточными сведениями. Вам, в ваши годы, нужно быть более доверительным к людям, мистер Бальфур. Знаете нашу пословицу: какой грешник не боится грехов?
- Вы не должны забывать, сэр, что я уже изрядно пострадал из-за своей доверчивости. К тому же человек, который хотел отправить меня в неволю, сколько я знаю, ваш клиент.
Мои ответы, по-видимому, нравились мистеру Ранкей-лору, и вместе с расположением завоевывал я доверие. Но при этих словах, которые я произнес с улыбкой, мистер Ранкейлор закатился смехом.
- Нет-нет, все обстоит не столь уж мрачно, как вы себе представляете. Fui, non sum[40]. Я действительно был поверенным в делах вашего дяди, но, пока вы скитались невесть где в отдаленных западных уголках нашего государства, imberbis juvenis custode remoto[41], много воды утекло, и если у вас не свистело в ушах, то, видимо, не оттого, что о вашей особе мало говорили. Как раз в день кораблекрушения в мою контору пожаловал мистер Кэмпбелл и потребовал отыскать вас во что бы то ни стало, хоть на краю света. Я же, признаюсь, даже не ведал о вашем существовании, но я хорошо знал вашего отца и по некоторым весьма серьезным соображениям - о них я скажу после - предположил было самое худшее. Мистер Эбинизер признался, что вы у него были. Он объявил, что дал вам значительную сумму денег, что показалось мне весьма сомнительным. По его словам, вы отбыли в Европу, дабы расширить свое образование, что я нашел весьма похвальным и вполне вероятным. На вопрос мой, почему вы уехали, даже не известив о том мистера Кэмпбелла, ваш дядя утверждал, будто вы выразили страстное желание порвать со своим прошлым. На прямой вопрос мой, куда вы уехали, ваш дядя отвечал, что не имеет о том понятия, и высказал предположение, что, вероятно, вы в Лейдене. Таковы вкратце его показания. Я не думаю, чтобы кто-нибудь мог поверить его словам,- улыбнувшись, продолжал мистер Ранкейлор.- Ну, а если говорить о частностях этого дела, то некоторые мои вопросы оказали на вашего дядю такое сильное впечатление, что он поспешил, не побоюсь этого слова, выставить меня вон. После этого дело стало в тупик; как ни сильны были наши подозрения, доказательств у нас не было никаких. Но тут вдруг появляется шкипер Хозисон и говорит, что вы утонули. Разумеется, дело вылетело в трубу, не возымев никаких последствий, если не считать того, что мистер Кэмпбелл еще больше встревожился, я остался в накладе, а на репутацию вашего дяди пало еще одно пятно. Впрочем, она у него до того запятнана, что темнее не стала. Так что теперь, мистер Бальфур, вы представляете себе ход этого дела и можете судить сами, достоин ли я или нет вашего доверия.
В действительности его рассказ был в еще большей степени педантичен и уснащен множеством латинских цитат, но говорил он с таким подкупающим добродушием, с такой непосредственностью, что мое недоверие разом рассеялось. Было явно, что он нисколько не ставит под сомнение мою личность, поэтому в бумагах, по-видимому, нужды не было.
- Должен заметить, сэр,- сказал я,- что в своем рассказе я принужден буду упомянуть имя моего друга, тем самым вверив его жизнь в ваши руки. Обещайте, что она останется в неприкосновенности. В остальном, что касается меня, я не смею требовать от вас никаких гарантий.
Мистер Ранкейлор с очень серьезным видом дал мне слово.
- Ваше предисловие меня весьма настораживает,- заметил он.- Если в вашей истории имеется что-либо предосудительное законом, то прошу вас иметь в виду, что я служитель закона, а посему не слишком увлекайтесь подробностями.
Я рассказал ему все, как было, все свои приключения. Откинувшись в кресле, сдвинув очки на лоб, стряпчий слушал с закрытыми глазами, и я уже было решил, что он дремлет. Какая обманчивость! Как я потом убедился, он слышал все до единого слова. Острота его слуха и память были поистине удивительны. Он запомнил с первого раза все мудреные гэльские имена и названия и потом, спустя годы, случалось, даже мне их подсказывал. Однако ж при имени Алана Брека произошла любопытная сцена. Разумеется, после убийства в Аппине и появления афиш про преступников, имя это гремело по всей Шотландии. Едва оно сорвалось с моих уст, стряпчий шевельнулся в кресле и открыл глаза.
- Не нужно лишних имен, мистер Бальфур,- проговорил он,- тем паче имен всех этих горцев, многие из которых заслуживают наказания. Я на вашем месте не стал бы произносить их всуе.
- Конечно, лучше обойти это имя молчанием,- отвечал я,- но, уж коли оно у меня вырвалось, может быть, мне и дальше его называть?
- Помилуйте, это вовсе не обязательно,- заметил мистер Ранкейлор.- Я, как вы, должно быть, изволили заметить, туговат на ухо и потому не совсем отчетливо уловил имя. С вашего позволения, во избежание недоразумений назовем вашего друга, ну, скажем, мистер Томсон. И впредь, когда у вас возникнет нужда упомянуть имя какого-нибудь горца, ныне покойного или здравствующего, придерживайтесь той же методы.
Тут я понял, что стряпчий отлично расслышал имя Алана и, по-видимому, уже догадался, что речь пойдет об убийстве в Аппине. «Ну что же, если ему так нравится разыгрывать из себя глухого, это, конечно, его дело»,- подумал я, улыбнулся про себя и поспешил согласиться, заметив в свое оправдание, что имя мистера Томсона не совсем гэльское. Итак, Алан преобразился в моем рассказе в мистера Томсона, это меня тем более забавляло, что стряпчий сам предложил эту выдумку. Джеймс Стюарт стал родственником мистера Томсона, Колин Кэмпбелл упоминался как мистер Глен, а когда я дошел до Клюни, то окрестил его мистером Джеймсоном, одним из предводителей горцев. Все это походило на откровенный фарс; было странно, что законник находит в нем удовольствие, но в конечном счете такие иносказания были вполне во вкусе того времени: при существующих в государстве двух партиях люди тихие, не имевшие высокого мнения о пар