- Я не умею лгать, Алан, и к слову у меня это никак не придется,- сказал я, передразнивая его.
- Вот и опять ты выходишь дурак! - ответил он.- Ну, так объясни, что это я тебе посоветовал. Она засмеется, что тоже будет совсем неплохо. Но погляди-ка на них! Если бы я не был уверен в этой девочке, в том, что Алан ей куда как нравится, то подумал бы, что там стряпается дельце не из хороших.
- А, так ты ей нравишься, Алан? - спросил я.
- И очень! - ответил он.- Я ведь не ты - это я сразу вижу. И Алан ей нравится, очень нравится. Так ведь мне он и самому по душе. А теперь с твоего разрешения, Шос, я пойду прогуляться по дюнам - погляжу, куда собрался Джеймс.
Вскоре, оставив меня за столом одного, они все трое ушли - Джеймс в Дюнкерк, Алан следом за ним, а Катриона вверх по лестнице к себе в комнату. Я понимал, почему она старается не оставаться со мной наедине, но вовсе не радовался и твердо решил подстеречь ее до того, как вернутся остальные двое. Мне представилось, что разумнее будет последовать примеру Алана. Если я скроюсь из виду между дюнами, она, конечно, захочет пойти погулять в такое погожее утро, а уж тогда я выберу удобный случай!
Сказано - сделано. И мне недолго пришлось томиться в укромной ложбине. Катриона появилась в двери, поглядела по сторонам и, никого не увидев, пошла по тропинке, ведущей прямо к морю. Я последовал за ней, но особенно не торопился: ведь чем дальше она отойдет, прежде чем я нагоню ее, тем больше времени будет у меня для объяснений. Песок же полностью приглушал звук моих шагов.
Тропка поднималась все выше и наконец вывела меня на вершину пригорка, и я наглядно убедился, в каком унылом и пустынном месте приютилась эта харчевня. Нигде не было видно ни человеческого жилья, ни следов человеческого присутствия, если не считать базеновской харчевни да ветряной мельницы. Впереди совсем близко раскинулось море, и я увидел два-три корабля, красивых, как на картинке. Один находился в такой опасной для большого судна близости от берега, что меня молнией пронзило новое подозрение: я узнал такелаж «Морского конька». Что понадобилось английскому военному кораблю в прибрежных водах Франции? Зачем Алана с такой настойчивостью приглашали сюда, в глухое место, где не от кого было ждать помощи? И случайно ли дочь Джеймса Мора отправилась сегодня погулять у моря?
Следом за ней я обогнул последнюю дюну, заслонявшую пляж, и тут же из-за кустика жесткой травы увидел почти напротив вытащенную на песок военную шлюпку. Возле нее расхаживал офицер, словно в ожидании. Я приготовился наблюдать, что произойдет дальше. Катриона направилась прямо к шлюпке, офицер учтиво ей поклонился, они обменялись десятком слов, она взяла какой-то пакет и пошла назад. Тотчас, словно других дел у них на европейском берегу не было, шлюпка отчалила и полетела по волнам к «Морскому коньку». Однако офицер в нее не сел, а зашагал по пляжу к дюнам и скрылся между ними.
Все это мне очень не понравилось, и чем больше я размышлял, тем сильнее становилась моя тревога. Не Алана ли ищет офицер? Или дело у него было только к Катрионе? Она приближалась, опустив голову, не отрывая глаз от песка, и была так прелестна, что у меня недостало сил ее подозревать. В тот же миг она подняла голову, увидела меня, поколебалась, но продолжала идти, только медленнее и, мне показалось, порозовев. Одолевавшие меня опасения, подозрения, страх за жизнь друга - все сразу куда-то исчезло, и я вскочил на ноги, опьяненный надеждой.
Я пожелал ей доброго утра, и она ответила мне тем же, храня спокойный вид.
- Вы простите, что я пошел за вами? - спросил я.
- Вами всегда руководят добрые побуждения, я знаю,- ответила она и вдруг произнесла с волнением: - Но зачем вы посылаете ему деньги? Не надо!
- Я посылал их не ему,- ответил я,- а вам, и вы это отлично понимаете.
- Вы не должны их посылать ни ему, ни мне,- сказала она.- Дэвид, это нехорошо.
- Да, это очень плохо! - воскликнул я.- И молю бога, чтобы он надоумил этого глупца, как все поправить, если это возможно! Катриона! Такая жизнь не для вас. И прошу меня простить за такие слова, но он плохой отец.
- Не говорите о нем, никогда про него не упоминайте! - вскричала она.
- Больше не буду. Я ведь не о нем думаю, поверьте! - ответил я.- Я думаю только об одном. Я долго оставался в Лейдене в одиночестве, но и на лекциях думал только об этом. Потом приехал Алан, и его друзья солдаты устраивали для нас обеды, а у меня в голове была лишь одна мысль. Та самая, которая не оставляла меня, пока там были вы. Катриона, видите платок у меня на шее? Вы отрезали от него конец, а потом выбросили. Теперь это ваши цвета. Я ношу их в своем сердце. Милая моя, я не могу без вас жить. Не гоните меня!
Я встал перед ней, словно преграждая ей путь.
- Не гоните меня! - повторил я.- Попытайтесь стерпеться со мной.
Но она молчала, и меня оледенил страх, подобный страху смерти.
- Катриона! - вскричал я, глядя на ее руку.- Я вновь ошибся? И для меня нет никакой надежды?
Она подняла лицо, прерывисто дыша.
- Я вам правда нужна, Дэви? - прошептала она, и я почти не расслышал ее слов.
- Да! - сказал я.- Неужели вы не понимаете? Больше всего на свете.
- Мне нечего ни дать, ни удержать,- сказала она.- Я была бы вашей с первого же дня, если бы вы того захотели!
Мы стояли с ней на гребне пригорка, открытого всем ветрам и взглядам, нас могли увидеть даже с английского корабля, но я упал перед ней на колени, обнял ее ноги и разразился такими рыданиями, что, казалось, вот-вот умру. Буря чувств смела все мои мысли, я не помнил, где нахожусь, я забыл, почему я так счастлив, и знал только, что она нагнулась, прижалась ко мне лицом и говорит что-то, но слышал ее, как в тумане.
- Дэви! - говорила она.- Ах, Дэви, вы правда обо мне так думаете? Правда, что все время меня любили? Ах, Дэви, Дэви!
Тут она тоже расплакалась, и наши слезы смешались в бесконечной радости.
Наверное, было уже часов десять, когда я наконец поверил, какое счастье пришло ко мне. Мы сидели, обнявшись, я держал ее руки в своих, смотрел на ее личико и, смеясь, как ребенок, называл ее смешными, нежными именами. В жизни я не видывал краше места, чем эти дюны под Дюнкерком, а крылья мельницы, воспарявшие за холмом, были точно музыка.
Не знаю, сколько еще мы просидели бы так, забыв обо всем на свете, кроме нас самих, если бы я случайно не упомянул про ее отца и это не заставило бы нас опомниться.
- Дружочек мой! - Я называл ее так снова и снова, воскрешая прошлое, и радуясь, и чуть-чуть отстраняясь, чтобы лучше ее видеть.- Дружочек мой, теперь вы моя, совсем моя, дружочек мой, а он больше не в счет!
Ее лицо внезапно побелело, и она отняла у меня свои руки.
- Дэви, увезите меня от него! - воскликнула она.- Что-то нехорошее происходит. Он вероломен. Происходит что-то нехорошее, и у меня сердце сжимается от ужаса. Какие могут быть у него дела с королевским кораблем? Что в этом письме? - Она показала мне пакет.- Боюсь, Алану грозит беда. Вскройте его, Дэви, вскройте и прочтите!
Я взял пакет, посмотрел на него и покачал головой.
- Нет,- сказал я,- это мне противно. Я не могу вскрыть чужое письмо.
- Даже чтобы спасти своего друга? - вскричала она.
- Не знаю,- ответил я.- Наверное, нет. Будь я хотя бы уверен!
- Вам же надо только сломать печать! - сказала она.
- Конечно,- сказал я.- Но мне это противно.
- Так дайте его сюда,- сказала она.- Я сама его вскрою.
- Нет,- ответил я.- Вам этого и вовсе нельзя. Речь ведь идет о вашем отце, об его чести, жизнь моя, и в ней мы оба сомневаемся. Бесспорно, место здесь глухое, а у берега стоит английский военный корабль, и вашему отцу послано с него письмо, а офицер остался на берегу. И значит, не он один. С ним должны быть и другие. Наверное, за нами сейчас следят. Да, пакет необходимо вскрыть, но ни вам, ни мне этого сделать нельзя.
Я еще не успел договорить, удрученный мыслью об опасности и притаившихся поблизости врагах, как вдруг увидел Алана: он шел один среди дюн, по-видимому бросив выслеживать Джеймса. На нем, разумеется, был офицерский мундир, очень щегольской, но я невольно вздрогнул, подумав, как мало толку будет от этого мундира, если Алана схватят, бросят в шлюпку и доставят на борт «Морского конька» - дезертира, мятежника, а теперь еще и убийцу, приговоренного судом к смерти.
- Вон,- сказал я,- тот, у кого больше всех прав вскрыть письмо или не вскрывать его, как он сочтет за благо.
Я окликнул Алана, и мы выпрямились, чтобы он увидел, куда идти.
- Но если это так, если откроется новый позор… выдержите ли вы? - спросила она, устремив на меня пылающий взор.
- Мне задали почти такой же вопрос, когда я видел вас один-единственный раз,- сказал я.- Как, по-вашему, я ответил? Я сказал, что, если вы и дальше будете нравиться мне так же - только нравитесь вы мне теперь бесконечно больше! - я женюсь на вас даже у подножия виселицы.
Кровь бросилась ей в лицо, она прижалась ко мне, держа меня за руку, и так, почти обнявшись, мы ждали, пока Алан не подошел к нам. На лице у него играла лукавая улыбка.
- Ну, что я тебе говорил, Дэвид? - сказал он.
- Всему свое время, Алан,- ответил я.- И сейчас нам не до шуток. Что ты узнал? Можешь говорить прямо, она наш друг.
- Эту прогулку я совершил понапрасну,- сказал он.
- Ну, так мы оказались удачливее,- начал я.- Суди сам, насколько важно то, что нам удалось узнать. Вон посмотри! - добавил я, указывая на корабль.- Это «Морской конек» под командованием капитана Пел-лисера.
- Уж этот корабль я и в темноте опознал бы,- заметил Алан.- В Форте он мне порядком намозолил глаза. Но чего ему понадобилось так близко от берега?
- Зачем он вообще сюда подошел, я тебе сейчас объясню,- сказал я.- Чтобы доставить вот это письмо Джеймсу Мору. Ну, а почему он сейчас ждет, в чем тут дело, и для чего в дюнах прячется офицер с него, и один ли он там, попробуй сам догадаться.