— Я, кажется, придумал, сэр, что нужно делать! — воскликнул я и изложил стряпчему свой замысел.
— Но позвольте, должен ли я понимать вас так, что мне нужно встретиться с вашим другом, мистером Томсоном? — воскликнул мистер Ранкейлор, когда я кончил.
— Боюсь, что да, сэр.
— Силы небесные! — вскричал он, потирая лоб.— Вот так штука! Нет, мистер Дэвид, боюсь, что ваш план не совсем приемлем. Я ничего не имею против вашего друга, мистера Томсона, у меня нет никаких порочащих его фактов. Если бы они у меня были (заметьте, мистер Дэвид!), мой долг состоял бы в том, чтобы немедленно его задержать. Однако рассудите сами, разумно ли нам встречаться? Может быть, за вашим другом водятся какие-нибудь грешки? Может быть, он был не вполне искренен с вами? Может статься даже, что его зовут вовсе не Томсон, а как-то иначе? — подмигивая мне, воскликнул законник.— Этой публике подобрать себе имена ничего не стоит. Знаете ли, как ягоду боярышника сорвал с ветки — и готово, пожалуйста, имя.
— Как вам будет благоугодно, сэр, вам виднее,— отвечал я.
Было явно, однако, что мой замысел взбудоражил воображение стряпчего. Он погрузился в раздумье. Вскоре нас позвали к обеду, к которому вышла и миссис Ранкейлор, и, как только она оставила нас одних за бутылкой вина, стряпчий вновь заговорил о моем предложении. Когда и где должен я встретиться с другом моим, мистером Томсоном? Уверен ли я в его благонадежности? Предположим, что мы поймаем старого лиса на слове, соглашусь ли я тогда на те или иные условия? Эти и другие подобные вопросы он задавал через каждый, довольно продолжительный промежуток времени, в задумчивости потягивая из рюмки кларет. Когда я ответил на все эти вопросы, он, казалось, задумался еще глубже; даже кларет был позабыт. Наконец стряпчий принес лист бумаги и карандаш и принялся что-то писать, раздумывая над каждым словом. Окончив работу, он позвонил в колокольчик. Вошел клерк.
— Торрэнс,— обратился к нему мистер Ранкейлор.— Это нужно переписать к вечеру. А когда закончите, будьте любезны, наденьте шляпу и приготовьтесь составить компанию мне и этому джентльмену. Вы понадобитесь нам как свидетель.
— Неужели, сэр?! — воскликнул я в удивлении, как только клерк удалился.— Стало быть, вы все-таки решились?
— Как видйте,— отвечал стряпчий, наливая себе вина.— Но довольно, довольно о делах. Всякий раз, когда я гляжу на Торрэнса, мне приходит на память одна давнишняя забавная история. Я назначил встречу этому тугодуму у Эдинбургского креста. Потом каждый из нас пошел по своим делам, а когда пробило четыре часа, Торрэнс уже так нагрузился, что не признал собственного патрона, а я, как назло, оставил дома очки и без них до того потерялся, что даже не узнал своего клерка!
С этими словами он закатился веселым смехом.
Я заметил, что это и впрямь забавное происшествие, и из вежливости улыбнулся. Но меня смущало и удивляло, что он неизменно возвращался к этой истории с очками, уснащая ее всякий раз подробностями и посмеиваясь. Незаметно приближалось назначенное время. Наконец мы вышли из дома: я под руку с мистером Ранкейлором впереди, а за нами Торрэнс со всеми необходимыми бумагами и с корзиной, закрытой сверху салфеткой. По дороге стряпчий раскланивался направо и налево, поминутно останавливался и беседовал со своими знакомыми о разных предметах, касавшихся как общественных, так и приватных дел. Видно было, что в округе он пользуется большим уважением. Наконец мы вышли за пределы города и пошли вдоль гавани по направлению к трактиру «Боярышник», где начались мои злоключения. С невольным волнением глядел я на это место, вспоминая, сколь многих из тех, кто был со мною в те дни, настигла гибель: Рэнсома, участь которого могла быть еще более страшной, Шуэна, умершего мучительной смертью, самая мысль о которой приводила меня в содрогание, несчастных матросов, затонувших вместе с бригом на дне морском. Всех их, включая бриг «Ковенант», я пережил, выйдя невредимым из многих тяжких и опасных испытаний. Казалось бы, я должен был благодарить судьбу, но тут при виде памятного места мной овладели горестные, страшные воспоминания.
Я шел, погруженный в свои размышления, как вдруг мистер Ранкейлор издал громкое восклицание, хлопнул рукой по своему карману и залился смехом:
— Ба! Вот оказия! Ну просто смех. Говорил-говорил и забыл-таки. Забыл очки!
Тут наконец до меня дошло, для чего была выдумана эта история с очками. Было ясно, что очки он оставил дома нарочно, чтобы в случае неприятностей иметь оправдание, будто он и не знал, с кем имел дело. И точно, придумано было все ловко. Случись вдруг беда и нас бы арестовали, каким образом он мог бы свидетельствовать против Алана и меня, не зная нас даже в лицо? Он, однако ж, не сразу хватился очков, заговаривая и беседуя между тем со множеством своих знакомых, и поиски начал только тогда, когда мы вышли за пределы города. Я почти не сомневался, что зрение у него отличное.
Как только мы миновали трактир, у порога которого увидел я знакомого хозяина с трубкой в зубах и с удивлением для себя заметил, что он нисколько не изменился, мистер Ранкейлор предпочел изменить порядок шествия: пропустил меня вперед, как бы в дозор, и, дождавшись Торрэнса, пошел с ним, держась от меня в почтительном отдалении. Я поднялся на холм, насвистывая гэльскую песню, и наконец, к несказанной радости своей, услыхал отклик. Из кустов показался Алан. Вид у него был не очень бодрый: весь день он бродил в одиночестве и потратил последние деньги на скверный обед в харчевне около Дундаса. Однако, увидев на мне новое платье, он оживился. Я рассказал, как заметно подвинулись наши дела, и посвятил его в план наших действий. Узнав о роли, ему отведенной, Алан воспрянул духом.
— Выдумка хороша,— заметил он.— Могу тебя уверить, что лучше Алана Брека такого дела никому не обделать. Подобные вещи, заметь, нужно делать умно. Но мне сдается, твоему приятелю стряпчему очень не терпится со мной познакомиться?
Я крикнул и помахал мистеру Ранкейлору. Он подошел к нам один. Я представил его мистеру Томсону.
— Очень приятно, мистер Томсон,— сказал стряпчий.— Но я, кажется, забыл дома очки, а мой друг мистер Дэвид,— он похлопал меня по плечу,— мой друг мистер Дэвид может вам подтвердить, что без них я все равно что слепой. Так что пусть вас не удивляет, если завтра, случится, я пройду мимо и вас не замечу.
Все это было сказано из самых добрых намерений, но тщеславие горца было уязвлено.
— Да нет, отчего же,— холодным тоном отвечал Алан.— Я не придам этому никакого значения. Мы встретились с вами, сударь, не из праздного любопытства, а с определенной целью, а именно — проследить за тем, чтобы мистеру Бальфуру не отказали в его законных притязаниях. Кроме этого дела, едва ли нас может что-нибудь связывать. Но я принимаю ваше извинение, сделано оно весьма кстати.
— Не смею надеяться на большее, мистер Томсон,— с искренним жаром заверил его мистер Ранкейлор.— Ну, а теперь, коль скоро главная роль в этом деле отведена все-таки нам, необходимо, сударь, прийти к мирному соглашению и кое о чем потолковать, а посему позвольте мне взять вас под руку. Здесь ужасно темно, а я оставил дома очки, не вижу даже дороги. Вы, мистер Дэвид, поговорите покамест с Торрэнсом. Вы найдете в нем интересного собеседника, только прошу вас помнить, что ему вовсе не обязательно знать о похождениях... хм... мистера Томсона.
Итак, два джентльмена пошли впереди, оживленно толкуя о чем-то, а мы с Торрэнсом составили арьергард.
Был уже поздний вечер, когда достигли мы наконец поместья Шос. Шел, вероятно, одиннадцатый час; вечер был тих и темен, легкий юго-западный ветер шелестел листвой на деревьях, заглушая наши шаги. Приблизившись к дому, мы увидели, что он погружен во мрак. Судя по всему, дядюшка уже лег спать, что благоприятствовало нашему плану. Остановившись от дома ярдах в пятидесяти, мы посовещались в последний раз; затем Торрэнс, стряпчий и я тихонько зашли сбоку и притаились за углом дома. Как только мы стали по местам, Алан решительным шагом направился к дому и, взойдя на порог, крепко постучал в дверь кулаком.
Глава 29 Я ВСТУПАЮ ВО ВЛАДЕНИЕ
С минуту-другую Алан стучался в дверь, но этот стук только гулко отзывался в затаенной тишине дома. Наконец с тихим скрипом растворилось наверху окно; дядя занял свой наблюдательный пост. В тусклом вечернем свете он мог разглядеть только Алана, словно привидение стоящего на ступеньках крыльца. Остальные свидетели этой сцены были от него скрыты. Казалось бы, чего тревожиться честному обывателю в собственном доме? Однако ж дядя долго всматривался в ночного пришельца. Когда сверху послышался наконец его голос, в нем улавливалось сильное беспокойство.
— Что такое? В чем дело? Ночь на дворе, все порядочные люди давно спят. Ходят тут, шляются полуночники. Я вас не знаю. Что вам угодно? Имейте в виду, у меня заряженный мушкетон.
— Это вы, мистер Бальфур? — зычно произнес Алан, отступив от двери на несколько шагов и вглядываясь в темноту окна.— Поосторожнее там с мушкетоном! Эта штука может и выстрелить.
— В чем дело? Кто вы такой? — сердито спросил дядя.
— Я не намерен провозглашать свое имя на всю округу,— отвечал Алан,— а дело, с которым я к вам явился, касается не столько меня, сколько вас, сударь. Если вы так желаете услышать некое имя, я вам с охотою его пропою.
— Как прикажете понимать вас?
— Дэ-э-эвид,— пропел Алан.
— Что? Что такое? — сильно изменившимся голосом вскрикнул Эбинизер.
— Добавить ли еще и фамилию?
Последовало молчание, после чего в крайнем замешательстве дядя проговорил:
— Что же, пожалуй, я вас впущу.
— Да, соизвольте. Хотя, быть может, я и не захочу входить. Вот что, сударь, это дело, я полагаю, мы можем сладить и у порога. Да, именно так, сию же минуту или вообще никогда. Должен заметить вам, сударь, что я, как и вы, человек упрямый и гордый. Я джентльмен, к тому же мой род гораздо знатнее вашего.