— Тогда ладно. Все в порядке. Буду заниматься этим столько, сколько нужно.
Шана опустила глаза, переложила букет из руки в руку.
— Ты с мамой ладишь?
— Конечно. — Чак взял у нее цветы и засунул между досками денника.
— А поточнее? — Шана откинулась на перекладину стойла, скрестив руки на груди.
Глаза Чака задержались на ее груди, прежде чем скользнуть к лицу. Вероятно, ее грудь увеличилась из‑за беременности, или это его неутоленная страсть сделала ее такой привлекательной? В любом случае он жаждал проверить, так ли это. Собственноручно.
— Мы с твоей матерью не ссоримся.
— Я имела в виду подробности — общие темы для разговоров, что вам нравится друг в друге.
Чак попытался вспомнить что‑нибудь, чем можно было бы поделиться, чтобы не упомянуть ее отца. Он знал, что Шана не любит говорить о нем.
— Твоя мама печет мое любимое печенье, когда приезжает.
— Какое твое любимое печенье? — Шана вернулась к расчесыванию Седны.
Лошадь вздрогнула и лениво взмахнула хвостом.
— С макадамией.
— Звучит заманчиво.
Чак улыбнулся и обнял ее за плечи.
Шана напряглась, но не отстранилась.
— Ты не возражаешь, что я прикасаюсь к тебе? — Он слегка сжал ее плечо.
— Кажется, нет. — Шана слегка подалась в его сторону.
— Не очень‑то уверенно, — сухо сказал Чак.
Она низко засмеялась. По‑настоящему. Всплеск надежды и желания наполнил его. Смеяться с ней, обмениваться шутками — замечательное чувство. Но этот смех резко прекратится, как только она вспомнит их прошлое, прежде чем он успеет пробраться обратно в ее постель. Прежде чем он сможет восстановить связь, которую они потеряли.
Первая неделя подошла к концу и… ничего. Ни одно воспоминание не всплывало на поверхность.
Шана обошла дом сверху донизу, прикоснулась к каждой вещи, вдыхала запахи, брала предметы в руки, пытаясь вспомнить хоть что‑то. Но до сих пор ни одно воспоминание не вернулось.
Снегоступы хрустели, сминая свежий снег, морозный воздух наполнял легкие, вызывая знакомые чувства, но все они были связаны с детством и юностью. Осознание этого наполняло сердце разочарованием, заставляло чувствовать себя чужой в собственной жизни.
Сегодня объединенное семейство Миккельсон и Стил было у них в гостях. Все эти люди сейчас ждали ее в гостиной, но Шана не спешила. Сделав последние несколько шагов к дому, Шана выдохнула облачко пара, села на ступени террасы. Не спеша сняла снегоступы, постучала по ступеням, чтобы сбить налипший снег. Пересекла террасу, открыла дверь в дом, повесила снегоступы на крючок у входа и устало опустилась на скамью — ей хотелось посидеть в тишине, прежде чем она погрузится в хаос, царивший в доме, да и во всей ее новой жизни.
Мамы все еще не было. После того как ее рейс несколько раз отменяли из‑за погоды, она решила перенести поездку, чтобы не тратить дни отпуска впустую. Шане пришлось в одиночку разбираться в своей запутанной жизни.
Инициатором прогулки была Гленна, старшая сестра Чака. Она убедила Шану, что свежий воздух пойдет на пользу малышу, и даже прошла с ней пару миль по лесу, прежде чем ей позвонили из дома и сообщили, что дочка проснулась. Гленна показалась ей доброй и задумчивой. Она была замужем за старшим сыном Джека Стила, Бродериком. Так много имен — голова кругом.
Положив руку на живот, Шана закрыла глаза. Она почти научилась справляться с напряжением, возникающим при тесном контакте с сексуальным мужем, и все же ее влекло к нему. Чак не был настойчивым, и это делало его еще более привлекательным. Каждое случайное прикосновение и проявление заботы заставляли ее сердце биться чаще.
Чак сам приготовил ужин вчера вечером. Раздобыл где‑то рецепт пасты альфредо ее матери, а на десерт подал шоколадный мусс, заказанный специально для нее в лучшей кондитерской Анкориджа. Очень мило. И все же так странно. Во время десерта он преподнес ей подарок — браслет с бриллиантами.
Шана открыла глаза, посмотрела в окно в надежде увидеть мужа. Заснеженная поляна за окном была испещрена отпечатками снегоступов и круглыми вмятинами от конских копыт. Цепочка следов терялась за соснами. Вокруг царила первозданная красота — лес на их участке сохранился в своем естественном виде, над деревьями возвышались белоснежные вершины гор.
На склоне ближнего хребта Шана разглядела Чака на его жеребце Нануке. В седле он держался непринужденно и естественно. Сейчас ей казалось, что она знает его много лет. Но это не было истинным узнаванием, это был образ из ее девичьих снов. Прекрасный принц, вернее, мужчина ее мечты выглядел именно так.
Она прожила целую неделю под одной крышей с мужем. И думала о нем с утра до вечера. Отчасти потому, что подушка справа от нее сохранила его запах. Просыпаясь по утрам, она полной грудью вдыхала его аромат в надежде вернуть воспоминания о нем или о том, как они зачали ребенка, которого она носит.
Шана пока не вполне осознавала себя беременной. Она не ощущала ничего особенного, кроме того, что ее грудь стала более чувствительной. Чак упомянул о выкидыше и неудачах с ЭКО. Ее беременность, в сочетании с амнезией, должно быть, была еще более трудной для него.
Сколько времени ей понадобится, чтобы вспомнить?
Отчаянно нуждаясь в том, чтобы поговорить с кем‑то по‑настоящему близким, Шана встала со скамьи, достала мобильный телефон из кармана куртки и набрала номер. Мама долго не брала трубку. Слушая длинные гудки, Шана дошла до кухни.
Не теряя надежды поговорить с матерью, Шана изучала глазами лампы, освещавшие столешницу из белого мрамора, подвесные шкафы из натурального дерева, кафельную плитку, расписанную цветами лаванды. Она явно приложила руку к отделке. Шана всегда хотела именно такую кухню, это была ее мечта. Как оказалось, она воплотила мечту в реальность.
На столешнице в стеклянном кувшине красовался букет желтых и фиолетовых ирисов — еще один трогательный жест Чака. Подойдя к холодильнику, Шана открыла отделение глубокой заморозки и вытащила миску с домашним ягодным мороженым.
После долгих гудков телефон наконец щелкнул.
— Здравствуй, солнышко! Мне так жаль, что я не смогла прилететь. Я буду трудиться без выходных, чтобы заработать отгулы вдобавок к своему отпуску, и прилечу к тебе, как только смогу. Думаю, мне удастся вырваться через месяц или около того.
Шана не стала умолять маму приехать, ей следовало учиться быть сильной, на случай если с Чаком что‑то не получится.
— Со мной все в порядке, мам. Вся семья Чака присматривает за мной.
— Но ведь я твоя мама. — В ее голосе слышалась боль.
Шана подавила чувство вины и зачерпнула полную ложку ягодного мороженого. Горьковатые нотки ежевики в последнее время доставляли ей особое удовольствие.
— Я понимаю, действительно понимаю…
— Я беспокоюсь, что с ними ты чувствуешь себя чужой.
Это правда. Вся ее жизнь казалась чужой и нереальной.
— Временами это неловко, но они очень добры.
— А Чак? Как он?
Сексуальный. Задумчивый. И…
— Он очень внимателен ко мне.
Чак обращался с ней так, будто она была хрупкой вещицей и могла сломаться в любой момент. Она ненавидела это.
— Это ни о чем мне не говорит.
— Он очень старается сделать меня счастливой.
— Это, должно быть, хорошо.
Кроме тех случаев, когда это было частью плана.
Прижав ладони к столешнице, Шана глубоко вдохнула и оглядела кухню, словно надеялась найти какую‑нибудь зацепку.
Может, и так.
Воспоминания о работе частным детективом в последние дни стали ярче и отчетливее. За несколько лет работы в агентстве она убедилась, что у каждого человека есть тайна. Самые обычные на первый взгляд люди могли скрывать темные тайны. Именно таким был ее отец.
Мурашки побежали по коже. Шана искала способ закончить разговор. Ее мать слишком много страдала. Сейчас ей хотелось оградить себя и малыша от переживаний — в ее жизни и так было немало поводов для беспокойства. Она не была готова рассказать матери о ребенке. Она расскажет маме лично, как только та приедет.
— Мам, кто‑то зовет меня.
— Звони мне в любое время. Люблю тебя, дорогая.
— Я тоже тебя люблю, мама.
Шана разочарованно вздохнула. Разговор с матерью не приблизил ее к поиску ответов, напротив, вопросов стало еще больше.
Она зачерпнула еще мороженого и снова закрыла глаза. В кино герои всегда закрывали глаза, чтобы вспомнить давно забытые тайны. Больше недели без каких‑либо намеков на ее прошлое. Сейчас она была готова пробовать все, что угодно.
На ее плечи легла сильная рука. Тепло мгновенно разлилось по коже. Как быстро она узнала его прикосновение.
Чак. Ее муж.
Шана посмотрела через плечо, улыбнулась и протянула ему полную ложку мороженого.
— Хочешь?
Чак усмехнулся и открыл рот.
Она кормила его мороженым и всем телом ощущала странную дрожь. Оказалось, делиться едой — очень сексуально. Ее тело таяло быстрее, чем мороженое.
— Как прошла твоя прогулка?
— Освежающе.
— Мы часто ездили верхом вместе?
Чак погладил ее волосы. Тонкие пряди цеплялись к его мозолистым ладоням.
— Да. И мы сделаем это снова.
Его улыбка сменилась хмурым взглядом, и Шана поняла, что он смотрит через ее плечо. Она слегка коснулась его руки.
— Что‑то случилось?
— Я не уверен. — Он наклонился вперед, поставил локти на подоконник и посмотрел в окно. — Но мне кажется, что моей сестренке нравится проводить время с младшим сыном Стила.
— Младшим? Они кажутся мне взрослыми.
— Оба учатся в колледже на первом курсе. — Чак взял шляпу со стола. — С тех пор как мама вышла замуж за Джека, Алайна и Эйден живут под одной крышей. Кажется, между ними что‑то происходит. И мне это не нравится.
Чак надел шляпу и вышел за дверь.
Наблюдая за тем, как Чак пересекает двор, Шана боролась с тревожным чувством — таким она его еще не видела, этот человек мало походил на ее заботливого мужа.
Алайна крепко обхватила Эйдена, когда он вел снегоход по нетронутому участку льда замерзшей реки. Ее охватило чувство восторга — она обнимала одного из самых привлекательных парней в колледже и своего нового сводного брата! Взгляд Эйдена заставлял краснеть даже самых популярных первокурсниц, а она сидит позади него на сиденье снегохода!