— Да я разве спорю, идиотская идея, — кивнул Виктор. — Но не мне ж мэру перечить. Тем более, мой шеф, разумеется, сразу взял под козырек, такой: Игорь Валерьевич, все сделаем в лучшем виде, собаку розыскную к делу подключим.
— Разве Дэзи работает с полицией? — продолжала я удивляться все новым открытиям.
— Нет, конечно. Но Андрей — владелец питомника немецких овчарок, лучший кинолог города. Это кроме шуток. И Дэзи прекрасно ищет собачек-потеряшек. Вы же наверняка слышали, что убегают иногда от хозяев собачки. Полиция их в жизни искать не станет, а вот Андрей с Дэзи возьмутся за работу и обязательно найдут.
Я с уважением посмотрела на овчарку, а та продолжала невозмутимо идти вперед. За ней двигался хозяин, затем мы с Виктором, следом, с отставанием на пару шагов, группа волонтерш, а за ними — все новые собачники, мирно гулявшие до сих пор по парку. В таком составе мы пересекли весь сквер по диагонали, свернули в направлении пустыря, и почти дошли до выхода из парка, когда Дэзи вдруг застыла, затем подбежала к большой квадратной каменной урне, стоящей возле скамейке и, подняв вверх острую морду, страшно завыла.
— Ой… чего это она? — прошептала почти уткнувшаяся мне в спину Таисия.
— Андрюха, она чего? — немного нервно поинтересовался и Виктор. Хозяин овчарки, нахмурившись, подошел к урне, нагнулся над ней и озадаченно покрутил головой:
— Витя, там какие-то тряпки набросаны. Вроде, и впрямь детские платьица. Или юбочки. С синими рюшками.
Несмотря на яркое солнце, мне стало холодно. Синие рюши… они были на платье Леночки, когда та пошла в магазин. Впрочем, это еще ни о чем не говорит. Если кто-то и решил выкинуть старое детское платье, это не обязательно похититель девочки… но почему так страшно воет собака?
Ее хозяин протянул было руку к урне, как я неожиданно для себя крикнула:
— Нет! Стойте!
Он вздрогнул и с недоумением взглянул на меня, собака на секунду прервала вой, злобно зарычала, вскинула морду и снова протяжно завыла.
— Если это вещи девочки, которая пропала… — голос сорвался, я откашлялась и чуть тише продолжала: — Нельзя ничего трогать руками. Эксперты будут искать следы ДНК.
— Полина права, — решительно поддержал меня Виктор. — Андрюша, прости, твоя собака просто чудо. Но трогать и правда ничего не надо. Погодь минутку, сейчас палку найду.
Он отступил на шаг, чуть не сбив с ног одну из дам, стоящую за его спиной, огляделся по сторонам — но вокруг багровели лишь горки кровавой листвы. Тогда он подошел к ближайшему кусту, рывком нагнул одну из голых веток, покрутил ее обеими руками и, наконец, оторвал.
С веткой в руке он подошел к урне, но тут овчарка оскалилась и, снова прервав вой, злобно зарычала.
— Витя, давай я пошарю. — Андрей выхватил палку из рук приятеля. — Тебя Дэзи не подпустит.
Мы застыли неподалеку от мусорки, а Андрей подошел вплотную, слегка нагнулся и, поддев тонкой веткой тряпку, выбросил ее на кучу алой листвы. Затем он подцепил и выкинул еще одну серую тряпицу, отдаленно напоминающую детские трусики. И, наконец, чертыхнувшись, подцепил и вытащил наружу что-то, что не сразу дошло до моего сознания. Дэзи дико взвыла, со всех сторон раздалось аханье и тонкие женские вскрики, я почувствовала, как меня за талию обхватила крепкая мужская рука, и, уже покачнувшись и заваливаясь вниз, поняла, что только что видела отрезанную детскую голову со спутавшимися светлыми волосами и широко раскрытыми ввалившимися глазами.
Глава 10
— Я не гожусь для этой работы, ничего не умею, и нервы ни к черту… — безостановочно несла я какую-то чушь, заливаясь слезами и покорно глотая обжигающую жидкость вот уже из пятой рюмки. Виктор подносил каждую к моему рту и, крепко обняв за плечи, буквально заставлял выпить бьющее в нос спиртом содержимое. Но истерика никак не заканчивалась, и слезы лились, как вода из испорченного крана.
Играла ли музыка в том маленьком баре неподалеку от сквера? Это осталось в памяти сплошным серым пятном, на заднем плане которого раздавались пьяные выкрики. Сидели мы на стульях или на диванчике, были ли вокруг люди — все слилось в сплошном густом тумане. Спиртное никак не действовало, и перед глазами все всплывала детская голова, запавшие серые губы шевелились, обвиняя меня в преступном бездействии.
— Она еще недавно была живая, да? — истерично выкрикивала я, заглушая игравшую где-то вдалеке — или только в моих ушах — музыку. — Меня наняла ее мать, чтобы вовремя найти… Ее еще можно было спасти, если бы искали как следует?
— Полина, не надо так, — он шептал, нагнувшись надо мной, или кричал в полный голос? Я не понимала. — Вы ничего не могли сделать, ее вся полиция города искала.
— Но я должна была найти. А у меня на глазах, практически, свидетельницу переехали!
Виктор осторожно гладил меня по голове, затем поднес к моему рту очередную рюмку. Крепкий алкоголь в конце концов слегка притупил эмоции, но способности связно думать не вернул.
— Виктор Иванович… Витя… но кто мог сотворить такое? И зачем? Зачем подбрасывать голову в сквер, ведь ее в другом месте убили!
— Полечка, вам полегчало? — с тревогой спросил он. — Мне надо к шефу ехать, там все на ушах стоят. Они уже по телеку репортаж посмотрели, где я главным очевидцем выступал. Теперь к ответу требуют. Давайте, я вас до дома подброшу по дороге, не оставлять же тут в таком виде!
— В ка… каком виде? — слегка заплетающимся языком спросила я, вытирая ладонями все еще текущие по лицу слёзы и потихоньку приходя в себя. — Мне тоже надо с вами, я давно хочу с мэром познакомиться. Сможете придумать предлог?
— Но… Нет… как я вас им представлю?
— Значит, так и о станусь бесполезной дурой! — я вновь залилась слезами. — До мэра мне не добраться, никакой от меня пользы.
Виктор растерянно потоптался рядом, еще раз погладил меня по голове и быстро предложил:
— Вроде, завтра прессуха будет в мэрии. Вот туда вас под видом журналистки могу провести, запросто. А дальше уж сами.
Я согласно кивнула, и позволила своему визави за руку поднять меня со стула, вывести из бара и загрузить в белый фургончик. Уже собираясь назвать свой адрес, вдруг подумала, что негоже в таком виде показываться на глаза матери и маленькой дочке, и назвала адрес Оскара. Машу тоже не следует нервировать, но наверняка она уже видела телерепортаж с места событий, так что еще сильнее я ее не расстрою.
Маша и в самом деле выглядела достаточно встревоженной, но, получив мое полубездыханное тело из рук Виктора, решительно отвела меня в ванную и практически насильно умыла лицо. Затем набрала номер моей матери и попросила провести с Ликой ночь.
— Ну почему ты так расклеилась? — усадив меня на кухне на мой любимый стул с изогнутой спинкой и наливая в огромную чашку крепкий сладкий чай, спрашивала она, пытаясь заглянуть мне в глаза. — Ты же понимала, что похититель вряд ли оставит девочек живыми.
— Наверное, до последнего надеялась, что уж Леночку успею найти вовремя, — я почти протрезвела, но соображала еще с трудом. — Он же должен какое-то время держать свои жертвы у себя? Иначе зачем с такими сложностями похищать? Если правда на органы, почему голова девочки оказалась в мусорке сквера?
— Этого я тоже не понимаю, — в кухню вошел Оскар и тяжелым кулем плюхнулся в кресло. — Такого за всю свою работу в следствии не видел. Письма от маньяков читал. Разные предметы, похищенные у жертв и возложенные на самодельные алтари, видел. Но зачем же подбрасывать части тела на всеобщее обозрение? Не вяжется тут что-то.
— Может, просто псих? — предположила Маша. Она тоже заметно нервничала, но держалась неплохо.
— Тогда почему мы его два года поймать не можем? — зло спросил Оскар. — Вся наша полиция против одного умалишенного, и никак?
— Это вопрос к твоей полиции! — выкрикнула я.
— Ладно, а тебе пора забыть об этом деле, — устало ответил он. — Насколько я понимаю, тебя мать девочки наняла, чтобы найти ее. Считай, нашла. Все, баста.
— А этот урод пусть и дальше у всех на глазах ворует детей?
— Полина, кроме тебя, его есть кому искать, — от усталости он еле ворочал языком.
— Хотя бы скажи — сколько Леночка еще прожила… после?
— Экспертизы пока не готовы, но полагаю — около трех дней.
— А могли ее и в самом деле — на органы?
— Понятия не имею, — выдохнул он. — Судя по сегодняшнему дню — вряд ли. Черные трансплантаторы точно не желали бы такой популярности, нафига им?
— Маньяк, рвущийся к славе… — нерешительно начала Маша. Ее лицо сильно побледнело и осунулось, отеки под глазами стали виднее, Оскар выпрямился, внимательно посмотрел на нее и резко сказал:
— Мария, давай так: либо прекращаем все разговоры об убийствах, либо наша гостья прямо сейчас нас покидает.
— Прекращаем! — быстро сказала я. При одной мысли о том, что придется уезжать домой и смотреть в испуганные глаза дочери, меня бросила в дрожь.
— Даешь слово? — не дожидаясь ответа, он поднялся и, тяжело ступая, вышел из кухни.
Дверь с глухим щелчком закрылась, мы с Машей переглянулись, и затихли. Я пыталась выпить чаю, но горло сжимало спазмами, и, устав бороться с горячей жидкостью, я поставила чашку на стол.
— Абьюзер, — сердито проворчала наконец Маша.
— Нет, он прав, — вяло возразила я. — Ты так долго ждала этой беременности, нельзя тебе нервничать сейчас.
— Можно подумать, если мне рот заткнуть, я сразу успокоюсь, — но она спорила, скорее, по инерции. Немного помолчала и спросила: — Полина, тебе так плохо… а где же Саша?
— В командировку уехал, вернется через две недели, — тихо сказала я. — Маша, мне легче от его присутствия все равно не станет.
— Но почему? Ты никак не можешь его простить? Он же так старался! — подруга нервно барабанила еще тонкими пальцами по краешку стола. — Что ты Лике скажешь, когда она подрастет?
— Скажу, что у нее есть папа и мама, — устало ответила я. — Она и сама это знает, что тут пояснять-то?