— Почему вы с папой вместе не живете!
— Но… как же объяснить тебе, дорогая? — я с трудом собралась с мыслями. — Ты ведь помнишь, как я его любила. Я умереть за него была готова. Такой кострище пылал, аж до небес пламя. А потом… как будто в костер плеснули чем-то, какой-то густой мерзостью, и он потух. Я тоже сначала поверить не могла, что это конец. Думала, просто обида меня мучает, а под ней огонь по-прежнему пылает. Надо лишь проявить великодушие, простить его.
Я замолчала, Маша по-прежнему барабанила пальцами по столу, но уже не так нервно.
— Словом… прошла моя обида, он и правда очень старался. И оказалось, что под ней уже ничего не горит. Одни угли, даже не так — один пепел остался. Маша, я его давно простила, но… больше не люблю.
Глава 11
Я поправила натирающий шею ремень, на котором висел массивный фотоаппарат, и украдкой покосилась на сидящего рядом фотокора, пожертвовавшего мне на время супертехнику ради прохода на пресс-конференцию. Надо бы как-то побыстрее вернуть ему фотик, а то шея просто онемела от его тяжести. Но фотокор пялился на разглагольствующего прямо напротив нас мэра, и в мою сторону никак не смотрел.
Вадим Воронцов, наш градоначальник, выглядел и впрямь солидно. Высокий, статный, еще не старый, с пышной шапкой русых волос, в которых уже поблескивала седина. Выправка у него была солдатская, говорили, что раньше он служил в органах, но ушел на заслуженную пенсию, но долго на ней не просидел, пошел на повышение. Слуга царю, отец солдатам.
Его зам Игорь Тостоногов выглядел не так впечатляюще — и ростом пониже, и комплекцией пожиже, и волос на голове поменьше, зато очки в тонкой стальной оправе придавали ему интеллигентный вид. Он сидел за прямоугольным столом по правую руку от начальства, и нервно поправлял то стоявшие посередине стола микрофоны, то графин с водой, возле которого небольшой грудкой собрались перевернутые вверх дном стаканы. От передвижения стаканы звенели, графин приближался к краю стола и угрожал скинуться вниз, обрызгав сидевших в первом ряду журналистов. Все эти действия завораживали, отвлекая внимание от начальственных речей.
Кроме того, сильно мешали какие-то девицы, постоянно подходившие и что-то сообщавшие на ухо Тостоногову, после чего он делал какие-то странные знаки трем охранникам в штатском, и те выбегали из зала. И я, и журналисты постоянно оборачивались им вслед, пропуская целые куски выступления.
Я вздохнула и вновь прислушалась.
— Мы предпримем все возможное, чтобы подонки, убивающие детей, получили по заслугам!
Это явно можно было и не слушать. Но тут из заднего ряда подняла руку молодая девочка, и, не дожидаясь разрешения, звонко спросила:
— Правда ли, что в городе орудует банда черных транспантологов? И детей похищают на органы?
Журналисты разом оживились. Не дожидаясь моей просьбы, фотокор сдернул с моей шеи фотоаппарат и быстро его расчехлил. По-моему, он слегка опоздал: побагровевшее лицо градоначальника и его выпученные глаза надо было снимать сразу после вопроса, а лучше — в тот самый момент. Но он быстро справился с собой, приподнялся за столом и дважды хлопнул в ладоши. Зал затих.
— Дорогие журналисты! Очень прошу вас не распускать дурацкие слухи! И еще просьба — больше даже не вспоминать разные глупости. Дама, задавшая вопрос — прошу покинуть зал!
Девушка покраснела и, быстро цокая каблучками, вышла из зала. Воцарилась полная, какая-то зловещая тишина. Я пыталась подобрать упавшую чуть ли не на пол челюсть, но получалось с трудом. Позвольте, как это не вспоминать глупости? Да весь город только и говорит о том, что у детей изымают органы! Городской форум переполнен подобными сообщениями, их повторяют друг другу продавщицы в маленьких магазинчиках, школьные гардеробщицы…
“Люди, долго мы будем молчать? Наших детей похищают, потому что у дочери мэра больная печень, и ей нужна пересадка!” “Да нет, у нас тут перевалочный пункт, детей похищают, а органы посылают в Москву!” “Сегодня с трудом отбила малышку. Подъехала к детской площадке “Скорая помощь”, оттуда выскочили два мужика в белых халатах, бросились к песочнице и давай малышам вопросы задавать: где мама, да с кем ты пришел? Одна девочка ответить не могла, малая еще, так ее поднял мужик и понес. Она в крик, я ему в рукав халата вцепилась, он от испуга ребенка выронил, прямо на асфальт, прыгнул в машину, и кааак поедет! И прямо на меня целит, чуть не задавил!”
Полагаю, на городских форумах подобных историй будет появляться все больше, поскольку народ сильно взбудоражен. Как оказалось, не все в сквере потеряли сознание при виде отрубленной головы, некоторые засняли жуть на мобильники. И теперь это фото гуляет по городским сайтам, его стирают, но оно всплывает снова и снова.
Я думала, на пресс-конференции попробуют успокоить журналистов, а через них и общественность. Но вот же… Или городское начальство всерьез думает, что достаточно наложить на тему табу, и все разговоры стихнут? Зачем вообще собрали прессуху?
Мэр распинался около четверти часа, обещая крайне скорую поимку убийц и их показательное наказание, наконец выдохся и, подвинул к себе стакан с водой, начал судорожно пить.
— Вопросы, граждане газетчики и телевизионщики! — бодро потребовал вице-мэр. — Ну, не стесняйтесь же!
— Так нам запретили их задавать, — спокойно ответил высокий кудрявый парень из первого ряда. — Кто задает — тех выгоняют.
— Любые вопросы, кроме провокационных! — внушительно сказал мэр, снова побагровев.
Но все молчали. Выждав немного, мэр перевел дыхание и вполне миролюбиво сказал:
— Вы же сами понимаете — детей крадёт маньяк.
— Вы можете назвать его имя? — насмешливо спросил кудрявый.
— Издеваетесь?
— Нет. Я лично сюда пришел, чтобы узнать ответы на наболевшие вопросы. Но вы запретили даже спрашивать о том, о чем кричит весь город. Что я в своей газете напишу?
— Ничего. Вон отсюда! — выкрикнул мэр, вскакивая.
Кудрявый пожал плечами, встал и вышел из круглого конференц-зала. Следом потянулись еще две журналистки, вздохнув, поднялся и вышел фотокор, одолживший мне свой фотик. Лишь телевизионщики азартно снимали скандал со всех ракурсов, и уходить явно не собирались.
М-да, похоже, народное возмущение выходки мэра лишь подогревают. Почему бы ему нормально не поговорить с прессой? Тем более, как сообщил мне утром Оскар, к нам уже направлена спецбригада из Москвы — жуткие подробности и фотографии уже утекли за пределы нашего города. Так что под градоначальником кресло не то что шатается, а, можно сказать, ходуном ходит. Про то, чем приезда спецбригады грозит самому Оскару, я старалась пока не думать. Может, еще пронесет — если маньяк будет обезврежен силами местной полиции.
Через некоторое время мэр устал говорить в одиночку, и прессуха благополучно закончилась.
Я медленно вышла из зала вслед за толпой, огляделась — у окна стоял кудрявый журналист, и с кем-то тихо беседовал по телефону. Остальные представители прессы тоже не торопились на улицу — они рассредоточились по довольно большому холлу, кто-то торопливо диктовал по телефону варианты скандала, кто-то давал интервью телевизионщикам. Словом, не получив достаточно информации от градоначальства, они добывали ее друг от друга.
У дальнего окна я увидела Виктора, беседующего о чем-то с немолодым грузным мужчиной. Я слегка поколебалась, пытаясь справиться с участившимся вдруг сердцебиением, затем решительно направилась к ним:
— Провалилась прессуха, кажется! — поприветствовал меня Виктор. В самом зале он не был, но подробности ему, похоже, уже сообщили.
— Ты точно знаешь, что там с дочерью этого гипертоника! — горячился его невысокий грузный собеседник. — Сам не хочешь говорить — дай координаты больницы!
— Ты что, меня ж с работы погонят с волчьим билетом!
— Да кто про тебя узнает! Ты мне продиктуй адрес больницы и фамилию врача, я сам все сделаю! Да будь человеком, у тебя ж самого дочка того же возраста! Неужто не страшно?
— Страшно… Но и работу потерять стремаюсь, кто семью будет кормить? — он встретился со мной взглядом, обреченно махнул рукой и выдал: — А, была не была… Пиши!
Он быстро назвал больницу и фамилию врача, и внушительно добавил:
— Я тебе этого не говорил! Усек?
Но разговаривал он уже со спиной собеседника, семимильными шагами удаляющегося от нас. Я ошарашенно посмотрела ему вслед. Вот так, журналистам, оказывается, можно давать ту информацию, которую от меня вот уже неделю успешно скрывали. Ох, надо было мне в газетчики идти работать, с моей-то страстью к расследованиям. И тогда передо мной открылись бы те двери, что для частного сыщика обычно были намертво затворены, а то и вовсе заварены.
— Ладно, я тоже побежала, — я дружески кивнула Виктору и рванула к выходу.
Грузного журналиста я догнала уже на улице. Он почти бежал, но я прибавила шагу и нагнала в тот момент, когда он отпирал дверцу небольшой серой малолитражки.
— Простите, я частный сыщик, мне тоже надо в эту больницу! — быстро сказала я, и, не давая ему опомниться, добавила: — Вы не могли бы меня подвезти? Я вам интересную инфу по дороге дам.
— Хм… а точно не конкурирующая фирма? — он с подозрением оглядел меня с ног до кончиков выбеленных волос. — Что-то вы слишком хороши для миссис Ватсон!
— Нет, просто я мисс Марпл, а та даже в старости симпатичная! — выпалила я, судорожно отыскивая в сумочке удостоверение. — Вот, смотрите, я не журналистка!
Бегло просмотрев мой документ, он подобрел и разрешил мне сесть в машину, на переднее сидение.
— Ну, мисс Марпл, поехали, — он резко газанул, и мы помчались к окраине города. — Я Георгий Петрович, если подружимся, превращусь в Гошу. Но пока — ни-ни! Ну, развлеките меня беседой, вы обещали интересную инфу!
Я на минуту замешкалась. Тему для разговора я заранее не придумала, все мысли были заняты сложной задачей — попасть в машину к журналисту и беседовать с нужными людьми вместе с ним. Я, понимала, что он сумеет подобраться если не к врачам, то хоть к медсестрам или санитаркам, они с удовольствием дадут интервью газетчику, хоть и анонимно, а со мной и разговаривать не пожелают.