Глава 13
— Да, трогательно, — утер скупую мужскую слезу Георгий, дочитав подсунутый ему директрисой некролог. — Я ее представил наяву, словно она передо мной сидит.
— Да, она была такой — один раз увидишь, уже не забудешь, — подтвердила пожилая директриса, уютная, в теплой мохеровой кофте и роговых очках с толстыми стеклами, напоминающую скорее добродушную вахтершу, чем строгую начальницу всех школы. Мы сидели в ее кабинете, на жестких кожаных стульях с короткой спинкой, и рассматривали последний выпуск школьной газеты, откуда Петрушевская из широкой черной рамки строго глядела на нас. — Решительной и бескомпромиссной. И так на пенсию не хотела, прямо плакала, прощаясь. Не ушла бы, да здоровье подводить стало. Зрение барахлило, а очки она не носила, баловством считала, Тем более, их и подобрать было сложно, она и вблизи почти ничего не видела, и издали. Голова постоянно кружилась, а с палочкой ходить — да ни в жизнь! После того, как упала два раза прямо на переменке в коридоре, мы и попросили ее на покой. Нельзя же так учеников пугать.
Мы с Георгием переглянулись. Маргарита Львовна плохо видела, и с трудом ходила? Тогда наезд мог быть и просто случайностью… Может, она и правда все выдумала? Но… надо узнать, увлекалась ли бывшая завуч шпионскими фильмами.
На прямо поставленный вопрос директриса ничего не ответила, только отрицательно покачала головой.
— Может, у нее подруги тут работают? — тактично спросил журналист. — Нам про нее побольше хочется узнать.
— Да у нас тут много молодых работает, Я, наверное, одна ее ровесница и осталась, — вздохнула пожилая дама. — Вы спрашивайте, не стесняйтесь.
— Скажите, — напрямик спросила я. — Она склонна была к… фантазиям, сочинениям выдуманных историй?
— Маргарита? Нет, она никогда не выдумывала. Она все преувеличивала, это да. А когда зрение поплыло, то вообще совладать с ней стало невозможно. Например, прошлась по коридору на перемене, врывается ко мне и кричит: “У Петрова с собой ножик! Срочно вызываем родителей!” Ну, я тоже ударяюсь в панику, звоним родителям, потом вместе с ней бежим в класс, где урок у Петрова… оказалось, у него была, к примеру, небольшая линейка в руке! А ножика никакого не было. Вот после пары таких инцидентов я ее и попросила… ну, плюс еще ее падения в коридоре, конечно.
Георгий, деловито кивая, записывал рассказ на микрофон, а я снова отключилась. Что же получается? Маргарита Львовна к фантазиям на пустом месте была не склонна. Но преувеличить могла, и здорово. А плохое зрение лишь усиливало проблему. Школьная линейка в ее глазах превращалась в бандитский кинжал, а что могло превратиться в белый чемоданчик? Может, мобильный телефон?
Директриса лично проводила на до выхода из школы — не то из глубокого уважения к Бесстрашному Георгию, не то чтобы убедиться, что мы точно ушли и никаких вопросов больше никому задавать не станем.
Мы снова загрузились в машину, и глубоко задумались, каждый о своем. Журналист первым прервал молчание:
— Немного же мы узнали, на приличный репорт не хватит. Ладно, щас Витьку приглашу, и завалимся в какой-то кабачок. Не боись, угощаю! Хоть фамилию медицинского светила узнаю.
Против такого плана возразить было нечего, и мы поехали в кабак.
Стоящее на отшибе заведение мне сразу не понравилось. Тут курили прямо в зале, и густой дым обволакивал помещение, вызывая постоянное чихание и спазматический кашель… Не обращая внимания на мои страдания, журналист кругленьким ледоколом пропер сквозь дымовую завесу, и радостно уселся на небольшое кресло в дальнем углу. Низенький столик перед креслом располагался немного ниже моих колен и явно не годился для еды, кресло было всего одно, так что мне пришлось присесть на неудобный пластиковый стул. Ну что ж поделаешь, кто сказал, что жизнь частного детектива должна быть похожей на сказку?
Зато на угощение Георгий не поскупился. Взял больше сырное плато, и целую бутыль джина, к которому бонусом принесли большую бутыль тоника. Пока мы ждали Виктора, он все подливал мне вкусный напиток, казавшийся таким слабым, почти безградусным. И, лишь выпив третий стакан, я сообразила, что сегодня даже не обедала. Но было поздно. К приезду Виктора я была в состоянии полного нестояния — голова кружилась, щеки горели, глаза сводило в кучку. Ну что ж мне так не везет, второй раз мы с ним оказываемся в баре, и оба раза я напиваюсь в зюзю! Он подумает, что я хроническая пьянь! Трясущимися пальцами я уцепила кусочек сыра с длинной овальной тарелки и торопливо прожевала, совершенно не чувствуя вкуса. Надо бы хоть сухарики заказать, что ли…
— О, Витюха, садись к нам! — Георгий оживился при виде нового собутыльника, появившегося в густом сигаретном дыму, и тут же налил ему почти доверху джина и для вида слегка плеснув тоника. — Ну, за приятную беседу!
— Я за рулем, — спокойно ответил тот. — И мне через час на работу возвращаться, наше начальство велело всех сотрудников развезти.
— Да хоть чуточку выпей, на донышке! — обиделся журналист. — Вот сыр, закусишь. Ты меня не уважаешь, что ли?
— Уважаю! — клятвенно поднял руку Виктор. — Но пить не стану. Ты ж мою семью содержать не будешь, ежели что.
— Да что ты, такой шофер классный, работу не найдешь? — пьяно удивился Георгий. — Брось ты этих вурдалаков возить. Да, или не бросай. Скажи лучше, к каким врачам дочку шефа возил в последние полгода?
— Да я ж сказал утром!
— Нет, это только одна больница, а были и другие.
— В другие больницы мы не ездили.
— Может, к частникам? Давай, колись, это важно! Зря тебя дорогим джином пою, что ли? — похоже, журналисту пора было завязывать с джином.
— Давай я тебе просто адреса продиктую, по которым жену и дочку Воронцова возил, ты сам там разбирайся, к кому мы ездили.
— А давай! Щас прямо в заметках запишу, — он достал последний айфон и пощелкал по экрану. — Начинай с последних адресов.
Я молча слушала, как называются все новые адреса, и в затуманенную алкоголем голову пришла очередная идея.
— Витя… как вы… выглядит до-дочка мэра?
— Эээ… ну, как обычная девочка, как все дети, — удивился он.
— Рост, цвет во… во… волос?
— Ей семь лет, рост не измерял. Волосы темные, коротко стриженные. То есть год назад коса была, кажется, а после больницы — как тифозная стала.
Коротко стриженные темные волосы — горячо! Я чувствовала невиданный прилив энергии и гордость за свою догадливость, мне даже показалось, что джин сам собой покинул мой организм, а голова кружится исключительно от умных мыслей. Понять бы еще, отчего заплетается язык…
— Витя, мо… можно просьбу?
— Да? — настороженно отозвался он.
— Ты ведь ее повезешь куда… куда-то в ближайшее время? Д-дай ей в руки какую-то гладкую бумажку, ладно? Совсеееем гладенькую. Или игрушку пластиковую. А по-потом мне передай.
— Да зачем? — офонарел он. — Чего это я к мэрской дочери с игрушками полезу?
— Отпечатки задумала взять? — кокетливо помахал мне пальцем тоже в сосиску пьяный Георгий. — Знаю я вас, Марплов!
— Отпечатки? — у Виктора отвисла челюсть. — Да зачем тебе? С чем сравнивать-то станешь?
— Е… есть с ч… чем, — я тоже погрозила ему пальцем… или двумя? Перед глазами плясал хоровод из пальцев, их становилось все больше, но смотреть на это было весело. — Т… ты тттут г-главное отпечаточки сними, а уж я сравню на сла-славу.
Он долго смотрел на меня округлившимися глазами, но затем все же кивнул.
— Обещать не могу, но постараюсь.
— Ну ты силен! — обалдел Георгий. — Как я адреса прошу, так прям ничего-то не знаешь, сам давай разбирайся, милый друг. А как какая-то мисса Марпла симпотная попросит, так сразу под козырек, рад стараться! Обижаешь!
— Да я тебе и так много лишнего сказал, — медленно, с какими-то паузами ответил Виктор. — Просто… нет, наверное, у меня тоже глюки начались. Вы дико заразные, ребята.
— Ну-ка, колись! — Георгий аж приподнялся с кресла, но тут же грузным кулем повалился обратно. — Глюки тебе какие являются, женские?
— Наш Воронцов меня вчера как-то долго долго расспрашивал… — он снова замолк.
— Ну, телись же!
— Словом, он расспрашивал меня, а потом еще и фотку попросил…
— Ну! Не томи!
— Зачем-то попросил фотку… моей дочери.
Глава 14
Наутро я проснулась, чувствуя во рту напоминающий сгоревшую шину, привкус. Угораздило же вчера налакаться! Хорошо еще, что Лика к моему возвращению уже спала, но вот мама, открывшая мне дверь и втащившая практически на руках в комнату, долго этого не забудет. Кажется, по дороге к кровати меня вырвало, и бедная мамочка, сгрузив в кресло мое безжизненное тело, на карачках подтирала пол. Я тяжело вздохнула.
События вчерашнего вечера со скрипом всплывали в памяти: вроде, мы с журналистом-криминалистом сидели в густом сигаретном дыму, я хотела петь песни, а он возражал… но я все же спела что-то, верно? Пьяная публика вовсю мне аплодировала, уговаривала спеть на бис, мужики подливали какое-то жгучее пойло. Или подливал только Георгий? Но там был кто-то еще, я уверена! Виктор! Да уж, мне теперь стыдно будет попадаться ему на глаза. Хотя, постойте-ка… кажется, он уехал еще до моей лебединой песни, и сказал перед отъездом что-то очень важное. То есть тогда я подумала, что это важно, это поможет нам поймать убийцу… но что? О чем шел разговор? Надо вспомнить… почему же так трещит голова?
Зазвонил мобильный, и голова тут же начала гудеть ему в такт. Застонав, я протянула руку и нащупала аппаратик на тумбочке рядом с кроватью. Звонил Саша.
— Полечка, я только недавно узнал, какое дело ты расследуешь! Хочешь, я прилечу обратно, сегодня же?
— Ох… не надо, — взмолилась я. — И ничего я больше не расследую. Убили девочку, которую я должна была найти. Нет у меня больше заказчицы.
— Да… знаю, мне Оскар сказал. Поля, давай я прилечу, я же понимаю, как тебе сейчас плохо.
— Блин, у тебя-то работа пока есть, вот ее и работай, — я сама не понимала, почему так разнервничалас