слышала, как ее мама с Надь Палной по телефону говорила, что толстуха ревет два дня, в школу идти отказывается. И все просит маму пойти с ней Танюху искать.
Мы с Георгием растерянно переглянулись. Надо бы поговорить с Натой… но как это сделать, если ребенок так расстроен?
— А у тебя есть телефон Наты? — спросил журналист.
— Еще чего! У Надь Палны спросите.
Мы попрощались с Варей и ее мамой, в молчании спустились вниз и остановились возле машины.
— У меня как лучшая подруга Тани вот эта Варя записана, — вздохнул журналист. — И еще одна девочка, Маня Крутикова. Но похоже, их классная просто не интересуется, с кем на самом деле девочки дружат.
— А давайте с самой классной и побеседуем? предложила я. — Беспокоить Нату в любом случае сейчас не стоит, так зачем время терять?
— А что она нам скажет, если не знает даже, с кем дружила Таня? — возразил Георгий. — Нет, давай сейчас к светилу махнем. Там видно будет.
По указанному адресу доехали быстро. Частный доктор жил в многоэтажке из красного кирпича, с домофоном и видеокамерами на входе. Внутрь мы прорвались с большим трудом — Георгий долго уговаривал консьержа нас пропустить, показывал в видеоглазок свое удостоверение, обещал взять интервью и дать большой портрет домового охранника в своей газете. В результате, мы прорвались, поднялись на огромном лифте с зеркальными стенами на пятый этаж и застыли в восхищении при виде круглого холла, покрытого дорогим синим ковром с высоким ворсом, раскидистых пальм в квадратных кадках и широких черных кожаных кресел возле стен.
В этом великолепии как-то терялись из виду четыре скромных двери в квартиры. Походив немного среди пальм, журналист позвонил в одну из них. Через некоторое время мелодичный голос из-за двери спросил, что ему угодно.
— Я из газеты “Городские новости” — Георгий приложил к глазу на двери свою ксиву. — Хочу побеседовать с господином Черемисиным.
За дверью замолчали. Я уж думала, что нам придется идти восвояси, но тут дверь распахнулась, и на пороге встал высокий господин в черном костюме-двойке, с небольшой остроугольной бородкой. Выражение лица его отнюдь не излучало радушие, но и особого раздражения я не заметила.
— Что за срочный вопрос? — равнодушно спросил он. — Ко мне, вообще-то, заранее записываться нужно.
— Ну, на вашем месте с прессой я был бы поприветливее, — парировал журналист. — Вы ж понимаете, высокопоставленные клиенты не хотели бы, чтоб ваша фамилия фигурировала в моем разделе криминала.
— Вы мне угрожаете? — высоко поднял густые черные брови врач. — Вадиму Валерьевичу ваши угрозы вряд ли понравятся.
— Боюсь, в тюрьме ему будет глубоко фиолетово, угрожал я вам или нет, — пожал плечами Георгий. Доктор переменился в лице:
— Что вы несете, в какой тюрьме?
— Полагаю, пока что в местной. А там кто знает. Это вы ему больничный выписывали?
— Вы так шутите? Объяснитесь!
— Я не шучу, — покладисто объяснил Георгий. — Я знаю, что кто-то выдал мэру больничный, чтобы защитить от уголовного преследования. Это точно не вы?
— Но… Вы проходите! — опомнился Черемисин. — Заходите, сейчас чайку соорудим!
Мы вошли в выложенный черным мрамором просторный холл, плавно переходящий в гигантскую кухню, в которой свободно поместилась бы моя двухкомнатная квартира. Кухню перерезала широкая барная стойка из какого-то темного матового материала, чуть теплого на ощупь. Мы забрались на высокие барные кресла, а хозяин дома, резким движением руки отмахнувшись от миловидной девушки в коротком черном платье, сам бросился заваривать нам кофе.
— Скажите, вы ведь меня не разыгрываете? — поставив перед нами миниатюрные черные чашечки, разрисованные светлыми кофейными зернышками, чуть ли не умоляющим тоном спросил он, усаживаясь напротив.
— Я из отдела криминала, а не приколов, — равнодушно ответил Георгий. — И веду журналистское расследование. В принципе, у меня к вам один вопрос. Чем болела Света Воронцова? Зачем ее возили к вам на консультации?
— Но… врачебная тайна… — он сгорбился и как-то разом постарел. — Да гепатитом А она переболела, после него бывают осложнения. Впрочем, тут их как раз и не было. Мамочка там все на аппетит жаловалась, то есть, на его отсутствие. Я ей кучу разных таблеток безобидных выписал, Эссенциале и прочее. А на самом деле, надо просто на диете было дите подержать, всего-то. Впрочем, она уже пару месяцев у меня не бывала, думаю, уже и аппетит нормализовался у ребенка.
— А как вообще ее здоровье? Остальные органы?
— А что с ними должно было случиться? — изумился врач. — Здоровый ребенок, просто мамочка слишком нервная.
Кряхтя, Георгий сполз с высокого кресла, я постаралась грациозно спрыгнуть на мраморный пол, но, судя по дребезжанию невидимой посуды, получилось не очень.
Вновь спустившись к машине Георгия, мы забрались внутрь и одновременно заговорили:
— Опять зеро!
— Не нужна ей пересадка!
— Стоп! — он поднял вверх указательный палец. — Отрицательный результат тоже важен. Я и не верил в похищение на органы, так что сейчас, считай, просто материал для очерка раздобыл. Ну что, испытаем удачу?
Он достал из кармана тугих джинсов телефон и набрал какой-то номер, включив громкую связь:
— Надежда Павловна? Я слышал, у Тани лучшей подругой была некая Ната. Вы телефончик ее матери не подскажете?
— Могу ей трубку передать, — раздался сердитый женский голос. — Она тут рядом со мной сидит. Вот, это журналист звонит, — теперь ее голос звучал словно издалека. — Да берите, это один из репортеров звонит, нет от них житья. Бедные дети!
Георгий побагровел, но взял себя в руки, прокашлялся и вкрадчиво произнес:
— Это Георгий Бесстрашный, начальник отдела криминала Городских новостей”. Я очень сочувствую вашей дочери, поверьте! По себе знаю, как горько потерять лучшего друга…
— Да еще не впервый раз! — прорыдала в трубку его собеседница. — Вот за что нам такое?
— У Наты пропала еще одна подруга? — от изумления журналист повысил голос. — Когда?
— Год прошел, я так надеялась, что она забуууудет… — рыдания в трубке усилились. — Они с Кариной с детства дружили. И вот… та вышла… и пропала… Я забираю дочку из школы, я за документами зашла, мы уедем из этого города! Я не хочу здесь оставаться, я не хочу, чтобы дочка теряла подруг! Я боюсь уже… я боюсь… что она выйдет… и пропадаееееет!!!
— Постойте! — закричал Георгий. — Как звали пропавшую подругу?
— Карина Нетребко…
Журналист все кричал что-то в трубку, кажется, беседуя уже с учительницей, а я лихорадочно вспоминала, где же слышала про Карину. И в конце концов вспомнила.
Девочка, с которой и начался отсчет похищений в супермаркетах. Пропавшая год назад с детского утренника в супермаркете “Космос” Я протянула руку и силой отняла телефон от полностью офигевшего от такой наглости Георгия:
— Надежда Павловна, Карина Нетребко училась у вас?
— Нет, разумеется, — чуть громче, чем требовалась, ответила учительница. Похоже, она тоже была на взводе. — У меня из класса ребенок пропадает впервые!
— Но я ни в чем вас не обвиняю! — взмолилась я. — Спросите, у матери Наты, кто еще из вашего класса был на том утреннике, с которого пропала Карина?
Голоса снова отдалились, изредка доносились глухие рыдания, по обрывкам фраз я поняла, что обе женщины ругают бестактных уродов-газетчиков. Но, видимо, учительнице все же не с руки было ссориться с прессой, и в конце концов я дождалась ответа:
— На том дне рождения из моих были только Ната и Таня. Наташа Корнеева и Татьяна Пивоварова.
Глава 18
Я меланхолично наблюдала за пельменями в маленькой кастрюльке. Вода уже закипела, но беленькие комочки пока не поднимались наверх, хотя, по моим расчетам, пришла пора. Но готовила я настолько редко, что процесс варки пельменей превращался в захватывающее приключение. Бедная моя мамочка по вечерам закупала продукты и готовила обеда, завтраки и ужины для вечно занятой дочери и маленькой внучки. А еще раньше это делал Саша…
Я украдкой вздохнула и покосилась на Георгия, с деловым видом закусывающего мощным ломтем белого хлеба. Я уговорила его поехать ко мне домой, чтобы просмотреть видео злополучного утренника в “Космосе”, пообещала быстренько соорудить обед, но в холодильнике не нашлось ничего, кроме трех сиротливо стоявших в специальном отделении яиц и двух просроченных йогуртов, а в морозилке одиноко белела коробочка пельменей. И вот они медитируют, никак не всплывая, а бедняга утешается хлебушком.
— Слушай — оторвал взгляд от все еще не всплывшего обеда, спросила я. — Ну никак не могу понять. До сих пор пропавшие девочки никак не были связаны друг с другом. А тут — сразу двое из одной компании. Может, Таня видела что-то на том утреннике, и ее похитили как свидетельницу?
— Целый год выжидали? — хмыкнул Георгий. — Если б она что и знала, давно бы всем поведала.
Он с тоской поглядел на бурлящую кастрюльку и спросил:
— Может, пиццу на дом закажем?
— Эврика! — воскликнула я в ответ, увидев первую приготовившуюся пельмешку. — Все-таки они вертятся, то есть всплывают! Уже готов наш обед!
— Отлично! — он резво вскочил на ноги и протянул мне глубокую плошку: — Накладывай, хозяйственная ты наша.
— Да, я не умею готовить! — с вызовом ответила я, погрузим поварешку в кастрюльку. — Зато я умная! И красивая.
— Сама себя не похвалишь — весь день ходишь, как оплеванная, — философски заметил он, усевшись за стол с полной миской и нацелив вилку на пельмени. — Понимаю.
Еще раз поглядев на кастрюльку, где почему-то отдельно плавали фрикадельки и обрывки теста, я решила, что небольшое голодание пойдет только на пользу моей несколько расплывшейся в талии фигуре, и ухватила кусочек хлеба.
— Но это не может быть просто совпадением! — я никак не могла поверить, что мы нащупали наконец какую-то связь. — Может, похититель тоже просматривал видео с того утренника, и ему понравилась Таня?