“Тебя совсем некому защищать? Мне самой прилететь, что ли?”
“Лаура, дорогая, прилетай! Умоляю! Хочешь, я квартиру продам, чтобы тебе заплатить?”
“Ой, не смеши мои балетки! Твоя квартира стоит меньше, чем мои дивиденды с акций за неделю. Что-то другое предложи.”
“Что же? Я готова на все!”
“Поняла, вылетаю, билет уже забронировала. Теперь так: я рискую арестом, возвращаясь на родину. Риск я люблю, но не напрасный. Так что будь добра, слушай мои команды.
На улицу не выходить никому ни под каким предлогом — ни тебе, ни твоей маме, ни, тем более дочке. Занавески на всех окнах затянуть. В квартиру никого не впускать — ни сантехника, ни электрика, ни соседей. Даже полицейских ни-ни — если они не вместе с Оскаром. Все поняла? Я прилечу завтра, сориентируюсь на месте, тогда и решим.”
Я спросила Лауру, можно ли впускать Георгия, но ответа не получила — видимо, она уже ехала в аэропорт. На всякий случай решила не впускать никого, и написала смс журналисту, что Виктор жив и здоров, звонил мне с угрозами, и потому я с дочерью забаррикадируюсь дома. Он тут же перезвонил:
— Ты уверена, что звонил Виктор? Телефон его?
— Номер незнакомый, но голос я узнала, — прошептала я. — Ты думаешь, я свихнулась?
— Нет, что ты, мисс Марпл! — горячо запротестовал он. — Ты в порядке, уверен, а вот я бы на твоем месте от стрессов уже точно бы кукухой поехал. Но ты мужественная девочка. Ладно, раз страшно, забаррикадируйся дома. Я завтра приеду.
Позвонила Маша, в отличие от мужа, она готова была сию секунду приехать и поселиться в моей квартире хоть на месяц, чтобы меня охранять. Увы, беременность уже сильно отразилась на ее здоровье, и охранять, скорее, пришлось бы ее саму.
Труднее всего было уговорить маму запереться почти на сутки в квартире. Она рвалась выйти хотя бы в ближайший магазин за продуктами, но я не пустила. Рассказывать ей про Виктора я не решалась, опасаясь немедленного инфаркта, поэтому сказал, что в районе завелся сумасшедший снайпер, который палит по людям с крыш, и, пока его не поймают, выходить на улицу жителям района не рекомендуется. Ахнув, она бросилась звонить подружкам, а я без сил опустилась на кровать.
Стальная дверь, поставленная Сашей еще два года назад, должна выдержать в случае чего даже вооруженное нападение. Как хорошо, что в ней установлен глазок!
Всю ночь я просидела на кухне, положив рядом длинный острый кухонный нож, литрами глотая крепко заваренный черный кофе и периодически хватаясь то за молчащий мобильник, то забегая в комнату к компу. Но никаких вестей ни от Саши, ни от Лауры не поступало, лишь Георгий вечером прислал смайлик и гифку с роскошным новогодним салютом.
Примерно в 8 утра на комп, наконец-то, пришло давно ожидаемое сообщение:
“Я в городе, возле твоего дома. План прежний — ты за баррикадами, а я пока сориентируюсь в обстановке. Из дома не выходить, никого не впускать, поняла? Жди моей команды.”
Я выдохнула и снова разрыдалась, уже от облегчения. Если кто и справится с киллером, то это Лаура. Как говорится, там, где Виктор учился, она преподавала. Через час пришло еще одно письмо:
“Да, он здесь, похоже, ночевал возле твоего дома. Скажи, его просто прикончить, или он зачем-то тебе нужен живой?”
Над этим вопросом я надолго зависла. Первым побуждением было написать: “Конечно, прикончить!”, но я подавила трусливую мысль. Оскара отстранили от руководства, его могут лишить любимой работы… у Маши от расстройства может случиться выкидыш… но если маньяка возьмут живым, шанс еще есть. Только взять Виктора должен лично Оскар Белов!
Я написала Лауре свои соображения, приготовившись к суровой отповеди, но она внезапно согласилась:
“А что, отличная мысль. Так даже веселее получится. Тогда я еще присмотрюсь немного, потом напишу, когда Оскара вызывать, и слегка пристрелю гада, но не насмерть. Пусть возьмут тепленьким.”
Я с облегчением встала со стула, но тут же рухнула назад. Занемевшие ноги не держали вес, после бессонной ночи глаза смыкались, и кофе уже не действовало. Поспать бы теперь немного… Нет, рано, надо дождаться письма от Лауры. Но как тяжело поднять веки…
Видимо, я все же задремала, поскольку разбудил меня звук захлопнувшейся стальной двери. В ужасе вскочив на ноги, я бросилась в коридор, никого там не обнаружив. Но легкий мамин плащ исчез с настенного изогнутого крючка. Подбежав к кухонному окну, я увидела сверху мамочку — она торопилась в выходу со двора. Видимо, увидев, что я отрубилась, она тихо оделась и выскочила из квартиры. Наш английский замок захлопнулся сам, ей не пришлось даже возиться с ключом.
Я схватилась было за мобильный, чтобы приказать ей немедленно возвращаться домой, но опомнилась — пожалуй, мама просто решит, что я рехнулась, и из принципа отправится на долгий шопинг. Нет уж, пусть лучше надеется вернуться незамеченной, пока я еще сплю. Так оно быстрее получится.
Я стояла у окна, сжимая в руках телефон, минут двадцать, пока мама снова не появилась под аркой нашего двора. И тут зазвонил мой мобильный. Я взглянула на дисплей и чуть не завизжала от радости — звонил Саша.
— Полина Кудрявцева? — голос на той стороне трубки звучал как-то механически, отстраненно. — Александр Половцев — ваш супруг?
— Да… вы же с его телефона звоните!
— Он в Городской больнице, в травматологии. Попал в аварию по дороге с аэропорта. Только что пришел в себя, и просит вас немедленно приехать. Торопитесь, он в любой момент может умереть.
Я метнулась к дверям, потом замерла — мама еще не вернулась, я не могу оставить Лику в одиночестве! Снова бросилась к кухонному окну, и вовремя — мама как раз заходила в подъезд. Не раздумывая больше, я бросилась к двери, захлопнула ее за собой, и помчалась вниз.
С мамой я столкнулась в пролете первого этажа, велела ей срочно идти к Лике и закрыться изнутри, и выбежала на улицу. За минуту, наверное, добежала до автобусной остановке и вдруг остановилась, как вкопанная. Конечно, Саша в больнице, потому он и не давал о себе знать… а теперь пришел в сознание, и попросил позвонить, но кого? В трубке раздавался явно мужской голос… неужели врач? Разве не медсестры звонят в таких случаях родным? И почему с телефона Саши? У врачей нет своих телефонов?
Дрожащими пальцами я набрала телефон справочной, долго ждала на проводе, и, наконец, чем-то умученная с самого раннего утра диспетчер нехотя ответила, что Александр Половцев в Городскую больницу не поступал. Нет, и никаких аварий этой ночью не случилось, во всяком случае, пока никого не привозили.
Охваченная ужасом, я развернулась и побежала к дому. Адреналин заставлял ускоряться, хотя сил уже не было, сердце вырывалось из груди, в правом боку возникла настолько острая боль, что я громко застонала, судорожно пытаясь ухватить ртом побольше воздуха, ноги подгибались, и в какой-то момент мне захотелось упасть на асфальт и больше уже ничего не чувствовать.
Хватая воздух ртом, словно выброшенная из воды рыба, я забралась на свой третий этаж и, словно в страшном сне, увидела настежь распахнутую стальную дверь.
Выставив вперед руки и пошатываясь, я медленно, словно во сне, вошла внутрь, в любой момент ожидая выстрела или удара ножом. В глубине души я даже рассчитывала на такой исход. Если моя мама и дочка погибли, мне незачем беречь себя.
Далеко заходить не пришлось. Сначала я услышала снизу протяжный негромкий вой, словно по полу ползла гигантская побитая собака. Дневной свет с трудом пробивался сквозь занавешенные окна, и я не сразу заметила возле вешалки скорчившийся темный силуэт. Он подвывал все громче, и, кажется, пытался двигаться в мою сторону.
Я щелкнула выключателем, но, кроме пустого щелчка, реакции не было никакой. Достав дрожащими руками телефон, зажгла фонарик и направила на дергающуюся фигуру.
— Ууубью ссуку! — завыла та, делая дерганные попытки подняться. Перекошенное от боли лицо было мало похоже на человеческое.
Я невольно отступила на шаг, потом, опомнившись, осветила фонариком коридор и увидела растянувшуюся на кухонном полу маму, а на пороге комнаты — неподвижно лежащую Лику. Она не шевелилась, и в том момент я не сомневалась в самом страшном исходе. Бросилась к ней, встала на колени, ладонями подняла ее голову, на ее бледное личико капали мои слезы, как мне казалось, они дымились в полете, но ее веки оставались крепко сомкнутыми.
Если честно, следующие свои действия я помню фрагментарно. Глаза заволокла красная пелена, из горла вырвался дикий вой. Кажется, я подскочила к скорчившемуся возле вешалки Виктору а начала бить его ногами куда придется — в живот, голову, челюсть. Я била его и дико визжала, и он выл мне в такт, пока меня сзади тугим обручем не обхватили чьи-то руки и не оттащили назад.
— Полина, успокойся, ты же его живого хотела! — укоризненно произнес женский веселый голос. — А сейчас добьешь, ну и нафига я старалась?
— Отпусти… он убил Лику! — прохрипела я, безуспешно пытаясь вырваться из стальных объятий. — Я его на клочки разорву!
— Да брось, кто бы ему убить позволил? — удивилась крепко держащая меня за плечи женщина. Я притихла, лишь тогда она отпустила меня и вышла вперед.
Моложавая, стройная, с пышными белыми волосами, она мало напоминала мою скромную старую знакомую, лишь смеющиеся глаза с лучиками многочисленных морщинок были все теми же.
Киллер на полу притих, похоже, полностью сорвав голос, и лишь судорожно хрипел.
— Он и маму и дочку усыпил газом из баллончика, вон, тот валяется в углу. Я препятствовать не стала, не хотела, чтобы твоя дочка видела, как я колени уроду прострелю. Не для ребенка такое зрелище.
— Она спит? Ты не врешь? — никак не верила я. — Я должна посмотреть!
— Стоять! — разозлилась Лаура. — Погоди ты, мне уходить пора. Сейчас соседи на крики и выстрелы точно полицию вызовут. Но ты должна запереть квартиру, никого не впускать и вызвать Оскара. Ему скажешь, что стреляла ты. Но для прессы это он сидел в засаде, ожидая маньяка. И собственноручно стрелял ему по ногам. Вот, держи.