При других обстоятельствах ее юмор смягчил бы меня, но сейчас ее слова кажутся мне лишенными смысла. Почему она не говорит, что Лэтам всегда был чудовищем и что она при первом же удобном случае сбежала от него со всех ног?
– И что же изменилось? – спрашивает Брэм. – Что было потом?
Эвелина вздыхает:
– Узнав, что мы продолжаем встречаться, отец Лэтама пришел в ярость. И потребовал, чтобы Лэтам оставил меня. Лэтам отказался. Тогда его отец опять обратился к Верховному Совету и на сей раз обвинил моих родителей в том, что они подкупили нашего Заклинателя Костей, чтобы тот солгал. Лэтам считал, что из этого ничего не выйдет, уверял меня, что все будет хорошо. Но он недооценил то огромное влияние, которое его отец имел на своих коллег по Совету.
– Неужели они поверили ему? – спрашиваю я.
Она трет лоб.
– Или поверили, или стали соучастниками его лжи. Как бы то ни было, моих родителей признали виновными и отправили на Остров Клыков. Лейденского Заклинателя Костей постигла та же участь. А меня исключили из Замка Слоновой Кости и лишили права пользоваться магией костей.
Мое горло сдавливает ужас.
– Но ведь теперь они уже не там, да? И вы смогли добиться отмены такого несправедливого приговора?
В ее глазах блестят слезы.
– Остров Клыков – это жестокая тюрьма. Они все трое погибли, и мне так и не удалось добиться их оправдания.
Я думаю о Дженсене, и у меня падает сердце. Что с ним станет? Что станет с Боу?
– Значит, ваши отношения с Лэтамом изменились из-за этого? Из-за того, что сделал его отец?
– Конечно, нет, – отвечает она с таким видом, будто такого низкого предательства со стороны члена семьи одного из партнеров недостаточно для того, чтобы большинство пар разошлись. Ее руки дрожат, когда она разглаживает несуществующие складки на своем платье.
– Я не считала его виноватым в произошедшем, ведь родителей не выбирают. Но да, это многое изменило. Это изменило Лэтама. Он обозлился, стал помышлять только о мести.
Я неловко ерзаю на своем месте – ведь и я часто фантазирую, как буду мстить. Но мне не хочется думать, что между нами есть что-то общее.
– Поначалу мы оставались вместе, но я все больше убеждалась, что он стал другим. Из-за поступков его отца – и действий Верховного Совета – он обратился к тьме, и перед этой тьмой любовь оказалась бессильна. Он начал интересоваться темной магией, искать тех, кто занимался ею, учиться применять ее. Меня это пугало.
– О какой темной магии вы говорите? – спрашиваю я. Неужели он уже тогда знал о том магическом ритуале, для которого нужны кости трех поколений Заклинателей Костей? Неужели он планировал убить мою мать еще тогда, когда ему было столько же лет, что и мне сейчас?
– Об ужасных вещах. Об использовании магии врачевания не для того, чтобы облегчать боль, а для того, чтобы вызывать ее. О магическом оружии, которое вообще не должно было бы существовать, о магических зельях, вызывающих панику, если их выпить… – Она замолкает, и у нее делается такой вид, будто ей стыдно даже оттого, что она говорила о подобных вещах. – Я думала, что со временем он сможет научиться прощать, откажется от своей ненависти, но все становилось только хуже. И я оставила его. Я уехала из Кастелия-Сити и вернулась домой.
– А он пытался вас вернуть? – спрашивает Брэм.
– Да, пытался, и это продолжалось много лет. Он появлялся в самые неожиданные моменты, как будто точно знал, где я буду находиться в тот или иной день. И в конце концов признался, что гадает о моем будущем. Мы поругались. – Она опять дотрагивается до амулета на своем горле, будто хочет удостовериться, что он все еще на месте. – Я сказала ему, что не хочу его больше видеть. Но…
– Но что? – спрашиваю я.
– Он исполнил мое желание… по крайней мере, мне так казалось. Он перестал приезжать ко мне и начал преподавать в Замке Слоновой Кости. Было похоже, что он остепенился, но потом я начала понимать, что это не так. И он планирует что-то еще. Что-то еще более опасное. – Она печально хмурит брови. – И, судя по всему, я была права.
– А вам известно, где он может быть? – спрашиваю я. – Верховный Совет так и не смог его отыскать.
– Я не видела его уже много лет.
– Но вы же знаете его, знаете лучше, чем кто-либо другой. Где он может скрываться?
У нее снова делается невидящий взгляд. Она задумывается, уходит в свои мысли.
В моей голове роятся опасения. А что, если она что-то знает и просто не хочет мне помочь? Что, если она покрывает его? Что, если мы рискуем зря? Эти вопросы переплетаются друг с другом, превращаясь в веревку, которая душит меня. Что, если Лэтам так и не понесет наказания за то, что он сделал?
Я вижу, что ей приходит на ум какая-то идея – словно в темной комнате чиркнули спичкой и внезапно вспыхивает свет.
– О чем вы подумали? – спрашиваю я.
Она качает головой:
– Возможно, это пустое, но, когда мы встречались… – Ее голос дрожит, как будто ей больно думать, каким Лэтам был много лет назад. – Его мать унаследовала маленький магазин в Кастелия-Сити. Он принадлежал ее семье на протяжении жизни нескольких поколений. За это время он несколько раз менял профиль – сначала это была аптека, затем книжная лавка, какое-то время там находился зоомагазин, в котором продавали певчих птиц и домашних питомцев. Когда я познакомилась с Лэтамом, там продавались магические музыкальные инструменты, которые звучали чисто независимо от умения тех, кто на них играл.
– Вы думаете, что он прячется в магазине музыкальных инструментов? – недоуменно спрашиваю я.
– Там имелась потайная комната. – Ее щеки покрываются румянцем. – Иногда мы встречались там, когда хотели остаться одни.
Это предположение кажется мне маловероятным, но это что-то. Возможно, те, кто работает в этом магазине, расскажут мне о Лэтаме или его семье нечто такое, что поможет мне его найти.
Эвелина пишет адрес магазина на листке бумаги и дает его мне.
– Спасибо. – В комнате уже стало темно. Наверное, Расмус сейчас рвет и мечет. Я встаю. – Нам пора. Если вам придет в голову что-то еще…
– Да, – говорит она, провожая нас до двери. – Я дам вам знать. – Затем, сделав паузу, добавляет: – Будьте осторожны. Я не знаю, на что он способен.
Я поворачиваюсь к ней лицом:
– А я знаю.
Она бледнеет, у нее поникают плечи.
– Простите. Конечно, знаете. Я не хотела сказать… – Она умолкает. Я думаю, какой бодрой и веселой она была, когда мы пришли в ее дом, теперь же она кажется поникшей, как будто мы сдернули солнце с ее неба. – Когда-то он был хорошим человеком, – тихо проговорила она. – И мог бы остаться хорошим человеком, если бы…
Я напрягаюсь:
– Если бы что?
Она вздыхает:
– Если бы его семья приняла его судьбу. Если бы не вмешался Верховный Совет.
– Если бы он сделал другой выбор?
Эвелина прикусывает губу и кивает.
– Но разве так бывает не всегда? – спрашивает Брэм. – Разве мы все не следствие того, что мы когда-либо выбирали?
– Да, – соглашается она. – Думаю, так оно и есть.
Брэм мнется, положив руку на круглую ручку двери.
– А когда вы наконец перестали надеяться, что Лэтам еще может измениться?
Эвелина задумчиво глядит на него:
– Думаю, это случилось в тот момент, когда я узнала, что он освоил самую темную магию из всех существующих – искусство притворяться кем-то другим.
Глава пятнадцатая
Мы выходим из домика Эвелины, и меня пробирает холод.
Зря я оставила свой плащ в стеклодувной мастерской. Я обхватываю себя руками.
Брэм снимает с себя плащ и окутывает им мои плечи.
– Вот, – говорит он. – Это должно тебе помочь. – От плаща немного пахнет свежей соломой, устилающей пол в учебном зале для Костоломов.
– Но теперь тебе будет холодно. Я не хочу…
Он вдруг сжимает мой локоть, резко разворачивает меня лицом к себе, прижав мою спину к дубу, растущему перед домиком Эвелины.
– Саския, – его глаза всматриваются в мое лицо, – можно я тебя поцелую?
На меня обрушивается буря чувств, назвать которые я бы не смогла. Они бушуют во мне, горячие, яркие. Я вспоминаю, как взгляд Брэма упал на мое запястье. Я должна сказать ему «нет». Должна защитить его от Лэтама. Но моя метка не бледнеет, и я не уверена, что она когда-нибудь побледнеет. Он придвигается ближе, все еще ожидая моего ответа. У меня спирает дыхание. Я киваю.
– Хорошо. – Дыхание Брэма обдает мое ухо. – Сюда идет Расмус.
И губы Брэма завладевают моими. Теплые. Знакомые. Его руки обхватывают мой затылок под волосами, большие пальцы гладят мою нижнюю челюсть.
Я в нем тону.
Но тут до меня доходит, что к чему – это как удар в живот. На несколько мгновений я забыла про нашу уловку. И разрешила ему поцеловать меня. Я хотела, чтобы он это сделал. Мне хочется провалиться сквозь землю. Больно любить того, кто не любит тебя.
Мне надо отшатнуться, но я этого не делаю.
Реальность и фантазия сливаются воедино, и, не осознавая, что я делаю, я отвечаю на его поцелуй. Мои руки зарываются в его волосы. Я позволяю себе подумать, что я – это Саския с другого моего пути.
А затем Брэма отрывают от меня, я резко чувствую холод и открываю глаза, увидев Расмуса, лицо которого искажает ярость.
– Что ты творишь? – кричит он. Я могла бы задать себе такой же вопрос. Я пытаюсь сформулировать ответ на него, но меня отвлекает потрясение, написанное на лице Брэма, который прижал два пальца к губам, будто не понимая, что сейчас произошло.
– Мне жаль, что так вышло, – говорю я.
– Скоро ты пожалеешь об этом еще больше. – Он сует мне в руки мой ученический плащ. – Надень его и иди на постоялый двор. Сейчас же.
Я снимаю плащ Брэма и отдаю его ему. Расмус сердито смотрит на меня, пока я надеваю свой собственный плащ. Ткань холодна как лед, как будто мой телохранитель бродил по улицам не один час.
– Мне, правда, очень жаль…
Он стискивает зубы и вперяет в меня такой суровый взгляд, что я замолкаю.