Но, когда мы идем по дороге, ведущей в Кастелия-Сити, Расмус заметно расслабляется, напряжение уходит из его плеч. Он перехватывает мой взгляд, широко улыбается, и до меня вдруг доходит, что до сих пор я еще ни разу не видела его зубов.
Мы проходим мимо пекарни, и Расмус прижимается носом к стеклу ее витрины.
– Мой дедушка был пекарем. Я рассказывал вам о нем?
– Нет, – говорю я. – Не рассказывали.
– Он пек такие замечательные пироги – они прямо-таки таяли во рту. Как вспомню, так слюнки текут. – Выражение его лица становится мечтательным, отрешенным. – Мне надо почаще есть пироги. Ты часто ешь пироги, Саския?
Тесса поворачивается к Джейси:
– Ты дала ему слишком большую дозу своего зелья.
Расмус начинает мурлыкать что-то себе под нос, и Джейси смеется:
– Я дала ему ровно столько, сколько нужно. И, по-моему, теперь он стал куда приятнее, чем прежде.
Расмус все еще с любовью смотрит на выпечку. Я касаюсь его руки:
– Может, пойдем дальше?
– Да, – отвечает он, – вы идите, а я пойду за вами. – И заговорщическим шепотом добавляет: – Это моя работа – сделать так, чтобы тебя никто не убил.
Эта его непроизвольная прямота придает особый вес его словам. Я пытаюсь улыбнуться.
Брэм хлопает Расмуса по плечу:
– И вы делаете ее хорошо. Пошли.
Мы доходим до магазина, и Расмус с интересом наблюдает, как Брэм вскрывает замок.
– Мы что, вторгнемся в чужие владения?
– Да, вроде того, – ответствует Брэм.
– Норе это не понравится.
– Думаю, вы правы, – соглашается Брэм.
Никлас роется в своей наплечной сумке и достает оттуда маленькую костяную флейту.
– Я подожду здесь вместе с Тэйлоном. От того, что находится там, внутри, меня бросает в дрожь.
Тэйлон прикладывает костяную флейту ко рту, а мы по одному входим в магазин. Когда мы открываем дверь в потайную комнату, Расмус присвистывает:
– Что это?
– Практика для костяных игр, – не раздумывая, отвечает Джейси. Как же хорошо она умеет врать – лучше нас остальных, вместе взятых.
Лоб Расмуса прочерчивают складки.
– Нора не говорила мне…
– Как и про Крепость? – Джейси сочувственно качает головой. – Вы все узнаете в последнюю очередь, верно?
Расмус открывает рот, словно готовясь возразить, но я вижу, что ему не очень-то хочется спорить. Он пожимает плечами и прислоняется к стене. Его взгляд прикован ко мне, но на этот раз все иначе. Сейчас у него такой вид, будто он наблюдает за группой детишек, играющих в какую-то игру. Наблюдает, не ожидая никаких подвохов, но не спуская глаз со своих подопечных – просто чтобы перестраховаться.
Я гляжу на кости в банках на этажерке – они представляют собой великое множество путей, которые мне надо изучить – и на меня вдруг наваливается усталость. Но другой дороги нет. Чтобы понять, как остановить Лэтама, мне необходимо увидеть каждый возможный вариант.
Я направляюсь к этажерке, но мой взгляд упирается во что-то, лежащее на ближайшем столе, и я останавливаюсь как вкопанная. У меня вырывается сдавленный вскрик. Брэм за моей спиной делает шумный выдох.
Лэтам знает, что мы побывали здесь.
В середине стола лежит магическая книга, которую он оставил в моей комнате в Замке Слоновой Кости. Та, переплет которой сделан из кожи моей матери.
Должно быть, он вынес ее из комнаты Брэма и принес сюда.
Рука Брэма сжимает мое запястье.
– Нам надо уйти. Тут небезопасно.
– Что небезопасно? – вопрошает Расмус. – Вам что-то нужно? – Его взгляд блуждает по комнате, но он, похоже, не очень-то обеспокоен. И не очень-то готов ринуться в бой, если появится такая нужда.
Брэм поворачивается к Джейси:
– Ты сделала его бесполезным.
– Ему ничего не грозит. Ведь на нем костяная броня.
– Она защитит от Костоломов его самого, но, если он сейчас не способен защитить нас, не все ли равно, что на нем броня?
Джейси щурится от негодования:
– Нас бы тут вообще не было, если бы не я. Я что-то не припомню, какой блестящий план предложил ты.
– Мой план заключается в том, чтобы не дать Саскии умереть. А значит, нам надо уходить. Прямо сейчас.
– Я не против, – свирепо говорит Джейси. – Я просто пыталась помочь.
Я запускаю руки в волосы:
– Прекратите. Мы никуда не идем.
– Но… – начинает Брэм.
– Поместив сюда эту книгу, Лэтам пытается устрашить нас, заставить бежать, но я не доставлю ему такого удовольствия.
– Саския. – Голос Тессы полон тревоги. – Ты же видела, как умираешь, убитая мечом, который хранится здесь.
– А ты напомнила мне, что это только один из потенциальных путей.
Она молчит – не может же она спорить сама с собой. Напряжение повисает в комнате, словно плотный туман.
– Я не могу позволить себе бежать. Если мы сейчас уйдем, Лэтам победит. Изменит прошлое.
Я говорю не все, что думаю, не говорю, что я охотно отдам жизнь, лишь бы Лэтам не остался безнаказанным, лишь бы он заплатил за свои преступления сполна.
А потому я прячу свой страх глубоко-глубоко, затем сажусь на стул и достаю из раствора первую из сломанных костей. Кости бабули были приготовлены для моего доведывания так, чтобы каждая из них являла собой собрание различных будущих путей. Я закрываю глаза и приступаю.
Я утрачиваю ощущение времени, забываю, где нахожусь, исследуя различные пути, по которым могла пойти жизнь Лэтама. Я вижу его во младенчестве, в детстве, в юности. Вижу, как он знакомится с моей матерью. На одном из путей он вообще не встречается с ней – но на каждом из них имеется развилка, связанная с Верховным Советом, – должно быть, поэтому он и сломал именно эти кости.
– Верховный Совет порочен, – говорит он Эвелине на одном из путей. Они гуляют по улицам Кастелия-Сити теплым вечером после грозы. Булыжники мостовой мокро блестят в свете уличных фонарей.
Эвелина переплетает свои пальцы с его пальцами.
– Почему ты так говоришь?
– Они уже много лет накапливают магическую силу, наращивают свою власть.
– Как это? Ведь в Кастелии магическая сила есть у многих. Как же Верховный Совет может ее копить, даже если бы им того хотелось?
Лэтам смотрит на нее с ласковой улыбкой:
– А ты знала, что обряд сопряжения с магией существовал не всегда?
– В самом деле?
Он заправляет за ее ухо прядь волос.
– В самом деле. Те, у кого имелись магические задатки, могли использовать свою силу свободно. Но затем Верховный Совет решил, что слишком много магической силы сосредоточено в руках слишком малого количества людей, и начал заставлять учеников специализироваться на какой-то одной узкой области магии. А поскольку те магические задатки, которые человек не использует, мало-помалу сходят на нет, это было действенным способом ограничить магическую силу.
Эвелина морщит лоб:
– Но ты же сказал, что Совет накапливает магическую силу.
– Так оно и есть. Потому что эти правила писаны не для них. Членам Совета разрешено использовать любую магию, какую они только захотят. И сопряженную, и ту, которая не была с ними сопряжена.
– Но ведь обряд сопряжения с магией проводится, когда они еще так юны. Разве их магическая сила не сводится только к одной области задолго до того, как их назначают в Верховный Совет?
– То-то и оно. – Лэтаму явно нравится этот вопрос. – Члены Совета применяют несопряженную магию на протяжении всей своей карьеры. Когда речь идет о влиятельных высокопоставленных семьях, за соблюдением правил никто не следит. Меж тем как другим людям за их нарушение грозит смерть.
На лице Эвелины отражается ужас:
– Какой кошмар.
Он сжимает ее руку:
– Я изменю такое положение дел. Вместе мы сможем изменить мир.
У меня перехватывает дыхание. Незадолго до гибели матушки у нас с ней был похожий разговор по поводу обряда сопряжения с магией. Я мысленно слышу ее слова: «Когда-то магия могла развиваться совершенно свободно, не зная никаких границ. И такой узкой специализации, как сейчас, не было и в помине. Теперь же кости покупают и продают. Магия стоит денег. И из-за этого страдаем мы все».
Матушка согласилась бы с Лэтамом, что перемены необходимы. Осознание этого словно сдвигает что-то внутри меня.
И позволяет мне увидеть поступки Лэтама в новом свете. Он был зол на Верховный Совет и раньше, до того, как члены Совета аннулировали его сопряжение с девушкой, которую он любил.
Я смотрю на пути, в которых Лэтам ведет многочисленные разговоры со своим отцом, задавая хитро замаскированные вопросы, направленные на выявление членов Совета, помогших его родителю разлучить их с Эвелиной. В некоторых из своих путей он держит список их имен на прикроватной тумбочке и перечитывает его как одержимый.
А потом я натыкаюсь на то, от чего у меня холодеет кровь. Убийство одного из членов Верховного Совета. При загадочных обстоятельствах, имеющих разительное сходство с обстоятельствами убийств в Мидвуде. Заклинательница Костей, входившая в Совет, была обнаружена в своем доме с перерезанным горлом. Ее убийцу так и не нашли. Это она проводила то самое второе доведывание, по результатам которого заявила, что у Эвелины нет суженого нигде в стране.
Я вспоминаю о том освободившемся месте в Совете, о котором Лэтам разговаривал со своей матерью. Это место освободил он сам. И попытался заполнить его моей матушкой. Поначалу я сочла, что ее переезд в столицу был нужен ему, чтобы ему стало легче ее убить, но теперь я не знаю, что и думать. Почему он хотел, чтобы она вошла в Совет – потому, что желал убить ее, или потому, что она была с ним согласна? Кем он считал ее: врагом или союзницей?
Я иду дальше, дальше, рассматривая один путь за другим, пока не устаю так, что дурею и утрачиваю ясность мыслей.
Я отнимаю руки от кости и массирую виски.
– В чем дело? – спрашивает Брэм. – Что ты увидела?
– Я знаю, чего хочет Лэтам, – отвечаю я, – но не знаю, как его остановить.
– И чего же он хочет? – тихо говорит Тесса.