Вероятно, ожидая повышенное внимания со стороны властей, Гидри удалил из «торгового зала» форума множество предложений о продажах, оказавшихся нелегальными, так что они перестали появляться в выдаче Гугла. Без прямой ссылки на каждый пост их стало невозможно увидеть.
По-прежнему оставаясь действующим участником форума, Эдвин видел все злобные комментарии, написанные людьми, которых он знал почти десять лет. Его бывшие покупатели, друзья и учителя писали, что за свои поступки он должен гореть в аду.
Вынесение Эдвину обвинительного приговора прошло 14 января 2011 года, в здании Королевского суда Сент-Олбани, в часе езды к северу от Лондона.
Почетный судья Стивен Галлик потребовал Эдвина представиться, после чего засыпал одного из его адвокатов, Питера Далсена, градом быстрых вопросов.
Ссылаясь на документы, предоставленные защитой, судья спросил:
– Вы хотите, чтобы суд, вынесший приговор, задался вопросом о психическом здоровье подсудимого?
– Я определенно предложил бы суду рассмотреть приговор, который не предполагает немедленного заключения под стражу, – ответил Далсен.
– Я спрашивал не об этом, – отрезал судья.
– Я понимаю, что вы спрашивали не об этом.
– Я специально так сформулировал свой вопрос, – заявил судья. – Собираетесь ли вы изыскать какой-либо способ защиты, который включает требования к психическому здоровью подсудимого?
– Да, – ответил Далсен.
Если защита при вынесении приговора Эдвину будет строиться вокруг психического здоровья обвиняемого, то в суд потребуется предъявить заключение психиатрической экспертизы.
Далсен заявил, что у него есть специалист, к которому можно обратиться, но придется ждать записи несколько недель. Закончив разговор с адвокатом, судья обратился к Эдвину.
– Эдвин Рист, встаньте. Вы должны вернуться в суд 11 февраля. Надеюсь, в этот день будет вынесен приговор по вашему делу.
Я даю вам отсрочку исключительно для того, чтобы убедиться, существуют ли у вас проблемы психического здоровья, по которым можно вынести заключение и предоставить его на рассмотрение суда. Однако, хочу пояснить, – тот факт, что я даю вам и вашим адвокатам эту возможность не означает, что я обязательно буду ей руководствоваться.
15Диагноз
Во время психологической экспертизы Эдвин сидел, уставившись на лежащую перед ним пачку анкет. В одной из них нужно было оценить по шкале от одного (абсолютно согласен) до четырех (совершенно не согласен) свою реакцию на длинный список утверждений примерно следующего содержания:
• Я всегда предпочитаю делать что-либо одним и тем же способом
• Я живу сегодняшним днем и не смотрю в будущее
• Мне легко придумывать истории
• Я не люблю рисковать
• Разговаривая по телефону, я не понимаю, когда приходит моя очередь отвечать
Как он вообще должен был реагировать на утверждение «я никогда не нарушу закон, даже по мелочи»? Цифра три, «согласен не полностью»?
У человека, который наблюдал за ним, были тонкие черты лица, редеющие волосы и аристократический лондонский акцент. Он смотрел на Эдвина через очки в тонкой оправе, внимательно изучая его манеру поведения.
– Прошу прощения, я заставляю вас чувствовать себя неуютно? – поинтересовался он.
– Эмм… да? – отозвался Эдвин.
Экспертом оказался доктор Саймон Барон-Коэн, директор Центра по изучению аутизма при Кембриджском университете, ведущий британский специалист по аутизму и синдрому Аспергера. Так же он приходился родственником Саше Барону-Коэну, известному своей ролью Бората[37]. Адвокаты периодически обращались к Барон-Коэну за экспертным заключением и оценкой психического состояния своих подзащитных. Именно он поставил диагноз Гэри Маккиннону, – шотландцу, в 2001 году взломавшему компьютеры Пентагона. Этот диагноз дал британскому правительству основание для отказа в экстрадиции Маккиннона в США, под предлогом, что американские тюрьмы недостаточно хорошо подготовлены, чтобы должным образом содержать преступника. Именно после этого дела появилось выражение «защита по Аспергеру».
Из-за того, как Эдвин рассказывал о краже, – он не считал воровство птиц из музея чем-то серьезным и никогда не думал, что его поймают, – адвокаты решили, что действия подзащитного можно объяснить какой-нибудь формой аутизма. Теперь Барон-Коэн был должен определить, страдает ли Эдвин данным расстройством.
После того, как Эдвин заполнил опросник, ему пришлось рассказать Барон-Коэну о вязании мушек, своем детстве, своих планах на будущее и всех тех ужасных вещах, которые про него писали на форумах. В своем заключении на четыре страницы, которое было предоставлено в суд на бланке Кембриджского университета, Барон-Коэн одобрительно отзывался о хобби Эдвина, отмечая, что тот «довел вязание мушек до высочайших форм искусства и глубоко погружен в эту тему как с художественной, так и с исторической точки зрения».
К докладу прилагалась фотография одной из мушек Эдвина, под названием «Зеленый горец». «Он рассказывал мне, чем одно перо отличается от другого, – писал Барон-Коэн – и как глубоко его интересует понимание природы каждого из перьев». Согласно схеме столетней давности, для создания мушки требовались перья страуса, каролинской утки, лебедя, дрофы, обыкновенного фазана, золотого фазана, кряквы, дикой джунглевой курицы, сине-желтого ара и, конечно же, в первую очередь, красногрудого плодоеда. Доктор, судя по всему, был не в курсе, что некоторые из этих птиц находились под защитой как внутреннего, так и международного законодательства по охране дикой природы.
«Деньги его не интересовали», подчеркнул Барон-Коэн в своем докладе. Эдвин рассказал профессору о славных деньках Викторианской эпохи, когда в лондонском порту неподалеку докеры разгружали корабли, целиком наполненные тушками экзотических птиц. По его словам, он похитил птиц «лишь для того, чтобы положить начало второму такому золотому веку», и мечтал написать книгу о вязании мушек, с фотографиями украденных птиц. По мнению Барон-Коэна, Эдвином двигало вовсе не корыстолюбие, а «интерес к вязанию мушек, переходящий в одержимость», который привел к настолько полному «сосредоточению на этом виде искусства (и всех его тонкостях), что у него развилась классическая форма «тоннельного синдрома». Таким образом, Эдвин был способен думать только о материалах и вещах, которые он жаждал создать, а не о социальных последствиях для себя и для окружающих».
При таком подходе «проникновение в музей с целью кражи кажется абсолютно логичным, – продолжал Барон-Коэн. – Эдвину казалось, что единственный совершенный им проступок, – это разбитое окно. Ему не приходило в голову, что он сделал что-то плохое, похитив тушки птиц. Конечно же, он не хотел вызвать негативные эмоции в сообществе вязальщиков мушек, где он был одним из наиболее уважаемых мастеров мирового масштаба». Барон-Коэн писал, что Эдвин «теперь понимает, что огорчил их, предав доверие, но в то время даже не думал о такой возможности». Эдвин, якобы, даже не думал, что его сотоварищи по хобби рассердятся и публично его осудят, потому что он сделал их соучастниками преступления. По мнению психиатра, этот факт говорил о наличии симптомов аутической формы расстройства, а именно, синдрома Аспергера.
Перечислив основные проблемы, с которыми сталкиваются люди с данным синдромом, – трудности с приобретением друзей и пониманием социальных сигналов, – профессор писал, что синдром Аспергера «также не позволяет человеку соблюдать социальные нормы и делает его уязвимым для проблем с законом, из-за излишней социальной наивности и принятия непродуманных решений».
«Все перечисленные факторы можно отнести к Эдвину, – сообщал он суду, добавив, что результаты диагностических тестов «вполне соответствуют диагнозу, и сам Эдвин демонстрирует все признаки данного заболевания: тенденцию чрезмерно фокусироваться на мелких деталях (которая также, например, может служить основой его таланта в вязании мушек, музыке и фотографии) и трудности с пониманием социальных ситуаций».
В заключение, Барон-Коэн писал: «Я убежден, что шок от ареста и от того, насколько пострадала репутация Эдвина, как выдающегося мастера и мирового лидера в сообществе вязальщиков мушек, а так же реакция этого сообщества, полиции и отрицательное освещение в СМИ совершенного им проступка, – все это, взятое вместе, привело его к отрезвляющим выводам, так что риск совершения схожих преступлений в будущем минимален». Профессор рекомендовал, чтобы вместо тюремного заключения Эдвину оказали психологическую помощь.
Кроме того, он считал, что Эдвину лучше продолжать заниматься своим хобби. «С терапевтической точки зрения, – писал он, – я посоветовал ему не бросать мир вязания мушек и отказываться от давнего желания написать важную научную книгу, а наоборот, закончить ее, добавив автобиографическую главу, где он бы объяснял, как вовремя не диагностированное заболевание довело его до совершения преступления, о чем он сейчас глубоко сожалеет».
На первом слушании судья Галлик недвусмысленно заявил, что вопрос о психическом здоровье подсудимого не является гарантией мягкого приговора. Однако теперь адвокаты Эдвина, вооруженные диагнозом, поставленным столь внушительным авторитетом в данной области, принялись искать способы, чтобы связать судье руки.
16Защита «По Аспергеру»
Все встали, когда в зал вошел судья Галлик. На улице было 8 апреля 2011 года, – по странному совпадению, последний день весеннего семестра в Королевской музыкальной академии. В зависимости от решения судьи Эдвин мог либо через несколько месяцев выйти на сцену на выпускном, либо сегодня же выйти под конвоем в наручниках. Максимальное наказание могло отправить двадцатидвухлетнего парня за решетку до тех пор, пока ему не перевалит за тридцать.
Дэвид Чраймс, королевский прокурор, знал, что Эдвину диагностировали синдром Аспергера, но все равно был уверен в своих аргументах. Он считал, что молодой человек полностью осознавал последствия своих действий и должен получить приговор в соответствии с законом, без учета заключения, сделанного Барон-Коэном.