Для естествознания потеря данных птиц является катастрофой мирового масштаба. По сути, они являлись бесценными образцами, как с точки зрения их денежной стоимости, так и в смысле их значения для науки. Во многом, они в буквальном смысле незаменимы.
Затем судья привел заключение Барон-Коэна, что Эдвин «в рассматриваемый период времени страдает синдромом Аспергера, так что именно это заболевание и послужило причиной данного поведения».
– Общественность может заключить, что столь серьезный проступок вполне заслуживает длительного тюремного заключения, – продолжил Галлик. – Тем не менее, мне направили материалы по делу Гибсона, которое почти десять лет назад рассматривалось в Апелляционном суде. Эти материалы весьма помогли мне оценить, как данный диагноз должен рассматриваться в суде.
Затем судья зачитал дословно пять параграфов из решения по делу Гибсона.
– Я так долго зачитывал это дело для того, чтобы не только вы, но и члены общественности… могли помочь тем, кто узнает об этом деле из газет, понять, почему я принял такое решение.
– Дело Гибсона, – продолжал он, – если иметь в виду его навязчивое поведение, в известном смысле, ничем не отличается от вашего.
Приближаясь к оглашению приговора, Галлик объяснил, в какое положение его поставило дело Гибсона.
– Если бы я приговорил вас к серьезному тюремному заключению, это было бы вполне оправдано ценностью, – а точнее, бесценностью, – украденных вами предметов. Без сомнения, общественность бы меня одобрила. С другой стороны, я считаю, что Апелляционный суд, – учитывая, как он проявил себя в деле Гибсона, – может меня серьезно раскритиковать за такой поступок судьи первой инстанции по отношению к страдающему от синдрома Аспергера.
Судья повернулся к Эдвину.
– Поэтому все, что я могу сделать, – это попытаться оказать вам помощь и предотвратить повтор подобного поведения.
С этими словами он огласил приговор: двенадцать месяцев условно. Если за этот срок Эдвин больше не совершит никаких преступлений, он не проведет ни дня за решеткой.
17Пропавшие птицы
В сообществе вязальщиков мушек реакция на полученный Эдвином приговор варьировалась от возмущения и недоумения до демонстративного игнорирования. «Защита «по Аспергеру»? Да пошел бы он в задницу… все это было хорошо спланировано», – написал кто-то. Один из австралийских вязальщиков был шокирован тем, насколько легко Эдвин выскользнул из рук правосудия: «Если я вотрусь в доверие к смотрителям музея, ограблю этот музей и продам украденное, мне придется изрядно помахать лопатой», – имея в виду жаргонное обозначение тюремного срока. «Даже если его не посадили, ему следовало бы впаять серьезный штраф и депортировать». Сюда же вклинился Терри со своими сомнениями в синдроме Аспергера. Когда юный вязальщик демонстрировал свое мастерство в Бристольской гильдии декора лососевых мушек, писал Терри, «по нему было не заметно, что у него есть какие-то симптомы».
По сравнению с этим, реакция консерватории оказалась довольно сдержанной. В списке проступков, за которые можно было вылететь из такого элитного музыкального учреждения, как Королевская музыкальная академия, кража бесценных для науки птичьих тушек вообще никак не котировалась. Эдвин не только собирался получить диплом, 7 июня он летел в Германию на прослушивание в оркестр. Он сам не мог поверить своей удаче.
30 июня, вместе со всеми остальными сокурсниками, Эдвин получил свой диплом. Единственное, над ним все еще нависало постановление о конфискации, в соответствии с законом о доходах от преступной деятельности, – последний этап вынесения приговора, где будет определен размер штрафа. Слушание было назначено на 29 июля.
Слушание было недолгим. По приблизительным расчетам обвинения, основанных на отзывах лондонских аукционистов, стоимость украденных тушек оценивалась в двести пятьдесят тысяч триста фунтов стерлингов. Лишь впоследствии стало ясно, насколько осторожной была эта оценка. В качестве штрафа было решено взять половину этой суммы, что привело к вынесению постановления о конфискации на сто двадцать пять тысяч сто пятьдесят фунтов, или двести четыре тысячи семьсот пятьдесят три доллара. По словам Чраймса, на данный момент на счету Эдвина находилось всего тринадцать тысяч триста семьдесят один фунт. Так что он предложил установить шестимесячный срок для выплаты штрафа, утверждая, что обвинение бы не хотело, чтобы подсудимый лишился «своей оркестровой флейты и флейты пикколо».
Судья с этим согласился.
«Если у подсудимого в дальнейшем появятся средства, – сообщил репортерам сержант уголовной полиции Хартфордшира из отдела по борьбе с экономическими преступлениями Джо Куинливан – полиция постарается взыскать с него все, вплоть до полной суммы общей задолженности. Для нас это очень положительный результат, он дает очень мощный посыл, что преступность не окупается» – добавил он.
Хотя во время допроса Эдвин назвал имена некоторых из своих покупателей, с точки зрения полиции дело было закрыто. У них не было возможности прочесывать записи на форумах и объявления на eBay и PayPal в надежде вернуть оставшиеся тушки птиц, которые, к тому же, скорее всего уже лишились бирок, а поэтому стали бесполезны для Тринга.
Однако последствия продолжили распространяться по всему сообществу вязальщиков мушек. Несколько покупателей Эдвина, включая того самого Мортимера, американского стоматолога, и Дейва Карна, отправили птиц, в различной степени повреждения, обратно в музей. Часть из этих людей теперь собирались в частном порядке подавать на Эдвина в суд, чтобы возместить ущерб.
Йенс Пилгаард, датский кузнец, вернул несколько птиц, которых приобрел у Эдвина. Огненного шалашника он уже продал другому вязальщику мушек, но когда обнаружил, что птица тоже была украдена из музея, сумел выкупить ее обратно и также отправить в Тринг. Пилгаард поинтересовался у Адель, может ли полиция вернуть ему малайского павлиньего фазана, стоимостью в четыре с половиной тысячи долларов, которого он обменял Эдвину на шалашника. Копию этого электронного письма он отправил Кертису, отцу Эдвина. До этого Кертис обратился к самым возмущенным покупателям, пытаясь возместить им нанесенный урон. «Назовите точную сумму в долларах, и я вам ее вышлю, – писал он Йенсу. В то же время Кертис ясно дал понять, что ничего не выплатит, если Йенс подаст на его сына в суд. – Уверен, вы понимаете, что нельзя получить сразу и то, и другое». В настоящее время Кертис был вынужден отбиваться от потенциальных обвинений в мошенничестве, которые могли быть выдвинуты против Эдвина. Однако Йенсу он так ничего и не возместил, хотя тот вернул тушки в музей.
Дэвид Карн, который позаимствовал у своей матери несколько тысяч долларов, чтобы купить плюмаж красногрудого плодоеда, узнал об аресте Эдвина только из письма Кертиса, свалившегося на него, как снег на голову. Тот спрашивал в письме, не знает ли Дэвид кого-нибудь, кто еще покупал тушки птиц у его сына. Думая о потере тушки, которую он пытался раздобыть почти пять лет, Карн чуть не расплакался от огорчения.
Он вспоминал слова Кертиса, что если не вернет свой кусок кожи с перьями в Тринг, то его «могут обыскать с полицией». Это была пугающая перспектива. «Если ко мне домой заявится толпа местных «бобби», это будет катастрофа. Вряд ли они станут разбираться, так что попросту конфискуют все мои перья. Я потрачу месяцы, доказывая, что не покупал их у Эдвина, – а в итоге, возможно, мне все равно ничего не вернут».
Карн был очень зол. После того, как он все-таки вернул в музей плюмаж красногрудого плодоеда, власти сообщили ему, что теперь он может подать в суд на Эдвина за получение денег обманным путем. Кертис много месяцев убеждал его этого не делать, но в итоге Карн все-таки получил свою компенсацию.
В весеннем выпуске 2011 года журнала «Fly Tyer» (который когда-то провозглашал Эдвина «будущим вязания мушек») появился новый раздел под названием «Криминальная сводка». Дик Таллёр, уже долгое время готовящий для журнала различные материалы, в своем интервью коротко рассказывал о краже из Тринга. Ближе к концу он упомянул, что как-то на мероприятии по вязанию мушек в Массачусетсе арестовали двух человек. «У нас давно не было никаких проблем с законом. Теперь же я опасаюсь, что даже нормальные люди, которые пытаются все делать честно, окажутся под приц».
Однако на форуме ClassicFlyTying.com Бад Гидри продолжал придерживаться политики «никаких обсуждений случившегося Тринге». Если какой-нибудь новичок по ошибке упоминал Эдвина Риста или кражу из Тринга, все быстро удаляли. Вскоре сообщество вернулось к прежней жизни. Прошло несколько месяцев, и участники снова стали вывешивать объявления о продаже перьев красногрудого плодоеда и ошейниковой котинги. На eBay регулярно появлялись и быстро исчезали перья райских птиц и гватемальских квезалов, из чего можно было заключить, что их хорошо раскупали. Было неясно, выдраны ли эти перья из каких-нибудь тушек, так и не вернувшихся в Тринг. Однако аппетиты сообщества по этой части только продолжали расти.
Адель испытывала смешанные чувства по поводу того, чем все закончилось. Она гордилась тем, что арестовала грабителя и вернула столько экспонатов в музей, но испытывала досаду, что Эдвин так и не попал в тюрьму. Однако Адель продолжала верить в правосудие, понимая, что решение должен принимать только судья и никто другой.
Королевский прокурор Чраймс был уверен, что диагноз, поставленный доктором Барон-Коэном, перевернул все дело. «Если бы не это заключение, – говорил он, – мистера Риста немедленно бы приговорили к лишению свободы на определенный срок».
Доктор Прис-Джонс из Музея естествознания все еще приходил в себя после событий прошлого года. «Это был настоящий удар под дых, – говорил он – Просто ужасно, очень угнетает». Не смотря на все недовольство сотрудников, публично музей сохранял гораздо более нейтральную позицию. В пресс-релизе, выпущенном 8 апреля (в день, когда Эдвину был вынесен приговор), Ричард Лейн, заместитель директора по научной работе, писал следующее: «Мы довольны тем, как все разрешилось. Хотелось бы поблагодарить полицию, СМИ, публику и сообщество вязальщиков мушек за помощь в возвращении многих из этих бесценных образцов. Однако нашей национальной коллекции все равно нанесен ужасный удар».