Гоку, продававший пачки перьев и грудки красногрудых плодоедов. Гоку, чье объявление «Продается огненный шалашник, самец, полная тушка» было удалено.
Как я мог его упустить? Лонг везде засветился.
Я запрыгнул в машину и помчался по I-95 обратно в Бостон, осененный откровением, которое жгло мне разум. Лонг и был сообщником! Интересно, был ли он и в музее, чтобы помочь Эдвину туда забраться?
А может быть, он вообще был зачинщиком? Может быть, мой взгляд был с самого начала затуманен, и Эдвин – всего лишь пешка, впечатлительный, невинный мальчишка, которого втянули в темное дело и потом сделали козлом отпущения?
Спустя несколько недель после того, как я получил флешку от Прама, я отправился в Чикаго, в еще одно книжное турне. Слушая, как стюардессы занудно объясняют правила безопасности, я открыл Фейсбук[47] и нашел закрытую группу вязальщиков викторианских лососевых мушек.
Недавно один из участников повесил старую статью про арест Эдвина, и на форуме разгорелась драка. «Я знаю, что это случилось в еще в 2010 году, но я никогда об этом не слышал, это же просто поразительно!» – написал он, не ведая, что, подняв тему кражи из Тринга, только что схватился за контактный рельс.
Разговор быстро дошел до темы пропавших тушек. «А его приятель все еще на свободе» – написал британский вязальщик мушек по имени Майк Тауненд.
Йенс Пилгаард спросил: «Есть какие-нибудь идеи, у кого могут лежать эти перья?»
Я стал быстро делать снимки экрана, чтобы сохранить переписку, пока ее не удалили. Самолет начал выруливать на взлетную полосу, и стюардесса попросила выключить мобильные телефоны. Но я просто не мог пропустить такое.
«Его помощник, который, как я думаю, и был мозгом этого преступления… считает, что он неуязвим для закона», – писал Тауненд. «Лонг его зовут. Твои деньки сочтены».
Я в первый раз видел, чтобы Лонга обвинили публично. Он зашел в тред, чтобы опровергнуть свое участие в чем бы то ни было. «Я знаю, что про меня распространяют слухи, но мне плевать, – написал он. – Я не зарабатываю вязанием мушек, для меня это всего лишь чертово хобби!»
Заметив, что стюардесса стоит у меня над душой с суровым видом, я виновато выключил телефон. Когда мы через пару часов приземлились, модератор уже удалил весь тред.
Я написал Лонгу и спросил, не хочет ли он рассказать мне свою часть истории, но он отказался.
Я был уверен, что если у кого-нибудь еще оставались недостающие птицы, – это был Лонг.
А затем Эдвин, который выступал в ансамблях и оркестрах по всей Германии, прервал молчание. Впервые со дня своего ареста он вернулся на форум с постом под заглавием «Лонг Нгуен».
«Дамы и господа мушковязательного мира! – писал он, – Большинство из вас слышали обо мне, однако, по очевидным причинам, я решил покинуть мейнстримное течение вязания мушек. Тем не менее, считаю нужным высказаться по одному уже долгое время беспокоящему меня вопросу.
Моего друга, Лонга Нгуена из Норвегии, публично оклеветали, приписывая ему участие в музейной краже, которую я в 2009 году совершил в одиночку.
Два человека (один из Дании, другой из Великобритании) зашли настолько далеко, что устроили целую вендетту, распространяя слухи, что Лонг «это все придумал».
Я прихожу в больший ужас от отношения вязальщиков мушек к Лонгу, чем сообщество когда-то пришло от моих собственных действий» – заявил Эдвин.
Бад Гидри, который запретил любое обсуждение так называемого «происшествия в Тринге», был очень не рад.
«Хватит с меня этой ерунды. Я годами пытался удерживать участников от этого, а ты все равно, как дурная трава: избавишься от нее, а она снова лезет, еще уродливей. Если хочешь защитить Лонга, – добавил он – делай как знаешь, но, боюсь, что ты только загонишь гвоздь в его крышку гроба».
Затем, обращаясь к сообществу:
«Вы даже понятия не имеете, сколько я потратил времени и усилий, чтобы эта тема больше не всплывала на форуме. Мягко говоря, это была та еще борьба».
Я тыкался в Эдвина с просьбами об интервью около трех лет, безо всяких успехов. Но теперь, когда он впервые публично высказался о деталях своего дела, я должен был попытаться еще раз. Я написал ему, что пришло время поговорить.
Как ни удивительно, он ответил. «Надеюсь, вы понимаете, что вспоминать эту историю на публику, – все равно, что сыпать соль на рану. Так что мне нужно было время, чтобы подумать над вашем предложением».
В ответ я радостно поинтересовался, когда мы могли бы встретиться, и принялся с нетерпением ждать ответа. Двадцать четыре часа превратились в неделю, затем в две, но ответ так и не приходил. Я читал и перечитывал свое письмо. Может быть, я был слишком настойчив? Сказал что-то, что его спугнуло? Легко ли его вообще напугать?
Когда он наконец-то назвал дату, оказалось, что до нее осталось меньше недели. Предчувствуя, что я стою на пороге раскрытия тайны, я купил до смешного дорогие билеты в Дюссельдорф, не раздумывая.
– Должны ли мы подумать о своей безопасности? – спросила меня Мари-Жози, моя жена, пока мы паковались.
Мы поженились совсем недавно. Она была адвокатом в одной из контор, которая сотрудничала с «List Project» и помогла добиться убежища в Америке двенадцати иракским беженцам. Мы были знакомы только по переписке и никогда лично не встречались, пока она не пришла на одно из мероприятий моего книжного турне в Лос-Анджелесе. Через десять дней я переехал в Лос-Анджелес, через два месяца купил кольцо, через четыре сделал предложение и ровно через год женился.
Если бы разговор с Эдвином состоялся на пару лет раньше, я бы даже не задумался над вопросом безопасности, но с тех пор многое изменилось. Мы только что купили дом и надеялись зажить полноценной семейной жизнью. Теперь я смотрел на риски по-другому.
Я попытался отмахнуться от этой идеи.
– Он всего лишь флейтист, – сказал я – который украл перья. Что он сможет мне сделать?
Однако теперь, когда от разговора с Эдвином меня отделяло всего лишь несколько дней, я задумался, а не слишком ли я был беспечен. Что он на самом деле за человек? Потратив столько времени на расследование его преступлений, я почти ничего не знал о нем самом. Насколько вообще можно судить о человеке по тому, что он публикует в сети? Я понял, что ни разу даже не слышал голоса Эдвина. Вдруг он станет отвечать односложно? Насколько его легко разозлить? Как он отреагирует, когда я вывалю на него все собранные доказательства?
Я мог нанять телохранителя, но не знал, разрушит ли это весь предстоящий разговор. Можно ли как-нибудь обыскать Эдвина перед тем, как он войдет в комнату? Или лучше просто, безо всяких объяснений, посадить в угол вооруженного громилу?
Я нашел на сайте «Yelp»[48] самую высокорейтинговую в Дюссельдорфе службу по обеспечению безопасности, и позвонил одному из ее руководителей, по имени Ян. Его голос легко вписался в стереотип типичного немца: низкий, ровный, деловой, бесстрастный. Телохранитель стоил пятьдесят два евро в час, время бронировалось сменами по шесть часов. Глупо было торговаться с тем, кто будет тебя охранять, так что я согласился.
– Расскажите мне про этого парня, – сказал Ян, и я услышал, как щелкнула авторучка.
– Он родился в Нью-Йорк, потом переехал в Лондон, а потом Дюссельдорф, чтобы заниматься игрой на флейте…
– Да не биографию! – перебил меня Ян. – Какого он роста?
Я потратил годы, выслеживая человека, и не знал, сколько в нем роста.
– Где-то метр восемьдесят?
– Сколько лет?
– Двадцать шесть.
– Ага, – сказал Ян – а до этого вы с ним встречались?
– Нет, и, честно говоря, не знаю, придет ли он вообще.
– Где и когда вы встречаетесь?
– Двадцать шестого мая, в отеле «Сцена 47» в Дюссельдорфе.
– Как его зовут?
– Эдвин Рист.
– Что он украл?
– Перья.
Повисла пауза. Наконец Ян сказал, что, скорее всего, Эдвин испугается телохранителя в комнате, так что тому лучше стоять с ключом в коридоре. Мне дадут рацию, так что я подам сигнал, если понадобится помощь.
Я согласился на этот план.
– Окей, – сказал Ян, – С вами пойдет Клаус. Приносите наличные.
В дни, предшествующие интервью, я с маниакальным упорством готовил полный список нужных вопросов. Я понимал, что не могу начать с вопроса, куда Эдвин дел недостающие тушки, но не знал, сколько времени у меня вообще будет. Я надеялся, что выстроил вопросы таким образом, чтобы потихоньку загонять его все дальше и дальше в угол. Я решил делать вид, что не в курсе отдельных эпизодов, чтобы посмотреть, ответит ли он правду. Я должен был прояснить роль Лонга.
Репетируя, я не мог уйти от мучительного вопроса: а что, если Эдвин вообще не придет? Вдруг он всего лишь играет со мной, вызвав с другой стороны мира, чтобы просто помариновать в пустом гостиничном номере? Я только что потратил несколько тысяч долларов на билеты в немецкий город, куда никогда особо не желал попасть, и еще несколько сотен на немецкого телохранителя, а у меня даже не было эдвинского номера телефона. С моей стороны это был не самый разумный шаг.
Когда мы проходили досмотр багажа в аэропорту Лос-Анджелеса, Мари-Жози задала мне вопрос, на который я не смог ответить:
– Напомни, а почему он вообще согласился с тобой разговаривать?
22«Я не вор»
В ночь перед встречей с Эдвином джетлаг и расшалившиеся нервы не дали мне заснуть. Мари-Жози спала, а я смотрел немецкую версию «Магазина на диване» с выключенным звуком. Немецкие домохозяйки рекламировали облегающее белье типа «Spanx»[49], которое называлось «шлянкштютц». У меня ушли годы, чтобы добиться разговора с Эдвином, а теперь мне придется вести его в полусонном состоянии. Вдруг я пропущу что-нибудь важное? Забуду предъявить ему какую-нибудь улику?