Я оглядел тускло освещенную квартиру, в которой Лонг жил вместе с одной из своих сестер. Стены украшали картины без рам и наброски птиц углем, между книжными шкафами были расставлены вазы и стаканы с павлиньими перьями, в четырехсотлитровом аквариуме кружились неоновые рыбки.
Мои глаза еще не полностью адаптировались к свету, когда из другой комнаты вылетела ярко-изумрудная вспышка, целя мне прямо в лицо. Словно ракета с тепловым наведением, мое плечо отыскал зеленощекий попугай, устроился на нем и принялся орать мне в ухо.
– Знакомьтесь, это Рин, – сказал со смешком Лонг, отправляясь на кухню готовить чай.
Я погладил попугая по щеке. Он закрыл глаза, как котенок, и принялся тереться о мой палец. Мы с Рином подошли к книжному шкафу, где на нижних полках стояли стопки выпусков манги[53], над которыми расположилась тщательно расставленная коллекция ранних изданий классических работ по вязанию мушек. Все это венчала небольшая фотография Лонга и Эдвина в Японии в бамбуковой рамке.
Я завернул за угол и тут же увидел картину с изображением экзотических птиц, замеченную на странице Лонга в Фейсбуке, которая и позволила мне связать его личность с Гоку. В сети он писал, что эта картина была сделана Эдвину в подарок. Однако с тех пор он явно передумал.
– Наверное, вы хотите посмотреть мой стол для вязания мушек? – раздался голос у меня за спиной.
Когда мы вошли в его спальню, размером не больше шкафа, у меня забилось сердце. Кроватью Лону служил узкий односпальный матрас без рамы. Остаток тесной комнатушки занимал стол, за которым он занимался вязанием мушек. Я повидал много захламленных столов, но ни один из них не мог с этим сравниться.
– Как вы здесь умудряетесь что-то найти? – не удержался я.
– Просто каждая мушка занимает вдвое больше времени, – медленно ответил он, и я понял, что Лонг наблюдает за тем, как я оглядываю его комнату. Внезапно я почувствовал себя незваным гостем. Я проехал тысячи миль, убедив встретиться со мной этого незнакомого человека, который по очевидным причинам меня опасался. А он не только пустил меня в святая святых, но и согласился, чтобы я записывал все неудобные моменты нашего разговора.
Мы решили говорить на кухне, где треть помещения занимала клетка Рина, размером с холодильник. С птицей, по-прежнему сидящей у меня на плече, я отыскал свободное место за столом, заваленном визитными карточкам разных вязальщиков мушек и мотками шелкоотделительных желез шелкопряда. На тумбочке стоял еще один аквариум, но этот был илистым и почти пустым, со стенами, заросшими каким-то спорами, которые пронизывали стекло, словно дым. Если Лонг и был миллионером, это никак не повлияло на его быт.
Лонг разлил чай, поставил на стол батон хлеба, масло и ломтики коричневого карамельного норвежского сыра, и начал рассказывать историю своей жизни.
Ему было столько же, сколько и Эдвину. Родился он в Тронхейме, старой викингской столице Норвегии, в 1988 году. Его родители бежали от Вьетнамской войны в середине 70-х годов, во время кризиса «людей в лодках»[54], и после длительного пребывания в Малайзии добрались до Норвегии. Лонг был третьим из четверых детей. Его отец целыми днями работал официантом, а в свободное время отправлялся ловить лосося, – его коробка с наживками была полна ярких приманок.
В три года Лонг начал рисовать птиц. Его мало что интересовало, кроме зарисовок того, что пролетало над головой, или перерисовывания книжных иллюстраций, где были изображены птицы. Когда Лонгу было шесть лет, его мать умерла от рака легких. Когда семья в последние часы собралась у ее кровати, мальчик даже не понимал, что происходит.
Отец, тяжело переживая потерю, ушел в себя и все меньше времени проводил с детьми, и в конце концов пристрастился к азартным играм. В дом зачастили социальные работники, которые следили за детьми, водили их в школу и ко врачам.
Когда Лонгу исполнилось десять, их с братом отправили в, как он его называл, «учреждение», дом для мальчиков из неблагополучных семей. Он продолжил ходить в ту же школу, но, поскольку ему было всегда неудобно приглашать одноклассников, так и не обзавелся близкими друзьями.
Так, в одиночестве, он и начал вязать мушки, пытаясь воспроизвести то, что видел в отцовской коробке для наживок. Он нашел журнал о лососевых мушках и погрузился в чтение, садясь за тиски сразу после возвращения из школы. Иногда он засиживался, сгорбившись над своими мушками, допоздна и пропускал ужин, полностью отключившись от этого мира. Часто на изготовление одной-единственной мушки уходили месяцы: где-то на трети пути оказывалось, что для работы нужны перья, которых у него не было, или которые он не мог себе позволить. Он нашел работу в местном зоомагазине и шел туда после школы, чтобы скопить денег на необходимые материалы.
Одна из его учительниц, добрая женщина по имени Грета, поняла, что этому не по годам развитому мальчику нужны поддержка и внимание. Когда она узнала про его талант к вязанию мушек, то они вместе с мужем, – к этому времени они стали словно родители Лонгу и его братьям и сестрам, – взяли его с собой в Данию. Там, в магазине перьев «Fugl&Fjer Fluebinding», он познакомился с его владельцем, Йенсом Пилгаардом. Именно там Лонг впервые увидел цельные тушки красногрудых плодоедов, ошейниковых котинг и других экзотических птиц. Йенс, который заботился, чтобы все его материалы были получены на законных основаниях и имели сертификаты CITES, взял Лонга под свое крыло. Он учил его вязать мушки и периодически дарил разные перья. Со временем они сдружились.
Когда Лонгу было около двадцати, он стал одним из лучших вязальщиков мушек в Норвегии. Он зарегистрировался на форуме ClassicFlyTying.com, где собрал почитателей и друзей со всего мира. Взрослые люди спрашивали его совета в некоторых методах вязания и хвалили фотографии мушек и изображения птиц, которыми он иногда делился в сети.
Однако он был особенно горд, когда смог привлечь внимание великого Эдвина Риста. Лонг читал об американце в журналах, восхищался его мушками и не мог поверить, что он теперь переписывался с самим «Будущим вязания мушек».
Я попытался собраться в надежде, что эта явно честная и измученная душа, разливающая мне чай в своей скромной кухне, не сможет меня смягчить. Однако совершенно очевидно, что Лонг был не тем человеком, которого я себе представлял.
– Каких птиц он вам отправил? – выпалил я.
– У меня была пара тушек, которые он мне послал, – спокойно ответил он, – на самом деле, я хотел обменять ту картину…
Тут он замолчал.
– Каких именно тушек?
– Он отправил мне несколько котинг, и, кажется, одного огненного… как он называется? – он замялся, подыскивая английские слова – огненного шалашника. Он не хотел, чтобы я знал правду, откуда взялись эти птицы, что они были краденые, – продолжил он, пока я рылся в своем рюкзаке в поисках папки с уликами.
– Сколько птиц он всего вам прислал?
– Не могу точно вспомнить, но кажется три, может, четыре.
Его история подозрительно совпадала с тем, что мне говорил Эдвин. Им было несложно договориться, – или же, их слова совпадали, потому что оба говорили правду.
Я вытащил все скриншоты с постами Гоку и принялся зачитывать время и дату каждого объявления: «огненный шалашник, самец, полная тушка», «продаются перья со спинки красногрудого плодоеда», «продается тушка пурпурногрудой котинги». Лонг перебил меня, сказав, что никогда не держал эти перья в руках, только писал по просьбе Эдвина посты. Однако я напомнил, что у Эдвина уже была своя учетная запись на eBay и свой сайт, и посты на форуме он тоже делать умел.
– Зачем вообще ему понадобилась ваша помощь? – поинтересовался я.
– Понимаю, это выглядит бессмысленно, – сказал он смущенным тоном.
Я засыпал его вопросами о каждой продаже, пытаясь выяснить, кто именно что приобрел, но Лонг отвечал, что ничего не помнит, даже то, кому – ему или Эдвину – переводили деньги.
– Но вы же должны это помнить! Я не пытаюсь быть сволочью, но такое нельзя не запомнить. Это же были тысячи долларов! Неужели вы считаете, что не запомнили бы такое?
Рин, все еще сидевший у меня на плече, забеспокоился.
– Не думаю, что я что-то продавал за тысячи долларов, – сказал Лонг. – Лучше всего я помню, как продавал что-то небольшое, вроде пакетиков с перьями.
– Эдвин отправлял их вам, чтобы вы отправили дальше покупателям?
– Не помню.
Рин начал так громко орать, что у меня зазвенело в ушах. Я начал разочаровываться. Репутация Лонга после знакомства с Эдвином была сильно подмочена. Йенс, его бывший наставник, сообщил мне по электронной почте, что оборвал все связи с Лонгом, который ему был как сын, из-за его торговли крадеными птицами. В чем только Нгуена не обвиняли, – от скупки краденого до организации самой кражи. Как он мог забыть все подробности события, которое стоило ему так дорого?
– Я четыре года пытался об этом забыть, – сказав он, почувствовав мое настроение. – А вы снова пытаетесь вытащить все это наружу. Это очень тяжело, потому что я уже так долго пытаюсь оставить все позади. Мне уже все менее очевидны детали, потому что давно пытаюсь закрыть это дело.
– Да, я тоже, – пробормотал я.
– Эдвин сказал, что после своего ареста позвонил вам одному из первых. Что он вам говорил? – спросил я, пытаясь найти другой подход.
– Он мне все рассказал. Тогда я и понял, что именно я делал… Я-то думал, что помогал другу! Вместо этого, я сам выстрелил себе в ногу. Я думал, что мне нужно обходиться с ним хорошо, я был слишком наивным. Но он прям словно воткнул мне в спину нож. Худшее, что можно сделать с другом. То, что он натворил, было ужасно.
Лонг рассказал, что сразу после этого звонка отправил в Тринг все тушки, которые у него оставались