Что тут поделаешь?
– Мими приехал?
– Конечно. Ждет меня в машине.
– Счастливо тебе доехать. Я позвоню вечером.
Сейчас он не имел права позволить Ливии выбить его из колеи.
– Фацио!
– Есть!
– Отправляйся в церковь, похороны Лапекоры должны были уже начаться. На кладбище, когда все будут выражать соболезнования вдове, подойди к ней и скажи как можно мрачнее: «Синьора, вам придется проехать со мной в комиссариат». Если она станет разыгрывать трагедию, устроит представление, не смущайся, силой тащи ее в машину. А, и еще: на кладбище наверняка будет сын Лапекоры. Если он попытается защитить мать, надень на него наручники.
«В МИНИСТЕРСТВО ТРАНСПОРТА – ОТДЕЛ АВТОИНСПЕКЦИИ.
В ИНТЕРЕСАХ РАССЛЕДОВАНИЯ УБИЙСТВА ДВУХ ЖЕНЩИН ПО ИМЕНИ КАРИМА И АЙША СОВЕРШЕННО НЕОБХОДИМО ИМЯ ВЛАДЕЛЬЦА ТРАНСПОРТНОГО СРЕДСТВА НОМЕР AM 237 GW ТЧК ПРОШУ ОТВЕТИТЬ ЗАРАНЕЕ БЛАГОДАРЕН ТЧК ПОДПИСЬ КОМИССАР САЛЬВО МОНТАЛЬБАНО ВИГАТА ПРОВИНЦИЯ МОНТЕЛУЗЫ».
Прежде чем переслать факс нужному человеку, в министерстве от души посмеются над придурком, составившим его как телеграмму. Но когда он дойдет до нужного человека, тот оценит скрытый вызов и будет вынужден сделать ответный ход. Именно на такой эффект и рассчитывал Монтальбано.
Глава шестнадцатая
Окна кабинета Монтальбано выходили во двор комиссариата. Но и сюда с улицы донесся гул голосов, как только прибыла машина Фацио с вдовой Лапекорой. Журналистов и фотографов было не больше четырех человек, но вокруг столпились десятки прохожих и зевак.
– Синьора, за что вас арестовали?
– Посмотрите сюда, синьора!
– Дайте пройти! Дайте пройти!
Потом воцарилась относительная тишина, и в дверь постучали. Это был Фацио.
– Как все прошло?
– Она особенно не сопротивлялась. Разволновалась, только когда появились журналисты.
– А сын?
– С ней рядом на кладбище стоял какой-то мужчина, к нему все подходили с соболезнованиями. Я думал, это сын. Но когда я сказал вдове следовать за нами, он повернулся и отошел в сторону. Так что это не мог быть сын.
– Нет, это он и был. Просто чересчур впечатлительный, чтобы присутствовать при аресте матери. Испугался, что придется оплачивать судебные издержки. Пригласи синьору.
– Как с воровкой со мной обходитесь! Как с воровкой! – взорвалась вдова, как только увидела комиссара.
Монтальбано удивленно приподнял брови:
– Вы дурно обошлись с синьорой?
Как и следовало по сценарию, Фацио принял смущенный вид:
– Так как речь шла об аресте…
– Да кто говорит об аресте! Присаживайтесь, синьора, и извините нас за это досадное недоразумение. Я задержу вас всего на несколько минут, для протокола вы должны ответить на пару вопросов. А потом вы вернетесь домой – и дело с концом.
Фацио сел за пишущую машинку, Монтальбано за стол. Вдова как будто притихла, но видно было, что нервы не дают ей покоя, словно блохи бродячей собаке.
– Синьора, поправьте меня, если я ошибусь. Если помните, вы говорили мне, что в то утро, когда был убит ваш муж, вы встали, пошли в ванную, оделись, взяли в столовой сумку и вышли. Верно?
– Именно так.
– Дома вы не заметили ничего необычного?
– А что такое я должна была заметить?
– Например, что дверь кабинета заперта, вопреки обыкновению?
С виду вполне невинный вопрос. Однако краска сбежала с лица вдовы. Но голос не дрогнул.
– По-моему, она была открыта, муж никогда ее не закрывал.
– Вот и нет, синьора. Она была закрыта, когда мы с вами вошли в квартиру по вашему возвращению из Фьякки. Это я ее открыл.
– Закрыта, открыта – какая разница?
– Вы правы, это незначительная деталь.
Синьора не сдержала вздох облегчения.
– В то утро, когда был убит ваш муж, вы поехали во Фьякку навестить больную сестру. Так?
– Да, именно так.
– Но кое о чем вы забыли. На перекрестке в Каннателло вы вышли, дождались автобуса, идущего в обратную сторону, и вернулись в Вигату. Вы оставили что-то дома?
Вдова улыбнулась, конечно, она была готова к этому вопросу.
– В то утро я в Каннателло не выходила.
– Синьора, у меня есть показания двух водителей.
– Да, они правы. Только это произошло не тогда, а двумя днями раньше. Они перепутали дни.
Она была хитра и отлично подготовилась. Пришлось пойти на блеф.
Комиссар открыл ящик стола и извлек из него целлофановый пакет с кухонным ножом.
– Это, синьора, нож, которым был убит ваш муж. Заколот одним ударом в спину.
Выражение лица вдовы не изменилось, она не издала ни единого звука.
– Вы никогда не видели его раньше?
– Такие ножи встречаются на каждом шагу.
Помедлив, комиссар снова погрузил руку в ящик и извлек еще один целлофановый пакет, на сей раз с чашкой.
– Вы узнаете ее?
– Так это вы ее взяли? Я из-за вас всю комнату вверх дном перевернула, пока ее искала.
– Значит, она ваша. Вы это официально подтверждаете.
– Конечно. И зачем вам понадобилась эта чашка?
– Она мне понадобилась, чтобы засадить вас за решетку.
Из всех возможных реакций вдова выбрала ту, которая вызвала у комиссара что-то вроде восхищения. Она повернулась к Фацио и учтиво, как будто пришла нанести визит вежливости, спросила:
– Комиссар сошел с ума?
Фацио очень хотелось ответить, что, по его мнению, комиссар таким уродился, однако он промолчал и уставился в окно.
– А теперь я вам расскажу, как все было, – сказал Монтальбано. – Итак, в то утро вы проснулись, встали и пошли в ванную. Вы не могли не пройти мимо двери в кабинет – и вы заметили, что она закрыта. Сначала вы не придали этому значения, но потом сообразили и, выйдя из ванной, заглянули в кабинет. Не думаю, что вы вошли – постояли на пороге и снова закрыли дверь. Вы пошли на кухню, взяли нож, положили его в сумку и ушли. Сели в автобус, вышли в Каннателло и через пять минут на другом автобусе вернулись в Вигату. Когда вы пришли, ваш муж уже собрался уходить, вы повздорили, он направился к лифту, зашел в него – лифт стоял на вашем этаже, ведь вы только что на нем приехали. Вы зашли за ним в кабину, всадили ему в спину нож, он повернулся и упал на пол. Вы нажали кнопку лифта, вышли на первом этаже и уехали. Вас никто не видел – вам очень повезло.
– Зачем мне было это делать? – спокойно спросила синьора. И добавила с невероятной в ее положении иронией: – Только потому, что мой муж закрыл дверь кабинета?
Монтальбано, не вставая со стула, отвесил восхищенный поклон.
– Нет, синьора, из-за того, что было за этой закрытой дверью.
– И что же там было?
– Карима. Любовница вашего мужа.
– Но вы же сами сказали, что я не входила в эту комнату.
– Не было необходимости входить: вы с порога почувствовали запах духов, которыми щедро душилась Карима. Они называются «Volupte». Сильный, навязчивый запах – им наверняка пропиталась одежда вашего мужа, и потому он вам был уже знаком. Он еще стоял в кабинете вечером, когда туда зашел я, хотя, вероятно, уже не такой насыщенный.
Вдова Лапекора хранила молчание, она обдумывала сказанное комиссаром.
– Можно задать вопрос? – спросила она наконец.
– Какой будет угодно синьоре.
– Почему, по-вашему, я не зашла в кабинет и не зарезала сначала эту женщину?
– Потому что голова у вас работает точно, как швейцарские часы, и быстро, как компьютер. Карима, увидев открывающуюся дверь, была уже готова броситься на вас. Ваш муж прибежал бы на крик, и вместе они легко бы вас обезоружили. Притворившись, что ничего не заметили, вы хотели потом застать их врасплох.
– А как, по вашему разумению, получилось, что убит был только мой муж?
– Когда вы вернулись, Каримы уже не было.
– Простите меня, комиссар, но вас не было там, кто же вам рассказал всю эту историю?
– Отпечатки ваших пальцев на ноже и на чашке.
– Не на ноже! – выпалила синьора.
– Почему же не на ноже?
Женщина закусила губу.
– Чашка моя, но нож – нет.
– Нож тоже ваш, на нем четкие отпечатки ваших пальцев.
Фацио не отрывал глаз от своего начальника, он знал, что на ноже не было никаких отпечатков, и это было самое уязвимое место в их блефе.
– Вы уверены, что на ноже нет отпечатков, потому что, когда вы всадили его в спину мужа, на вас были перчатки. Вы предусмотрительно надели их, собираясь уезжать. Но, видите ли, синьора, этот отпечаток был сделан не в то утро, а днем раньше, когда, разделав рыбу, вы вымыли нож и убрали в ящик. Он остался не на рукоятке, а на лезвии, у самой рукоятки. А теперь ступайте с Фацио, мы снимем у вас отпечатки и сравним.
– Он был лжецом, – сказала синьора Лапекора, – и заслужил такую смерть. Он притащил в дом эту потаскуху, чтобы весь день провести с ней в постели, пока меня не было.
– Вы хотите сказать, что сделали это из ревности?
– А почему нет?
– Разве вы уже не получили к тому моменту три анонимных письма? Вы могли застать их в конторе на спуске Гранет.
– Я такими вещами не занимаюсь. Мне кровь ударила в голову, когда я поняла, что он привел свою девку в мой дом.
– Мне кажется, синьора, кровь ударила вам в голову за несколько дней до этого.
– Когда же?
– Когда вы обнаружили, что ваш муж снял значительную сумму со своего счета в банке.
Еще один выстрел наудачу. И опять точно в цель.
– Двести миллионов! – воскликнула разгневанная вдова. – Двести миллионов этой потаскухе!
Вот откуда часть денег на книжке на предъявителя.
– Если бы я его не остановила, у него хватило бы ума промотать контору, квартиру и счет в банке!
– Внесем это в протокол? Только еще один вопрос: что сказал вам муж, когда вы вернулись?
– Он сказал: «Остынь, мне надо идти в контору». Может, повздорил со своей девкой, она ушла, а он бросился за ней.
– Господин начальник полиции? Это Монтальбано. Я хотел сообщить вам, что синьора Лапекора только что призналась в убийстве мужа.