Вот этим все и закончится, подумал Спенс. Вселенная взрывается сама в себе, стремясь обратно к точке творения, сжимая атомы в ту единственную элементарную частицу, из которой родилась вся материя. И он был частью этого процесса; он просто сам был этим процессом. Сейчас и навсегда…
На этот раз он не зафиксировал момент пробуждения. Просто в какой-то миг начал полностью осознавать окружающее, а также понял, что уже некоторое время находится в сознании. Никакой разделительной линии, о которой можно было бы сказать: «Здесь я спал, а здесь бодрствовал». Грань между бодрствованием и сном отсутствовала. В сознании Спенса сон и реальность слились воедино.
Перед ним мерцал переливающийся круг голубого света, из него тянулись не то щупальца, не то нити. Они слабо светились, покачиваясь в темноте каюты и ощутимо затягивая в центр обруча. Он чувствовал подъем, притяжение, колебания и знал, что уже ощущал подобное раньше. Это было: — сияющий обруч, блестевшие отростки, бесформенная масса, мрачно шевелящаяся в центре, — знал, но не помнил. Было просто знание.
Он с мрачным восхищением наблюдал, как медленно вращающийся внутренний глаз круга сгущается в мерцающую массу света. Он почувствовал давление в груди; легкие горели, и он понял, что уже давно задерживает дыхание. Сердце заполошно колотилось о ребра, а внутри нарастал страх. У него был даже запах, похожий на вонь от шерсти мокрого животного.
Ужас перерос в физическую реакцию. Он наблюдал за этим процессом с любопытством ученого, как наблюдал бы за кипением воды в мензурке и превращением ее в пар, или за какой-нибудь стадией химической реакции. Ужас жил не в сознании, а в какой-то другой части его существа, не связанной с разумом.
Появился звук, похожий на звяканье бьющихся друг о друга осколков стекла, его интенсивность нарастала. Он отметил звук и обратил внимание на покалывание в коже. Спенс вгляделся в зеленый обруч и увидел, как из неопределенной формы начинают проступать очертания человеческой фигуры. Еще немного, и перед ним вылепилось лицо — худое, истощенное лицо Хокинга.
Призрак ухмыльнулся. Спенс оторопело мигнул в ответ. Во рту пересохло; он не мог ни говорить, ни кричать. Впрочем, и желания не было.
Хокинг заговорил.
— Начинаете привыкать к раздражителю, Спенсер. Это хорошо. Делаете успехи. Скоро мы начнем давать простые команды. Мне надо установить постоянную ментальную связь, чтобы можно было передавать вам мыслительные импульсы. До сих пор я отправлял вам внушения через ваши сны. Надо связать наши сознания, тогда я смогу делать это и во время вашего бодрствования.
Хокинг улыбнулся жуткой улыбкой. Застывший Спенс бесстрастно смотрел вперед.
— Это вам не повредит, — успокоил Хокинг. — Расслабьтесь. Закройте глаза. Освободите сознание от всех мыслей. Думайте только о синем цвете. Сконцентрируйтесь на синем цвете, Спенсер. И ни о чем не думайте.
Спенс повиновался командам призрака. Он закрыл глаза и заполнил все пространство своего сознания ярким оттенком синего. Расслабил сжатые кулаки и ссутулился; голова упала, подбородок уперся в грудь.
— Через минуту я прикажу вам открыть глаза и посмотреть на меня. Но не раньше. Ждите команды, понимаете? Сконцентрируйтесь. Выполняйте мои указания. Сосредоточьтесь…
Спенс ощутил, как сознание ускользает от него. Как будто его душа — все то, что он сам считал Спенсом, — вытекает из него, как жидкость из бутылки. Где-то глубоко внутри родилась дрожь и начала распространяться по позвоночнику и конечностям. Пронзительный звенящий звук усилился, начали резонировать кости черепа. Голова закружилась. В самом центре его существа зародилось жесткое маленькое ядро — очаг сопротивления. Но другая могучая сила, давящая на сознание, угрожала разрушить его.
Нет! подумал Спенс. Нельзя поддаваться! Но решению не хватало силы. Сила покинула его.
Нет! — мысленно закричал он. — Прекрати это! Прекрати! — Он не знал, удастся ли ему произнести это вслух, да это было и неважно. Он вцепился в маленький комочек сопротивления, всем существом пытаясь удержать последний крошечный клочок себя. И что-то начало получаться. Воля возвращалась.
— Расслабьтесь. Не стоит бороться, Спенсер. Никакого вреда для вас тут нет. — Голос Хокинга раздавался внутри. Хокинг сидел у него внутри! Всем своим скукожившимся сознанием Спенс осознавал ужас этого чужого присутствия.
— Не буду! — закричал Спенс, вскинув голову. Он открыл глаза и увидел перед собой мерцающий зеленый нимб с ужасным лицом Хокинга, смотрящим на него сверху вниз. Но он увидел кое-что еще, что помогло ему вернуть самообладание.
Дрожащие световые нити вокруг краев обруча тянулись к нему, почти касаясь. Спенс точно знал, что если тотчас же не прервет контакт, то перестанет существовать. Спенс Рестон станет телом, населенным разумом Хокинга и подконтрольным воле Хокинга. Он не мог этого допустить.
Он чувствовал проникновение Хокинга в себя. Он вскрикнул и бросился на пол, заставив кое-как шевелиться отяжелевшие руки и ноги. Но световые нити и не думали ослаблять хватку, они продолжали тянуться к его лбу.
Дрожа от напряжения, с трудом управляя дряблыми мускулами, собирая по крохе последние оставшиеся силы, он потащился к ванной комнате. Непослушными руками помогая непослушным ногам, как-то умудрился встать на ноги.
— Сядьте, Спенсер. Расслабьтесь. Мы почти закончили. Расслабьтесь. Сосредоточьтесь. — Голос Хокинга звенел в голове. — Расслабьтесь… расслабьтесь… расслабьтесь…
Он вслепую ударил по панели доступа, и дверь ванной скользнула в сторону. На пороге он с трудом удержал равновесие.
— Расслабьтесь, Спенсер. Сядьте!
Спенс услышал треск и почувствовал, как щека скользнула по гладкой стене комнаты. Потом мир словно перевернулся с ног на голову, он оказался на полу и ударился головой о сенсорную пластину. Послышалось слабое жужжание механизма и с потолка на него посыпался мелкий моющий порошок. Тихий гул механизма был последним, что он услышал.
Глава 13
…Ари давно сидела на белом пластиковом стуле рядом с кроватью Спенса. Медсестры закончили смывать остатки синего дезинфицирующего порошка с его волос. Одна щека Спенса выглядела так, словно он слишком долго лежал на солнце. Ну, обгорел… это не страшно.
Дыхание пациента выровнялось — врач сказал, что худшее позади. Небольшое воспаление, отравление от вдыхания химиката, но ничего серьезного. Врач пожал плечами: было бы куда хуже, если бы Спенс задохнулся в дезинфицирующем порошке. А так, еще с неделю будет заметна повышенная чувствительность кожи, может, начнет шелушиться. Ему повезло, заметил доктор Уильямс, что он упал в ванной лицом вниз. Ультрафиолет мог бы повредить глаза. В общем, обошлось.
— Он рассказывал вам о первом «несчастном случае», мисс Сандерсон? — поинтересовался доктор Уильямс.
— Нет, говорил только про шишку на голове. Он выглядел нормально. Мне и в голову не приходило…
— Нет, к сожалению, все более серьезно. Наш молодой человек проявляет определенные склонности к саморазрушению. Его нашли в грузовом отсеке, замок шлюза был почти открыт. Вот там он чуть не умер. Хорошо, что у него есть близкие друзья…
— Что я могу сделать, доктор? — Ари нахмурилась и закусила губу.
Медик медленно покачал головой.
— Надо просто наблюдать за ним. Хорошо бы выяснить причины этих происшествий. Тогда станет понятнее, что делать. Ладно. Понаблюдаем. Если вдруг станет хуже, мы вмешаемся. Конечно, я предпочел бы, чтобы до этого не дошло. Просто думаю, как бы в следующий раз он не предпринял более удачную попытку…
Ари слушала доктора Уильямса, и на лице у нее отражалась буря эмоций. Слишком несчастной она выглядела, чтобы доктор не утешил ее напоследок.
— Простите меня за откровенность, — извиняющимся тоном сказал доктор Уильямс. — Мы, врачи, всегда исходим из наихудших предположений. Возможно, я слишком драматизирую ситуацию. Все с ним будет в порядке. Ваш доктор Рестон — волевой парень.
Ари поблагодарила доктора, и он ушел, оставив ее у кровати. Она сидела и думала над последними словами. Как он сказал? «Ваш доктор Рестон». Неужели все так очевидно? — спросила она себя.
Медсестра принесла ей чашку кофе и осталась немного поболтать. Других пациентов в этом крыле медотсека не было, так что Ари могла сидеть здесь, сколько пожелает.
— Если хотите, — предложила медсестра, — можете даже подремать на соседней кровати.
— Нет необходимости. Я просто посижу здесь еще. Спасибо за кофе.
Медсестра ушла, приглушив свет. Палата погрузилась в прохладную успокаивающую тень. Ари слышала, как за ней закрылась переборка, и, сложив руки на коленях и склонив голову, начала молиться.
Первое, что увидел Спенс, проснувшись, была золотая корона ее склоненной головы.
— Кажется, у меня вошло в привычку просыпаться здесь, — просипел он с трудом. Легкие горели, а в горле было такое ощущение, будто он проглотил напильник.
Ари подняла голову и улыбнулась.
— А нечего засыпать в самых неподходящих местах!
— А-а, вам уже рассказали?
Она кивнула. Сегодня глаза Ари приобрели темно-синий оттенок, наверное, от сочувствия. — Вы могли бы и сами рассказать, что с вами приключилось.
Спенс пожал плечами.
— Так рассказывать почти нечего.
— Как вы себя чувствуете?
— Нормально.
— Но голос ужасный!
— Да, с голосом проблемы, — Спенс закашлялся. В легких словно пламя вспыхнуло. Горло саднило.
Ари быстро встала и подала ему пластиковый стаканчик с холодной водой.
— Вот, попейте. — Она сунула соломинку ему в губы. — Так лучше?
— Да, замечательно. Спасибо. — Они посмотрели друг на друга, и Спенс отвернулся.
— На этот раз все было еще хуже? — Его голос звучал тихо, словно издалека.
Ари присела на край кровати и положила руку на плечо Спенсу.
— А вы сами не помните?
— Ничего не помню.
Ее прохладная рука нежно повернула его голову.