— Наверное, вы правы, доктор Ллойд. Спасибо, что нашли для меня время. — Спенс неохотно поднялся на ноги, и коллега проводил его к дверям, положив руку Спенсу на плечо.
— Я к вашим услугам в любое время, доктор Рестон. Заходите, не стесняйтесь. Я здесь как раз для этого. — Ллойд мягко улыбнулся. Похоже, он действительно рад был помочь известному ученому. — Советую вернуться к вашей работе. Мы все с большим интересом наблюдаем за вашими исследованиями.
— Спасибо. До свидания, сэр.
— До свидания. Заходите в любое время.
Так. Спенс понял, что столкнулся с кирпичной стеной. Он не думал об этом раньше, но теперь стало ясно, что желание GM получить от него результаты будет никак не меньше его собственного желания получить грант и попасть на станцию. Его присутствие повышает престиж Центра, и теперь, когда они его заполучили, позаботятся о том, чтобы не выпустить добычу и, конечно, постараются не допустить возникновения проблем у такого ценного сотрудника. Наоборот, будут делать все, чтобы убрать на пути доктора Рестона любые препятствия.
Он мрачно вернулся в лабораторию. Да что же такое с ним происходило? Он потерял рассудок? С чего это началось?
Сны вернулись, постепенно они начинали все больше контролировать его состояние. Утром он проснулся совершенно не отдохнувшим, в отвратительном настроении. Самих снов он не помнил. Какие-то призрачные формы за пределами сознания.
Так может Ллойд прав? И он действительно испытывает проблемы, связанные с длительным космическим путешествием? Возможно ли? Он не так долго пробыл на GM. Что могло ускорить достижение такого состояния? Возможно, инъекции энцефамина? Или есть какое-то другое объяснение?
Несомненно только одно: сны вернулись, и теперь преследуют его.
Доктор Ллойд предложил довериться интуиции. Что-то в нем протестовало против подобного предложения. А почему? Совет-то ведь вполне логичный. Но совесть, этот тихий внутренний голос, категорически не собиралась ему следовать. Это означало бы наплевать на свой разум ради благополучия проекта. Даже если это его собственный проект.
Спенс стремился подавить этот внутренний протест. Пока он не видел причин ломать график экспериментов.
Переборка с шорохом открылась. Он вошел в темную лабораторию. Тиклер исчез. Царила полная тишина. Дверь закрылась, оставив его в темноте.
Он хотел включить свет, но поворачиваясь, отметил краем глаза какое-то слабое мерцание. Спенс вгляделся в темноту.
Да, так и есть, в центре лаборатории что-то едва заметно светилось. Он закрыл глаза и снова открыл их, но слабое зеленоватое свечение осталось. Пока Спенс наблюдал, смутное светящееся пятно стало четче. Не отдавая себе отчета, Спенс шагнул вперед. Его неодолимо потянуло туда, к этому странному свечению.
Теперь оно стало еще различимее, даже слабо освещало окружающее оборудование. Спенс медленно обошел источник свечения, все еще не понимая, что он видит перед собой. Его мышцы напряглись, как у кошки, готовой к прыжку. Ни с чем подобным он раньше не сталкивался. В какую бы сторону он не двигался, характер свечения перед его глазами не менялся: слабый люминесцентный венок бледно-зеленого света оставался перед ним, слегка подрагивая. В центре ореола темнело пятно. Сквозь него он мог видеть смутные очертания предметов на другом конце лаборатории.
Боком, как краб, Спенс придвинулся ближе. Он хотел отвести взгляд и с удивлением обнаружил, что не может. Теперь он стоял очень близко к светящемуся феномену в центре лаборатории, так близко, что чувствовал покалывание на руках и на коже лица, как бывает в сильные холода. Он поднял руку и увидел, что ее окружает зеленоватый ореол.
Внутри свечения обозначилось едва заметное движение — прозрачное мерцание глубокой синевы, на самой границе восприятия. Свечение усилилось и испустило лучи, сверкающие золотом и серебром.
Хотя он неподвижно стоял на одном месте, ему показалось, что он падает в центр свечения, как будто водоворот холодного голубого огня засасывал его. Ожили чувства. Сердце стало биться чаще, дыхание казалось затрудненным, на лбу и шее выступили капли пота. Навалилась слабость и принесла с собой головокружение. Спенс балансировал на грани беспамятства. От основания шеи вверх поползли мурашки. Мелькнула удивленная мысль: что бы это могло значить? И почти сразу пришел ответ, поразивший его так, что волосы встали дыбом.
Спенс хотел закричать, но не смог издать ни звука. Стальная хватка ужаса сковала тело, страх наплывал из темных углов его разума. Он не мог ни пошевелиться, ни закричать, ни отвести взгляд. Только терпеть.
Краем сознания он понимал, что лицо его исказилось от ужаса, но какая-то маленькая часть сознания сохраняла способность к наблюдению. Спенс с каким-то противоестественным восхищением отметил, как полыхнула зеленоватая аура, в ней родилась голубая молния, но не исчезла, а замерла и стала приобретать некую форму. Частью рационального сознания он угадывал за тонкой завесой света движение, но очень далеко, так что невозможно было понять, что там происходит.
А затем он услышал звук. Возможно, он присутствовал с самого начала, просто Спенс не обратил на него внимания: едва слышное позванивание крошечных колокольчиков. Звук фиксировался не ушами, он звучал где-то в глубине головы Спенса, ощущался всей поверхностью кожи. Кровь Спенса заледенела. До сих пор этот звук он слышал только в своих снах.
С усилием он поднял руки, зажал уши и закричал изо всех сил. А затем рухнул на пол.
Глава 5
— … Вот он. — Луч фонарика скользнул по фигуре на полу. — Вырубился.
— Я включу свет, — сказал второй, чуть более высокий голос.
— Нет, оставь так. Он может проснуться. Ну и что с ним делать? Нельзя же просто оставить его на полу…
— Почему бы и нет? Вернемся позже.
— Он может вспомнить.
— Хорошо. Давайте перенесем его в лабораторию сна.
— Хорошая мысль. И подключи сканер. Тогда даже если вспомнит, не будет уверен.
— Беру за ноги. Осторожно, не разбуди его.
Спенсу казалось, что разум возвращается к нему. Он все еще падал сквозь темное ничто, и в то же время парил, ожидая, когда сознание вернется полностью.
Ждать пришлось довольно долго. Наконец он попробовал шевельнуть головой и тут же убедился, что лучше пока этого не делать. Головокружение вернулось с новой силой.
Он лежал неподвижно и пытался собрать обрывки мыслей — то, что от них осталось. Он вспомнил, как разговаривал с доктором Ллойдом, а потом вернулся в лабораторию. Но после этого воспоминания — сплошная тьма. Но ведь было же еще что-то? Он же сейчас в лаборатории сна, и сканер подключен. Как-то же он попал сюда? Но вот как?
Из пункта управления послышался тихий сигнал контроллера времени сеанса. И тут же в динамике зазвучал голос Тиклера, похожий на шорох падающего снега.
— Сеанс окончен, доктор Рестон. Включить свет?
— Да, — услышал он собственный голос, — зажгите.
Верхние панели начали светиться, сначала слабо, но быстро набирая интенсивность. Скоро он уже хорошо различал интерьер лаборатории, похожей на цилиндр. Спенс медленно сел, переждав последние волны головокружения. Взялся за края кушетки и неуклюже встал на ноги. Он помнил, что Тиклер наблюдает за ним из пункта управления.
Голову потянуло назад. Только теперь он понял, что на нем сканирующая шапочка. Он снял ее и бросил обратно на кушетку, в углубление, оставшееся от головы, а затем медленно, как во сне, двинулся в пост управления.
— Все прекрасно получилось, доктор, — радостно сообщил Тиклер. — После завтрака я обработаю. — Спенс неуверенно кивнул. — С вами все в порядке?
— Э-э, нет, все нормально. Спал не очень хорошо.
— Надеюсь, вы не забыли: у нас на сегодня отбор ассистентов.
— Тиклер, а нам в самом деле нужен помощник? Я имею в виду, что проект — он только наш с вами. Это же японцам нужно каждый раз по тридцать человек для экспериментов. А нам-то зачем?
— Каждое отделение обязано выделить хотя бы одного курсанта.
— Ну, пусть Симмонс возьмет себе еще одного. Я действительно не понимаю, что тут делать курсанту?
— Биопсихология — отдел небольшой, это верно, — Тиклер с сомнением покачал головой. — Только он ведь таким и останется, если мы не будем привлекать ассистентов. На то и программа, чтобы удовлетворять нужды ученых.
Спенсу не нравилось, когда Тиклер противоречил ему; поэтому, чтобы не накапливать раздражение, он ответил самым спокойным голосом:
— Конечно, вы правы. Я просто подумал, было неплохо, чтобы вы сами поговорили с кадетами.
— Я? Но, доктор Рестон, я…
— Совершенно не вижу причины, почему бы и нет. Вы прекрасно разбираетесь в таких вещах. А я потом взгляну на результаты отбора. Найдете подходящего кандидата и сразу тащите его ко мне.
Спенс поспешно вышел из поста управления, не желая выслушивать возражения, и направился в кафе. Освободившись от соседства Тиклера, он вернулся к загадочному эпизоду с потерей сознания.
Ему повезло. В заполненном кафетерии удалось найти тихое местечко, чтобы спокойно все обдумать. Спенс всегда считал, что шум — хороший изолятор, ничем не хуже тишины. Может быть, даже лучше. При определенном уровне неорганизованного шума разум естественным образом обращается внутрь себя, полностью закрываясь от остального мира.
Шум посуды и стук подносов, гул голосов и дрянное дребезжание безвкусной фоновой музыки, наполнявшей кафетерий, создали как раз такой уровень звукового хаоса, который вполне годился для размышлений. Со своим подносом с яичницей, грейпфрутом и кофе он направился к пустому столику в углу. Народ увлеченно ел. Он видел спагетти, ростбифы, плошки с томатным соусом, куриный салат, блины, омлеты и хот-доги — завтрак, обед и ужин подавались одновременно, чтобы приспособиться к графикам различных смен. Ростбиф с соусом рядом с яичницей и тостами всегда приводил его в замешательство; это выглядело как-то не так.
Спенс задумчиво жевал и в конце завтрака оказался к ответу не ближе, чем раньше. Недостающие часы просто исчезли. Десять часов, а может быть, и все двенадцать не поддавались учету. В памяти зиял провал. Он допил остатки теплого кофе и решил посмотреть результаты сканирования в лаборатории — лента сканирования, четыре красн