– Ну хорошо, – сдался доктор. – В самом деле, если Монтень… то да. То есть вы предлагаете мне поверить, что убийцей является один из тех, кто находится в санатории?
– Да, – сказала Амалия. – Маркези видел его здесь и не боялся. Но тот человек пришел к нему ночью и убил.
– До чего же все это отвратительно, – угрюмо промолвил Гийоме. – Бедняга, – доктор кивнул на тело, распростертое на ковре, – был тяжело болен. Он приехал сюда, надеясь вылечиться, и я обещал ему выздоровление. Но кто-то убил его… сделал то, что не смогла сделать болезнь. Но зачем? Чего ради? Кому он мог мешать? Он ведь только что появился здесь!
– Может быть, у него были враги? – предположила Амалия.
– Определенно, раз его убили, – раздраженно парировал Гийоме. – Но я не хочу плохое выяснять. Есть полиция, вот пусть она и разбирается, кто и за что лишил священника жизни. Лично мне все происходящее глубоко антипатично.
Однако Амалия настаивала:
– Вы же наверняка беседовали с синьором Маркези. Может быть, он упоминал, что встретил в санатории некую личность, что-то имевшую против него?
– Да ничего такого больной не говорил! – отмахнулся Гийоме. – Санаторий ему понравился, он собирался провести здесь несколько месяцев. Если бы что-то такое было, думаете, я бы не заметил?
Без стука в дверь вошел мрачный Шатогерен и доложил, что полиция уже прибыла. На Амалию он покосился неодобрительно, но все же неодобрение свое оставил при себе.
– Я уже ухожу, – сказала Амалия. – Если понадоблюсь, вы знаете, где меня найти.
Она вышла из комнаты и увидела, что Натали с жаром обсуждает что-то с Шарлем, стоя в конце коридора.
– А я-то все ломал себе голову, кто именно окажется следующим, – живо заметил шевалье, когда Амалия подошла к ним. – Малышка Эдит гадает чертовски точно! По крайней мере, все ее предсказания сбываются. Наверное, мне стоит попросить ее, чтобы она разложила карты на мое будущее. – Он закашлялся. – Хотя какое, к черту, у меня может быть будущее! Сегодня я полночи не мог уснуть от кашля.
– Вы что-нибудь слышали? – спросила Амалия поспешно. – Или видели?
– Конечно, слышал, – беззаботно подтвердил офицер. – Как паршивая мышь скребется за обоями да верещат за окном птицы. Потом я все же заснул, и мне снились всякие кошмары. Будто бы мадам Карнавале восстала из мертвых и бродит у себя по комнате.
– Бродит по комнате? – озадаченно переспросила Натали.
– Да, ведь ее комната по соседству с моей, вот мне и приснилось… Что с вами, Амели? На вас лица нет.
– Черт возьми! – вырвалось у Амалии. И с поспешностью, которая немало озадачила офицера и его собеседницу, она бросилась к лестнице.
– Что с ней такое? – пробормотала художница.
Но Шарль, не слушая ее, уже двинулся за Амалией следом.
Со всей быстротой, какую только допускали приличия, баронесса Корф взлетела по лестнице и пробежала по коридору, после чего распахнула дверь комнаты, где жила мадам Карнавале.
– Ничего себе! – пробормотал офицер, заглядывая в дверь поверх плеча баронессы.
А удивляться было чему, ибо в комнате царил форменный разгром. Все вещи были вынуты из ящиков и брошены как попало, на полу валялись какие-то бумаги и газеты. Похоже, тот, кто здесь побывал, долго и упорно что-то искал.
– Что все это значит? – пролепетала догнавшая офицера и баронессу художница, еще не оправившись от изумления.
– Не знаю, – честно ответила Амалия. – Но мне все это не нравится.
Шарль де Вермон глубоко вздохнул и потер лоб.
– Так… – задумчиво заговорил он наконец. – Позвольте-ка мне. Сначала умирает старушка…
– Сначала пропадает ваше письмо, – напомнила Амалия. – И черновики Алексея Ивановича.
– Потом с мадам Карнавале происходит несчастный случай, – подхватила Натали. – Если, конечно, то был действительно несчастный случай, – вполголоса добавила она.
– Затем убивают священника, – продолжил Шарль. – И одновременно оказывается, что в комнате старушки кто-то побывал и что-то искал. Воля ваша, но я ничего не понимаю. Что тут вообще происходит?
– Хм, интересный вопрос, Шарль, но на него у меня пока нет ответа, – усмехнулась Амалия и повернулась к поэту, который только что вышел из своей комнаты. – Доброе утро, Алексей Иванович! А мы тут, представьте, обсуждаем последние события. И чем дальше, тем любопытнее они становятся.
Глава 14
– Значит, вы слышали, как стукнула дверь… – отметила Амалия.
Разговор происходил уже после завтрака. Полиция опросила больных и персонал санатория, тело убитого священника увезли, и вновь – по крайней мере, внешне – жизнь потекла своим чередом. Но люди были неспокойны – сбивались в группы, переговаривались, бросая вокруг себя подозрительные взгляды. Одна из немецких дам уже затребовала расписание поездов и стала его изучать. Отставной дипломат пыхтел и фыркал, что его жизнь в опасности, – в округе наверняка появились какие-то анархисты, которые убивают почтенных людей (Нередин попытался себе представить анархистов, которым могла понадобиться жизнь этого невзрачного, брюзгливого человека, но даже его воображение оказалось тут бессильно). Доктор Гийоме ходил, уговаривал, успокаивал. Вид у него был измученный, он так и не мог избавиться от подозрения, что все это делают нарочно, чтобы уничтожить дело всей его жизни – лечебницу. Филипп Севенн клялся, что убийцу наверняка скоро поймают и вообще никаких оснований для беспокойства нет. Что же до Шатогерена, то он уехал к капризной пациентке, жене графа Эстергази, к которой, судя по всему, ему удалось найти подход. Однако не стоило сомневаться: если бы он был здесь, то наверняка тоже принялся бы убеждать пациентов, что ничего особенного не происходит: ничего особенного, дамы и господа, вчера – несчастный случай, сегодня ночью – вор забрался в дом и схватился с синьором Маркези; ну, убил его, но все люди смертны, и даже племянники кардиналов. Ничего особенного, с кем не бывает, дамы и господа!
Алексей Нередин рассказал Амалии то, что он слышал, когда отнес стихи ей и Натали. Он не мог ручаться, но, как ему показалось, скрипела именно дверь апартаментов, которые занимал священник. Нередину было очень жаль, что он не обратил должного внимания на странный звук в ночи, но он ведь даже представить себе не мог…
– Деньги оказались на месте, как сказал инспектор, – задумчиво произнесла Амалия, – дорогое кольцо, которое синьор Маркези привез с собой, тоже никто не взял. Всего один день в санатории – и все же его оказалось достаточно, чтобы кто-то вынес несчастному смертный приговор. Вы не заметили, может быть, он с кем-нибудь общался больше, чем с прочими?
– По-моему, он вообще ни с кем особо не общался, – подумав, сказал поэт. – То есть он держался вежливо со всеми, но я не видел, чтобы…
– И я тоже не видела, – вздохнула Амалия. – Это все осложняет. Если разгадка таится в его прошлом… потому что я сомневаюсь, что за один день в санатории он мог нажить такого врага, который пожелал бы его убить…
– А если он был свидетелем убийства? – внезапно спросил поэт. – Я имею в виду, если смерть мадам Карнавале – на самом деле убийство и если он видел того, кто его совершил… Тогда ведь все сходится! И то, почему его убили сразу после нее, и вообще…
– Верно, – согласилась Амалия, размышляя о чем-то своем. Затем посмотрела на небо. – Ни облачка… и очень даже кстати. Доктор Гийоме ушел к себе?
– По-моему, да.
– Не буду его беспокоить, бедняга и так весь извелся. Если он спросит обо мне, скажите, что я поехала прогуляться. – Баронесса сделала несколько шагов прочь.
– Амалия Константиновна! – окликнул ее Нередин. – Куда вы?
– В Антиб. Здесь недалеко, и погода более чем благоприятна.
– В Антиб? Но зачем?
– Затем, что таинственная мадам Карнавале приехала именно оттуда. И что-то мне подсказывает: если мы поймем, кем была старая дама, то поймем и все остальное.
Она двинулась по дорожке к воротам, но Нередин нагнал ее.
– И вы поедете туда одна?
– Да, а что такого?
Поэт забежал вперед и остановился перед Амалией, умоляюще глядя на нее.
– Вы не позволите мне поехать с вами? Вдруг я буду вам полезен? Не знаю, право… но чем сидеть в четырех стенах… – Он говорил бессвязно и сердился на себя за эту бессвязность. На самом деле, конечно, он не хотел оставаться тут без нее, один (все прочие обитатели санатория, само собою, в счет не шли).
– Хорошо, – сказала Амалия наконец. – Мы возьмем фиакр. Дождя не предвидится, так что доктор Гийоме вряд ли будет против.
Она взяла поэта под руку, и они вместе зашагали к воротам.
Через час Нередин и его спутница уже были в Антибе.
– Куда мы направляемся? – спросил поэт.
– К священнику, – был ответ.
И они отправились искать местного кюре.
Священник, которого они застали в церкви, оказался молодым человеком лет тридцати. По его словам, он заступил на место сравнительно недавно, но своих прихожан знал уже хорошо. Во всяком случае, он мог поручиться, что среди местных жителей не было ни одной семьи по фамилии Карнавале.
– Вы уверены? – настаивала баронесса. – И в прошлом тоже никого с такой фамилией не было? Мы ищем месье Карнавале и его жену Анн-Мари. Может быть, она уехала из здешних мест… допустим, после того, как овдовела?
Молодой священник задумался и наконец сказал, что им лучше уточнить у мясника Тербуйе. Ему уже под шестьдесят, и он знает наперечет всех жителей Антиба за последние полвека. Если мадам Карнавале и впрямь существовала (а в том, что она существовала, у Амалии не было ни малейшего сомнения), мясник им все расскажет.
Увы, лавка Тербуйе оказалась закрыта, однако напротив, у бакалейщика, Амалии и поэту сообщили, что мясник должен вернуться к вечеру. Он уехал на свадьбу к внуку, а его сын, на которого он оставил лавку, воспользовался отсутствием отца, чтобы пойти к любовнице. В придачу к семейным подробностям мясника нашим героям пришлось выслушать еще и описание характера Тербуйе, который держал в страхе всех домочадцев и не давал детям своевольничать. По словам бакалейщика, мясник до сих пор прилюдно отвешивал им тумаки.