Перед ним открылась потрясающая картина. Его товарищи по прииску валялись убитыми. Их позы, их страшные раны и увечья — все говорило о бесчеловечной ярости происшедшего здесь побоища. Стон вырвался из груди Инженера, слезы, которых он не смог удержать, выступили у него на глазах и медленно покатились по его внезапно побледневшему лицу.
— Несчастные! — пробормотал он слабым голосом.
Опершись на свой карабин, он неподвижно стоял среди мертвой тишины, окутавшей это место, которое еще так недавно наполнял неистовый шум резни.
— Что же делать? — сказал он, оглядывая эту скорбную картину. — Этим я уже ничем помочь не могу. Надо подумать о тех, которые едва не стали их жертвами. Надо поскорей найти французов, выполнить обещание, которое я им дал, и доставить им оружие. Оно им очень нужно.
В это время Питер уже добрался до того места в лесу, откуда вышли полные надежд макололо. Нетрудно догадаться, что здесь разыгралось, когда пришел Питер со своими головорезами. Но Питер был не из тех людей, которых могут тронуть жалобные крики женщин и детей.
— Молчать! — грубо крикнул он и обратился к людям Каймана: — Теперь хозяевами здесь будете вы! И заставьте-ка этих крикунов молчать!
А про себя он подумал:
«Да ведь я, кажется, могу одним выстрелом убить двух зайцев! У меня есть быки, теперь мне нужен фургон. Фургон! А я знаю, где его взять! У нашего драгоценнейшего братца Клааса… Он мне не откажет. Напротив, будет только рад. Ибо, если ему взбредет в голову артачиться, — ну, тогда берегись!.. Я напущу на него душ двадцать этих молодчиков, и они поговорят с ним так, как они только что поговорили на прииске Виктория».
ГЛАВА 10
Покинутый фургон. — Осторожность волка. — Повреждение. — Луч надежды. — Находка Жозефа. — Плот Клааса. — Надо уметь ждать. — Варварство и цивилизация. — Беда научит. — Плотники, медники, конопатчики, а потом матросы. — Как Александр чинит водопровод. — Остроумный способ паять без железа, без огня, без олова. — Фокус. — Выстрел.
Мы занялись описанием многочисленных событий, которые происходили одновременно в разных местах, и из-за этого нам пришлось на время покинуть наших французов. Читатель помнит, что все они, вместе с Зугой и бушменом, находились на реке, несколько выше большого водопада. Их не оставляла уверенность в том, что госпожу до Вильрож держат в фургоне, который прибило к берегу, и они решили дождаться ночи, чтобы сделать попытку освободить пленницу. Альбер, измученный тревогой и не имен больше сил томиться, пошел в разведку. Можно представить себе его горе, когда он увидел, что дом на колесах пуст!
Он помчался бегом обратно и, забыв обо всякой осторожности, шумно ломился сквозь заросли, по которым только что пробирался крадучись два часа с лишним.
Удрученный, он сообщил друзьям о своем плачевном открытии, и всех охватила растерянность.
Но Альбер де Вильрож не был кисейной барышней[168]. Он поддался слабости лишь в первую минуту, но быстро взял себя в руки и первым нарушил молчание, воцарившееся после его тягостного сообщения.
— Ушла! Она ушла! — более спокойно сказал он. — Но она не могла уйти так уж далеко.
— Конечно, — согласился с ним Александр. — Клаас, видимо, знает, что мы не перестанем преследовать его — не такие мы люди, — и решил тоже принять меры.
— Что бы он ни сделал, развязка приближается. Не удастся ему замести следы и уйти от нас.
— В особенности от наших двух помощников. Правда, Зуга?
— Правда, вождь! — подтвердил кафр, сверкнув глазами.
— Мы отправимся сейчас же, дойдем до фургона, хорошенько изучим всю местность, каждую травинку, каждую песчинку…
— Надо думать, госпожа Анна тоже сделала все возможное, чтобы как-нибудь подать нам знак, — вмешался все время молчавший Жозеф. — Она знает, что такое пустыня, и уже доказала нам, что решительности у нее не меньше, чем ума.
— Идем! Идем!
— Кстати, не забудем, что судья назначил нам свидание в полночь у баньяна.
Несмотря на все свое мужество, Александр содрогнулся, произнося эти слова: перед ним всплыли мрачные воспоминания о пережитой ночи.
— Правильно. Мы потом увидим, надо ли нам идти туда всем пятерым. Сначала, Александр, ты пойдешь с Зугой, хорошо? Я не должен учить тебя, как благодарить этого достойного человека в случае, если я не смогу лично прийти пожать ему руку.
Обмениваясь короткими замечаниями, напрягая зрение и слух, все пятеро пробирались к фургону, массивные очертания которого уже были им видны.
Заметив, что махина прочно стоит на своих четырех колесах и вода доходит до осей, Александр воскликнул:
— Этого ты мне, однако, не сказал!..
— Верно! Я был так расстроен! Но, как видишь, здесь неглубоко. Мы рискуем только промочить ноги.
— Не в этом дело. Я хочу сказать, что фургон стоит посреди лужи, которая имеет добрых триста метров в длину и полтораста в ширину. Мы не найдем никаких следов…
— Надеюсь на догадливость Анны.
— След мальчика-с-пальчик! — почти весело прибавил Жозеф.
— На воде?
— Да ведь не впервой! К тому же в этой заводи течение почти незаметно. Малейшая вещь будет держаться на поверхности и никуда не уплывет.
— Браво! У тебя на все есть ответ! Лезем в воду! И глядеть в оба!..
Через десять минут они подошли к фургону. Передняя и задняя стены были опущены и висели на цепях наподобие подъемного моста. Благодаря этому была отчасти видна внутренность фургона.
Все пятеро были осторожны, как краснокожие, вступившие на тропу войны. Вместо того чтобы очертя голову броситься в опустевшее логово, они самым тщательным образом осмотрели фургон снаружи и убедились, что балки и обшивка целы, что все части держатся прочно, не рассыплются и не обрушатся, если войти внутрь.
Установив это, Альбер с ловкостью заправского гимнаста подтянулся на руках и взобрался на заднюю стену. Александр и Жозеф последовали за ним, потом бушмен и наконец Зуга. Снова тщательно осмотревшись и не найдя ничего подозрительного, они прошли вглубь.
Может показаться непонятным, зачем столько предосторожностей, чтобы проникнуть в какой-то заброшенный фургон, одиноко торчащий в воде и в котором никто не живет.
Замечание Альбера ответит на этот вполне естественный вопрос.
— Вы не видите ничего ненормального?
— Ровно ничего. Впрочем, было бы довольно трудно разобраться в этой обстановке. Она свидетельствует о поспешном бегстве людей, которые здесь жили.
— Равно как и о желании уничтожить все вещи, которые не удалось унести…
— Вот и выходит, что здесь нельзя и пошевелиться, хорошенько не осмотревшись. Я готов ко всему. Не удивлюсь, если какой-нибудь топор свалится с крыши прямо нам на голову. Или наступим ногой на какой-нибудь отравленный гвоздь. И не исключено, что среди этого хлама лежит невидимая бечевка, один конец которой привязан к собачке ружья, так что довольно одного движения, чтобы ружье выстрелило и мы получили бы порядочный заряд крупной дроби.
— Возможно. Этот мерзавец способен на все, чтобы от нас избавиться. Вряд ли только он успел что-нибудь сделать: очень уж поспешно пришлось ему уносить ноги. Во всяком случае, нельзя прикасаться ни к чему съестному, — конечно, кроме консервов, которые лежат в не начатых жестяных коробках.
Обследование велось еще долго и с бесчисленными предосторожностями, но оно только убедило французов, что их враг не успел принять ни одной из тех варварских мер, к которым так часто прибегают в этих местах, где борьба всегда беспощадна и кровава.
Они не теряли надежды найти хоть какое-нибудь — пускай самое маленькое — указание, оставленное госпожой де Вильрож.
В фургоне имелась масса самых разнообразных вещей, тщательно заготовленных для длительного путешествия. Теперь среди них царил кромешный беспорядок. Все было перебито, переломано, изодрано и свалено в кучу. Кто-то все уничтожал методически и со знанием дела. Нечего было и думать навести здесь хоть какой-нибудь порядок. Французам и двум неграм оставалось только вытаскивать обломки и, тщательно осмотрев, бросать в воду — работа долгая и неблагодарная.
— И все-таки, — сказал Альбер, — не может быть, чтобы мы так-таки ничего не нашли.
— Я того же мнения, — поддержал его с обычным спокойствием Александр. — Надо искать.
Жозеф, который, против своего обыкновения, не раскрывал рта, казался озабоченным. Наконец он заговорил:
— Знаете, господа, о чем я сейчас думаю?
— Я догадываюсь, — отозвался Александр.
— Неужели?
— Очень просто: вы думаете о том, какая причина заставила этого плута внезапно покинуть фургон.
— Вы угадали только наполовину месье Александр. Я действительно хочу знать причину. Но мне также интересно, как он ушел отсюда.
— Причину, дорогой Жозеф, понять нетрудно. Раз у него не было быков, чтобы вывезти эту махину, ему ничего не оставалось, как бросить ее и уйти. Это вполне естественно. Что же касается того, как он отсюда выбрался, то вот как дело было, по-моему. Он ушел часов пять или шесть назад. Вода еще стояла довольно высоко, и он не мог увезти госпожу де Вильрож и ее спутницу на ту сторону лагуны[169]. Я думаю, что он добрался вплавь до этого леса, который мы видим впереди. А там он либо нашел лодку, либо сколотил плот и вернулся сюда за своими пленницами.
— Правильно! — горячо перебил его Альбер. — Бедняжка, что она переживает!.. Неужели мне только останется всю жизнь проклинать мою безумную затею…
— Мужайся, друг мой! Не падай духом. Мы знаем, что она там не одна. Слепая судьба вас разлучила, но дала ей подругу. Вдвоем все же легче.
Его прервало громкое восклицание Жозефа:
— Аваи! Аваи!
— В чем дело, Жозеф?
— Караи! — ответил каталонец, размахивая металлической крышкой от бисквитной коробки. — Вы были правы! Не надо отчаиваться! Посмотрите! Здесь что-то написано! Верней, нацарапано.