Опять эти странные звуки, на этот раз где-то впереди.
Хах-хух-ах, с придыханием, взрывные.
Филисия Холланд резко повернулась и бросилась к передней двери. Снаружи с шумом упало что-то тяжелое, может, ветка дерева, и в воздухе промелькнула тень. Филисия опять повернулась и схватила со стола металлическую вазу. Тяжесть в руке помогла ей побороть истерику.
— Кэрррр!.. — закричала она.
Хах, страшно ответило ей что-то, с ожиданием. Это никак не могла быть Кэрол.
Хах, взмолилось это что-то.
Филисия Холланд врезалась в дубовую дверь и завозилась с замком. Свет над дверью вспыхнул, отбрасывая ее мечущуюся тень на потолок. У нее за спиной из столовой донесся глухой стук падения, как будто неизвестное существо не переносило света, и жалобный стон.
Филисия побежала по длинному коридору в столовую, едва живая от страха. Она в ужасе ждала встречи с чем-то страшным и таинственным.
Миссис Холланд остановилась на пороге, как вкопанная, и увидела это на полу около раковины. Она была настолько потрясена, что даже не услышала собственный вскрик на вдохе.
На плитках пола чернели грязные следы. Он промок насквозь, на руки и ноги налипли комья грязи. Дев Кауфман сидел со страшной и напряженной элегантностью, как больной старик, приветствующий посетителей в своей палате. Дождь частично омыл ему лицо, но все равно на нем повсюду виднелись темные капельки крови. Кровь текла из-под уха, гротескно повисшего на хряще, как на картине Дали. Кровь текла из глубокого пореза на щеке, через который можно было увидеть зубы. Кровь текла из многочисленных колотых ран и наконец перерезанного горла. Дев собрал силы и попытался заговорить, но очевидно голосовые связки были перерезаны или сильно повреждены.
— Дев… — монотонным голосом пробормотала Филисия Холланд.
В этот момент в столовой вспыхнул печальный свет.
Хах, выдохнул Кауфман, и свежая кровь фонтаном ударила из широкой раны в горле. Подобрав под себя колени, он попытался подняться. Когда Дев в конце концов встал, его лицо осветилось чем-то, напоминающим радость. Свет в столовой начал медленно гаснуть. Он тускнел до тех пор, пока Филисия больше не могла разглядеть его лицо.
Она зарыдала.
— Дев, я помогу вам!
Хлопнула сетчатая дверь, и Филисия медленно оглянулась. Несмотря на почти отрезанное ухо Дев Кауфман тоже услышал стук, и из его перерезанного горла вырвался ужасный гнойный всхлип.
Свет в столовой растерянно замигал. На крыльце стояла вся в грязи Кэрол и пристально смотрела на них.
— Кэрол! — радостно вскрикнула Филисия, и в этот миг в столовой вновь стало темно.
Тяжело дыша, Кэрол Уоттерсон направилась к ним. Ее мокрые туфли скрипели по полу сначала медленно, потом все более и более быстро.
— Кэрол, — вновь воскликнула Филисия, — помоги нам! Дев…
В столовой вспыхнул яркий свет. Кэрол стояла почти рядом с Девом Кауфманом. Ее глаза были словно без век и имели какие-то неровные очертания, часть лица закрывали мокрые пряди белокурых волос. Она была похожа на человека, утонувшего в море и выброшенного на берег. В руке Кэрол держала нож для разделки мяса.
Дев поднял слабую руку, стараясь защититься. Кэрол остановилась около него так, чтобы он не мог дотянуться до нее, не сводя с него пристального взгляда. Глаза Дева совсем обезумели от ужаса. Кэрол собралась с силами и сделала решительный выпад, вложив в атаку вес своего тела. Удар ножом почти отсек ему голову. Когда Дев Кауфман гротескно упал, запачкав фонтаном свежей крови блузу Кэрол, она нанесла второй удар. Потом повернулась и спокойно бросила нож в раковину. Металлическая ваза выпала из руки Филисии и покатилась по полу.
Кэрол бросила на мать единственный взгляд и озабоченно потребовала:
— Уйди с дороги!
Филисия, ошеломленная всем происшедшим, молча повиновалась.
— Теперь ему конец! — прохрипела Кэрол.
На полу стояли лужи крови. Дев лежал на спине, его голова находилась под невозможным углом к телу. Совершенно спокойная девушка оторвала взгляд от трупа и дрожа посмотрела на Филисию безумными глазами.
— Говорю тебе, мама, ему конец. Я убила его. — Уголки губ Кэрол лукаво поднялись, но само убийство слишком возбудило ее, чтобы она могла смеяться. — А сейчас, по-моему, тебе придется помочь мне избавиться от него.
Глава 16
Крошка ненавидела лестницу и старалась как можно реже подниматься по ней, но иногда, когда Джим уезжал рано утром на условленное место ждать звонка от ребят, ей приходилось самой относить наверх поднос с завтраком. В ее присутствии на втором этаже возникала необходимость не только в дни, когда уезжал Джим… особенно часто в последнее время… после обеда и вечерами, когда Джим работал и его нельзя было беспокоить, а ей становилось скучно одной. Она начинала страдать от одиночества, поскольку обладала общительным характером, и для нее было практически невозможно так долго жить без друзей и знакомых. Еще Крошке страшно хотелось поболтать на женские темы. Когда это желание перерастало в муки, она делала значительное усилие, которое требовалось, чтобы взобраться по ступенькам, и поднималась на второй этаж.
Рост Крошки равнялся пяти футам восьми дюймам, зато весила она двести восемьдесят фунтов, причем большая часть избыточного веса находилась в бедрах и чуть ниже спины. Бедра были на три четверти дюйма шире, чем огороженная стенами лестница, поэтому девушке приходилось потихоньку взбираться боком, прижимаясь спиной к стене. Из-за этого ей было неудобно поднимать идущую ногу перед следующей ступенькой. Из-за этого всякий раз, когда она наклонялась вниз, чтобы вернуть равновесие, возникал опасный момент. На такой узкой лестнице не было ограждений, и ей не за что было держаться. Когда она несла в обеих руках нагруженный поднос, то молилась, затаив дыхание, чтобы не упасть. Дело в том, что у Крошки была очень слабая спина, и она не могла подняться без посторонней помощи.
На следующее утро после грозы, из-за которой выключился свет и естественно телевизор посреди «Женщины года», ее любимого фильма с участием Спенсера Трейси и Кэтрин Хэпборн, Джим уехал на рассвете, и Крошке пришлось вновь по-крабьи карабкаться наверх в белую спальню. В этот день она удачно поднялась по лестнице, ничего не разлив и не опрокинув. Крошка вскарабкалась на второй этаж и весело поздоровалась.
Ей ответило напряженное молчание. Барбара Хендершолт постаралась скрыть разочарование, поскольку надеялась немного посидеть и поболтать. Джим поехал за продуктами и вернется не раньше, чем через час. В округе по-прежнему торчали фэбээровцы (хотя скорее всего с каждым днем их число уменьшалось), так что маршрут каждый раз приходилось менять. И каждый раз приходилось придумывать новую маскировку. Этим утром он сделал себе толстые щеки, натолкав в рот ваты, сунул под рубашку небольшую подушку, чтобы увеличить живот, приклеил густые брови и нос картошкой. Потом отправился на элегантном «триумфе» дяди Уэбба, похожий на тысячи других слегка недовольных служащих верхнего эшелона. А недовольство этих служащих было вызвано тем, что им слишком рано приходится отправляться через реку в Уэстчестер, на окраинах которого расположены их конторы.
Крошке очень хотелось рассказать о новой маскировке мужа, но она сразу же поняла, что сегодня утром ее ожидает недружелюбный прием. В таких случаях она никогда не задерживалась и быстро спускалась. Это было правилом номер один у Крошки.
Толстуха с улыбкой поставила поднос с завтраком на столик и на несколько дюймов приоткрыла окна. Утренний воздух был прохладным, ветра не было. Несколько секунд она с восхищением смотрела из окна, потом повернулась к кровати.
— Сегодня я испекла булочки со смородиной, — сообщила Барбара. — И много лососины. Мне стыдно говорить, но у нас закончился английский чай… — Крошка все еще надеялась на дружескую беседу, но поняв, что ее объяснения никому не нужны, замолчала и пожала плечами с таким видом, будто упрямство Кэрол ее немного смущает (какой смысл был в том, чтобы в один день вести себя дружелюбно, а на следующий — дуться?). Однако она решила встретить поражение с достоинством. Крошка сняла цепь на одном конце, чтобы Кэрол могла встать и сходить в ванную комнату.
После того, как Кэрол ночью вывалилась из окна и чуть не свернула себе шею, Джим переделал крепление, и оно сейчас было более простым и более эффективным. Ошейник сейчас сменил специальный велосипедный кожаный пояс с пряжками и стальным кольцом сзади. Ночью, перед тем, как Кэрол Уоттерсон собиралась ложиться спать, Джим продевал в кольцо цепь. Цепь была в два раза длиннее кровати и крепилась к раме с обоих концов. Длина позволяла Кэрол, если захочется, спать на боку. Сейчас ей на самом деле было значительно удобнее, чем раньше, хотя девушка и часто жаловалась на широкий и немного тесный пояс, который, по ее словам, не давал ей нормально дышать. При закрепленной цепи Кэрол Уоттерсон не могла не только встать с кровати, но даже сесть.
На запястьях Кэрол сейчас все время были надеты наручники, соединенные восемнадцатидюймовой цепью, так что она могла есть и умываться, не снимая их. Она даже принимала в наручниках ванну, поскольку сделаны они были из нержавеющей стали. Джим сделал оковы также и для лодыжек Кэрол, но надевал их только по случаю.
Когда Кэрол Уоттерсон водили вниз для принятия солнечных ванн на крыльце со стеклянной крышей, ей приходилось переступать через цепь, соединяющую запястья. Когда ее руки оказывались за спиной, цепь продевали в кольцо и замыкали на маленький амбарный замок. Джим объяснил, что любая попытка побега вынудит его вернуться к наркотикам, а в случае необходимости пригрозил применить и иглу. Кэрол понятия не имела, что было, когда ее пичкали наркотиками, и лишь до сих пор ноющее горло оставалось печальным напоминанием тех дней. Однако больного горла и рассказов о том, как она чуть не повесилась, пытаясь совершить побег, оказалось вполне достаточно, чтобы запугать Кэрол Уоттерсон и заставить повиноваться.