На этой встрече прозвучал новый мотив—мотив сотрудничества между органами власти, министерствами и отраслями науки. Именно в таком духе сотрудничества мне было предложено выступить на этом совещании, и в этом же духе я пишу вам, чтобы проинформировать вас об областях, в которых предстоит сотрудничать службе психического здоровья и правоприменительным органам[372].
Был обсужден целый ряд программ по борьбе с наркоманией, алкоголизмом и преступностью несовершеннолетних. На Национальный институт психического здоровья возлагалась помощь по специальным вопросам.
В этой памятной записке Браун требовал от своих подчиненных максимального сотрудничества с правоприменительными органами. «Вы должны знать органы своего штата, планирующие развитие уголовной юстиции», — требовал он. Браун с энтузиазмом отнесся к идее сотрудничества между двумя государственными учреждениями и считал, что такое сотрудничество приведет «к совместной разработке программ, обмену планами между штатами, совместному обучению, обмену информацией, статистическими и эпидемиологическими данными, совместному финансированию программ»[373].
Перспектива совместного финансирования и склонила НИПЗ к сотрудничеству с АСПД, располагающей сотнями миллионов долларов для выплаты группам содействия правоприменительной деятельности и для ведения криминологических исследований. Вскоре АСПД финансировала около 350 проектов, связанных с применением экспериментальных лечебных процедур, исследованиями в области модификации поведения и с проверкой эффективности различных препаратов,— все это в рамках программы борьбы с преступностью несовершеннолетних. Научной ценностью многих из этих проектов НИПЗ даже не поинтересовался[374].
Сообщая обо всем этом, еженедельник «Сайкиэтрик ньюс», официальный орган Американской ассоциации психиатров, привел слова одного исследователя, который жаловался, что, «в то время как Никсон урезает ассигнования на исследования в области борьбы с психическими заболеваниями... НИПЗ налаживает сотрудничество с учреждением, созданным властями для поддержания правопорядка»[375]. Когда редактор «Сайкиэтрик ньюс» позвонил Брауну и попросил прокомментировать это сообщение, директор НИПЗ сказал, что нет ничего особенного в том, что средства, предназначенные для программ по исследованиям в области уголовной юстиции, используются для программ в области борьбы с психическими заболеваниями и наоборот. Он заявил: «Интересы наших учреждений во многом совпадают, и имеются области, сотрудничество в которых будет способствовать выполнению нами своих задач». Далее он сказал:
Не следует беспокоиться о том, что какая-то небольшая часть средств, выделяемых на борьбу с психическими заболеваниями, будет израсходована на исследования, представляющие интерес для уголовной юстиции. Нам известно, что уголовная юстиция располагает сотнями миллионов долларов, и мы считаем, что будет куда лучше, если часть этих средств будет также израсходована не на вооружение местной полиции, вертолеты и слезоточивый газ, а на общее благо. Мы решили известить наших представителей на местах, что у органов уголовной юстиции имеются фонды для исследований в таких областях, как правонарушения несовершеннолетних, судебная психиатрия, программы по исправлению преступников, борьба с наркоманией и другие[376].
Со временем становилось все очевиднее, что роль НИПЗ в этом союзе уменьшается, что с мнением его консультантов мало считаются. Исследователи стали отвечать за результаты работы непосредственно перед АСПД, а не перед НИПЗ. Поэтому не приходится удивляться, что характер и методы многих экспериментов способствовали укоренению тезиса о патологических корнях преступности. Например, АСПД выделила средства для выявления связи между агрессивностью, с одной стороны, и хромосомными различиями и отпечатками пальцев — с другой.
По свидетельству «Сайкиэтрик ньюс», Лоуренс Разави из Массачусетской больницы общего типа в Бостоне, получивший на свои исследования 80 тыс. долларов, заявил, что ему удалось обнаружить характерные особенности отпечатков пальцев, взятых у преступников и лиц, соблюдающих закон, а также у представителей различных рас. Полученные им данные были разосланы правоприменяющим органам в различные штаты в качестве руководства[377].
Другим примером такого рода исследований могут служить психохирургические эксперименты, о которых говорилось выше. На эти исследования НИПЗ выделил Суиту, Марку и Эрвину 500 тыс. долларов. Еще одной затеей подобного рода должен был стать Центр по предотвращению преступности при Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. На проведение начальных исследований АСПД была готова выделить этому Центру 750 тыс. долларов[378]. Как было отмечено в главе шестой, АСПД пришлось отказаться от этого проекта в связи с протестами общественности штата.
В этом случае, как и в случае с Брауном из НИПЗ, главным стимулом были деньги. Уэст, директор Института нейропсихиатрии, сообщил корреспонденту еженедельника «Сайкиэтрик ньюс»: «Я допускаю, что не такое уж большое число преступлений вызывается отклонениями в психике, но мы занимаемся психически больными и должны разобраться что к чему». Он рассказал также, что Институт нейропсихиатрии обратился к АСПД за финансовой помощью, «поскольку калифорнийский Совет по вопросам уголовной юстиции получает ежегодно свыше 50 млн. долларов в качестве субсидии от штата. Я считаю,— сказал он,— что нам следует воспользоваться частью этих средств, иначе они будут израсходованы на приобретение «черных воронов», полицейских машин, собак и слезоточивого газа. НИПЗ располагает меньшими средствами, вот мы и обратились к АСПД»[379].
Центр по изучению преступности и правонарушений несовершеннолетних, являющийся филиалом НИПЗ, поддерживал очень тесные связи с АСПД и еще более тесные — с Национальным институтом правоприменительной деятельности и уголовного правосудия. Сотрудники Центра участвовали в криминологических исследованиях обоих этих учреждений в качестве консультантов. Как считают многие, все более тесное сотрудничество НИПЗ и АСПД ведет к тому, что психологи и психиатры начинают принимать самое непосредственное участие в работе правоприменяющих органов по всей стране. Одно из проявлений этого — семинары, организуемые АСПД вместе с НИПЗ. Один из таких семинаров был посвящен роли психологов в системе уголовной юстиции.
При нынешнем социально-политическом климате и при готовности как отдельных ученых, так и научных учреждений участвовать в программах, научная ценность которых сомнительна, вряд ли целесообразно затевать психохирургические исследования. Не получится ли так, что одобрение психохирургических исследований национальной комиссией приведет к тому, что их результаты окажутся полуправдой, которая со временем превратится в полуложь, и ученые, вовлеченные в эти эксперименты, будут испытывать угрызения совести?
А фальсификация данных научных исследований—явление довольно обычное. Пожалуй, самым скандальным был случай, когда английский антрополог Чарльз Доусон объявил об обнаружении останков доисторического человека в Пилтдауне. И только через 45 лет, в 1953 г., ученые доказали, что «доисторический человек» Доусона—надувательство: череп принадлежал современному человеку, а челюсть— человекообразной обезьяне. Череп и челюсть были обработаны таким образом, чтобы создать впечатление, что они пролежали в земле тысячелетия. Гораздо более опасные последствия имеют подобные «открытия» в медицине и в общественных науках, например в педагогике. По мнению некоторых видных ученых, например Эрнеста Борека, микробиолога из Университета штата Колорадо, в научных журналах все чаще появляются «фальшивки». Борек заявил корреспонденту газеты «Нью-Йорк таймс», что, «выдумывая несуществующие явления, обманщики пытаются подделать часть самой природы»[380]. Глава Национального бюро стандартов Ричард Робертс полагает, что более половины цифровых данных, приводимых в научных статьях, не представляет никакой ценности, т. к. являются результатом использования ошибочных методов количественного измерения[381].
Недавно Институт Слоуна Кеттеринга в Нью-Йорке, прославленный центр по изучению и лечению рака, оказался в неловком положении. Один из исследователей этого института объявил, что ему удалось разработать способ пересадки кожи в тех случаях, когда животные не принадлежат к одному виду. Позже выяснилось, что, пересаживая белой мыши кожу серой мыши, исследователь «подкрашивал» пересаженный участок кожи на теле белой мыши, чтобы создать впечатление, что пересадка удалась[382]. Имеется и много других случаев фальсификации, но достоянием общественности они становятся редко.
Видные исследователи считают, что тенденция к фальсификации данных будет расти, т. к. в погоне за субсидиями ученые должны доказывать, что их работа дает важные результаты. Кроме того, все большее распространение получает «преднамеренная необъективность», которая приводит к неверному направлению исследований и неправильному толкованию полученных данных. Ян Сент Джеймс-Робертс из Лондонского университета поднимает вопрос о беспристрастности исследователя в опубликованной в «Нью-сайентист» статье «Можно ли доверять исследователям?». Он считает, что часто обман является следствием пристрастности или предубежденности исследователя[383].
Об одном из самых поразительных примеров преднамеренной необъективности стало известно, когда был разоблачен ныне покойный Сирил Берт, считавшийся выдающимся специалистом в области психологии обучения и утверждавший, что способность к обучению зависит главным образом от наследственности. Оказывается, Берт просто сфабриковал доказательства, подтверждавшие его теорию, которой он был фанатически предан. Это оставалось незамеченным в течение длительного времени, вплоть до 1973 г., когда обман был раскрыт психологом Принстонского университета Леоном Камином. Позже Камин более подробно рассказал об этом надувательстве в книге «Коэффициент умственного развития: наука и политика»