Стойте, стойте! Он почти тут, коварный нож! С минуты на минуту он размажет масло по моей суперчувствительной середи… ооо… ааахХХ!
Ух ты!
Это было так…
Так…
Я хочу еще.
Бог мой, в буханке нам никогда об этом не рассказывали… С меня сыплются крошки!
Плевать.
Оооох ааааах…
Мммммм…
Теплые мягкие ручейки пронизывают все мое существо; талые лужицы солнечного цвета орошают мою потрескавшуюся, обгорелую кожу – о, как близка смерть! Я уже чувствую надвигающиеся зубы, но страх исчез. Я такой свободный! Такой развязный! Делайте со мной, что хотите! Я…
Я…
…конец.
3+
Бетани, я не почувствовал себя тостом, не ощутил, как на меня намазывают масло. Тебе нужно проникнуться мыслями и переживаниями хлеба. В четверг на семинаре внимательно послушай сочинения однокурсников, так ты сможешь лучше понять своего героя. Полагаю, вместе мы придем к удовлетворительному творческому решению.
Бетани
Роджер, ты уже пять дней не появляешься на работе. Почему? Ты заболел? Я чувствую себя идиоткой, когда сую конверт в щель для писем, но стучаться к тебе я не буду. Хватит и этой записки.
Мне кажется, ты нисколько не болен. Сидишь у себя дома, надираешься и проклинаешь вселенную – скорее всего из-за бывшей жены и ее адвоката.
Думаю, у тебя сейчас черная полоса, но скоро все устроится, поэтому я брошу этот конверт под дверь и больше не буду о тебе волноваться. На работе ты ничего не пропустил, правда, я устроила одну забавную штуку, которая могла бы показаться тебе интересной и даже пригодиться для книги.
После того как мы с Кайлом ходили на кладбище, я все думаю о смерти. Знаешь, а ведь когда-нибудь ты напишешь слово «Конец», и «Шелковый пруд» будет завершен. Это своего рода смерть, согласен? Только в отличие от настоящей смерти ты заранее знаешь, когда она случится.
А раз знаешь, то ближе к концу наверняка почувствуешь некоторое давление. Матерь Божья! Моей книжонки не станет через пять страниц! Нет, через две! О! Уже почти!.. Вот он, конец!
И я подумала: это внутреннее давление, по идее, должно что-то выжать из писателя. Он должен выкашлять из себя некую универсальную истину – сейчас или никогда.
Я поехала в библиотеку, зашла в секцию художественной литературы и набрала целую тележку разных книг: бульварного чтива, любовных романов, нобелевских лауреатов, фантастики – короче, всего подряд. Сделала копии двух последних страниц каждой книги, после чего отправилась в кофейню и все их прочитала – хотела найти какую-нибудь общую тему. И знаешь, я ее нашла. Правда, не в каждом романе, но во многих. Ближе к концу книги герои часто двигаются к источнику света либо удаляются от него. Вносят свечу в темную комнату, падают в колодец, едут на красный свет и так далее. Я подчеркнула эти абзацы, так что ошибки быть не может.
Есть над чем задуматься, правда?
До скорой встречи, Роджер.
Джоан
Роджер, даю тебе неделю, чтобы обдумать заключение суда об опекунстве. Надеюсь, ты не станешь лить слезы, выбривать себе ирокез или еще как-нибудь сходить с ума. Я пишу тебе потому, что… о боже. Несколько дней назад я зашла в гостиную собрать пустые кофейные чашки и увидела в окно эту девушку. Она смотрела на наш дом. Лет двадцать, одета и накрашена как гот, довольно симпатичная – если стереть с нее белую штукатурку. Что за мода у нынешней молодежи?
Сперва я не обратила на нее внимания, но через час выглянула в окно, а она все стояла и смотрела. На этот раз я открыла дверь и спросила, что ей нужно. Та покраснела (хотя под гримом было не видно, я догадалась), пробормотала что-то под нос и ушла. Вернее, почти убежала. За ужином я рассказала об этом Брайану, и он предположил, что девочка жила здесь раньше и теперь хочет увидеть свой старый дом. Помню, я и сама однажды ездила в Стивестон (кстати, на месте нашего дома теперь кооперативная многоэтажка).
А вчера она снова пришла. Я не хотела ее отпугивать, поэтому сделала доброе лицо и добрым голосом пригласила войти. Честно говоря, меня одолело любопытство. Помню, как рада я была увидеть свое прежнее жилище.
Девушка стала мяться, и я уже хотела закрыть дверь, как она шагнула вперед. Я спросила, жила ли она тут раньше. Оказалось, нет. Печенье она тоже не продавала. В общем, мне надоело с ней возиться, и я прямо спросила, чего ей надо. Тогда она захотела узнать, Джоан ли я. Ты бы видел, как она волновалась! Словом, я ее пожалела.
Она сказала, что хотела спросить о тебе, Роджер. Я подумала: «Господи, только не говори, что он увлекся мертвыми принцессами Хараджуку», но девчушка, видно, прочитала мои мысли и затараторила:
– Нет, нет, вы неправильно поняли! Я ему не подружка и не преследую его, ничего такого.
– А что тогда?
– Честно говоря, мне было интересно, как вы выглядите.
Я смерила ее ледяным взглядом – да-да, тем самым, ты его прекрасно знаешь, – и она продолжала:
– Просто Роджеру сейчас очень плохо, и я ума не приложу, что делать, к кому обратиться.
– Что же с ним такое?
– Стряслась какая-то беда. Может, депрессия. Или запой. Он уже неделю не ходит на работу.
Я едва сдержала улыбку. Весьма мило с ее стороны думать, будто в твоей жизни случилась какая-то новая катастрофа, а не та, что повторяется много лет подряд! Она выглядела так болезненно, что я предложила ей сесть на диван, с которого убрала игрушки Зоуи.
Знаешь, меня чуть не одолела ностальгия. Девчушка сейчас как раз в том возрасте, когда одеваются в секонд-хендах, а по всей ванной разбросаны тюбики с черной, малиновой и синей краской «РИТ» для одежды. Кофе я ей не предложила, она и так вся тряслась. Сперва заварила травяной чай, а потом передумала и спросила, не налить ли ей красного вина. Она согласилась. Время было всего два часа – ну и что? Пока Зоуи в школе, день тянется так долго, а работу по дому я не очень-то люблю. Можно сказать, что пить в обед я научилась от тебя. Ха!
Итак, юная Бетани рассказала, что работает с тобой в «Скрепках». Роджер, да ты просто мэр Города неудачников! Оказывается, ты обслуживаешь покупателей. И пишешь роман. Вот так сюрприз! Неужели ты и в самом деле за что-то взялся? Скоро синий снег пойдет, не иначе. Бетани говорит, это «изысканная драма для взрослых» про двух писателей. Ты пишешь о творчестве? Об искусстве?! Бог мой, да ты к творчеству никакого отношения не имеешь! Помнится, ты как-то работал статистом в местном театре, на постановке «Через год в тот же день». Тебе всего-то надо было постучать в дверь и дать главной героине ведерко со льдом, так ты и тут облажался. А потом закрутил с ней интрижку. Ой, я сказала «интрижка»? Ну ничего, это теперь в прошлом, ребенка я отсудила, и все хорошо, что хорошо кончается.
Роджер, Бетани – очень милая и умная девочка, однако по молодости и неопытности думает, будто я стану тебе помогать. Я сказала, что у тебя в жизни просто черная полоса, – и тут же пожалела. Видишь ли, девочки обожают вытаскивать мужиков из неприятностей, а я не хочу, чтобы она затерялась в твоей орбите. Я хотела было исправить положение и объяснить, что тебе уже ничем не поможешь, но вовремя одумалась. Это бы только ее распалило. Так что я сказала: «Он из депрессий выходит как по часам. Вот увидишь, через неделю у него все будет тип-топ». Это ее взбодрило и, надеюсь, избавило тебя от слезливого разговора по душам.
Кстати о жалости. Разберись уже со своей жизнью, в конце концов! Мы разведены. Зоуи моя. Через три недели я выхожу замуж за Брайана. Ты живешь прошлым. Ты живешь на Острове желаний.
Ну, ладно, стало быть, ты взялся за книгу… Приятно слышать. Желаю тебе вложить в нее все свои чувства. Уволься из «Скрепок». Найди нормальную работу. Брось пить. Ты, должно быть, решил, что ничего плохого с тобой уже не случится, пока совсем не «опустишься». Имей в виду: ты бьешься за последнее место в состязаниях, где других участников нет.
В следующие выходные у тебя встреча с Зоуи – три часа в месяц, как и постановил суд. Привезти ее к тебе или в какое-нибудь местечко, облюбованное никудышными отцами (в океанариум, например)? Решай.
Мой телефон и е-мейл у тебя есть.
Д.
«Шелковый пруд»
Кайл заплатил доставщику, и Британи положила пакеты на стол, который Стив предварительно обмахнул тряпкой.
Глория принялась нетерпеливо открывать пакеты с жирными пятнами, словно внутри были золото, ладан и мирра. Она даже не подумала сходить за тарелками и вилками, так что на кухню пошел Кайл. Он порылся в шкафах и обнаружил набор роскошного столового серебра, которое было в таком запущенном состоянии, что походило на заляпанный жиром и грязью бетонный пол франшизной забегаловки. «Господи, не люди, а ходячий кошмар», – думал Кайл, пытаясь найти хоть какие-нибудь салфетки. Ни бумажных полотенец, ни матерчатых, ничего. В конце концов, он взял рекламный буклет трехнедельной давности и в каждый листок завернул вилку, ложку и нож. Затем отнес свертки в столовую.
– Что это? – удивилась Глория.
– Столовые приборы.
– А почему они завернуты в бумагу?
– Так делают в ресторанах. Вместо того, чтобы раскладывать ножи и вилки на столе, официанты заворачивают их в салфетки и кладут по одному набору на человека. Экономит время.
Из вежливости никто не отметил, что они завернуты в газетную бумагу. Британи развернула свой листок.
– Вот это да! – воскликнула она. – Дорогущие. Монетное серебро.
– Подарили на свадьбу, – пояснила Глория.
– Да тут одна ложка стоит пару тысяч. А весь набор – не меньше сорока, – сказал Кайл.
– Вы бы на эти ложки могли отправиться в кругосветное путешествие, – заметила Британи.
И тут, дорогой читатель, время остановилось для Глории и Стива – они прекратили воспринимать окружающую вселенную, замерев в приятнейшем состоянии безмерной неопределенности. А потом, словно семечко розы, пробившееся сквозь снег навстречу любовным поцелуям солнца, к ним медленно, тоненькой струйкой вернулись время и реальность. Вслед за крошечными ацетиленовыми взрывами их захлестнул мощный поток эндорфина, и наступило абсолютное счастье.