его.
Павел Алексеевич сразу воспользовался оплошностью врага. Оставил пехоту раздвигать и укреплять стенки образовавшегося коридора, а кавалеристов повел на запад, выслав далеко вперед небольшие отряды всадников.
За двое суток дивизии Белова прошли пятьдесят километров. Соседи отстали. Справа 50-я армия еще вела бои в пригородах Тулы. Слева 10-я армия медленно приближалась к Плавску,
Радуясь успеху, Павел Алексеевич отдавал себе отчет в том, что его группа, вырвавшаяся вперед, привлекает особое внимание высшего командования и в Москве, и в Берлине. Фашисты, безусловно, позаботятся о том, чтобы закрыть брешь и остановить конницу. Надо быть готовым к любым неожиданностям.
Обдумав положение, генерал приказал: дальше на запад двигаться только передовым отрядам. Главным силам группы 19 и 20 декабря отдыхать, привести себя в порядок. Необходимо подтянуть отставшие подразделения, артиллерию, пулеметные тачанки. Подвезти боеприпасы, продовольствие и фураж. Дождаться маршевых эскадронов, которые вот уже неделю шли за корпусом, но не могли догнать его.
Распоряжения были отданы, и Белов решил наконец съездить в Тулу, к командарму 50-й генералу Болдину. Надо было договориться о дальнейшем взаимодействии.
Шофер вел машину осторожно. Даже на вездеходе не разгонишься — настолько плоха разбитая, обледеневшая дорога. Кое-где воткнуты колышки с фанеркой: суриком написано — «мины!». Вездеход переваливал через кювет и двигался в объезд, лавируя среди свежих воронок.
Проехали мимо церкви, которую Белов знал еще по довоенному времени, — в ее ограде похоронены дети и родственники Льва Николаевича Толстого. Велико было желание свернуть в Ясную Поляну, поклониться дорогой могиле, но нет времени.
Глядя на заснеженный лес, скрывавший от глаз имение Толстого, генерал вспомнил донесение разведчиков, которые одними из первых вошли в Ясную Поляну. Удивительно, чем руководствовался Гудериан, не препятствовавший солдатам грабить музей, оскорблять память замечательного писателя.
Павел Алексеевич приподнялся на сиденье, осматриваясь. Позади осталась темная полоса Засеки, отодвинулись заводские корпуса Косой Горы. Начинался город. Земля тут была сплошь изранена, искалечена воронками, окопами, рвами. Ряды ежей, заграждения из колючей проволоки, руины построек, выгоревшие коробки танков — все говорило о кровопролитных боях.
Вот уже больше месяца, начиная с контрудара под Серпуховом, корпус Белова оперативно взаимодействовал с защитниками Тулы. И 50-я армия, оборонявшая город, и кавалеристы имели одну общую задачу: отбросить, разгромить вражескую клешню, нависавшую над Москвой с юга. Павел Алексеевич понимал: как бы ни отличились в боях его гвардейцы, значительную роль в этом деле играла все-таки Тула. И вот теперь он с волнением смотрел на израненные улицы города, вставшего перед гитлеровцами непреодолимой преградой.
По оперативным сводкам, по рассказам очевидцев Павел Алексеевич хорошо знал, как все было.
Враг нахлынул стремительно. В середине дня 29 октября танки и мотопехота появились в районе Косой Горы. Они с ходу разгромили оборонявшиеся здесь части 290-й стрелковой дивизии, отбросили их за Упу и устремились дальше. Вскоре передовые отряды немцев достигли окраины города — Рогожинского поселка. Здесь их встретил Тульский добровольческий полк с двумя зенитными батареями, оседлавший Орловское шоссе. Справа, возле городского парка, окопался 156-й полк НКВД. Левее, вдоль Воронежского шоссе, закрепились подразделения 154-й стрелковой дивизии. Это было все, чем располагал тогда город.
Главный удар приняли на себя добровольцы, вчерашние рабочие и служащие, студенты и преподаватели, ученики старших классов. Они укрывались в траншеях, рыть которые выходили целыми семьями. Они держали оружие, сделанное своими руками. Они знали — через родные улицы пролегла дорога к столице.
В истории государства Российского ни один город не сделал столько для защиты Москвы, сколько сделала Тула. От нее поворачивали назад, в южные степи, печенеги и половцы. На протяжении нескольких веков волна за волной катились вдоль Муравского тракта беспощадные орды крымских татар. В лесных дебрях, на засечных линиях, протянувшихся от Тулы к Одоеву и дальше к Оке, встречала дикую конницу засечная стража — по одному человеку от двадцати дворов. Раздавался сигнал тревоги. Ремесленники оставляли свои наковальни, крестьяне — соху.
В страшных рубках на лесных завалах, на просторных полях костьми ложились русские ратники. И если по их трупам прорывались иногда степняки, то докатывались до московского Кремля — никто больше не в силах был задержать орду.
В грозный год гражданской войны на рубежах Тульской губернии были остановлены и опрокинуты деникинские войска.
Какой это удивительный край в самом центре России, взрастивший великих писателей и непревзойденных умельцев мастеровых, край земледельцев и воинов, щедрый и скромный! Всегда отдавал он стране все лучшее, ничего не требуя взамен. Где-то строились дворцы, росли на дальних окраинах новые красивые города, а трудовая Тула так и жила в старых домишках возле своих заводов, а тульские хлеборобы никак не могли заменить соломенные крыши железной кровлей.
И вот снова накатилась с юга орда, теперь уже не конная, а механизированная, и опять вышла навстречу неприятелю вся Тула.
Тысячи снарядов и бомб обрушили гитлеровцы на добровольческий полк. Хлеща пулеметным огнем, поползли танки, хлынула следом пехота. Но полк не дрогнул. Стрелки выкашивали атакующие цепи. В танки летели бутылки с горючей смесью: их готовили поблизости, на ликероводочном заводе.
31 октября немецкая пехота при поддержке ста броневых машин устремлялась на штурм восемь раз. И каждый раз отступала!
Из траншей уносили раненых. Убирали трупы. На смену погибшим шло пополнение. В цехах оружейных заводов стояли очереди стариков и подростков. Прямо со станков брали они только что сделанные винтовки, снаряженные гранаты. И небольшими группами отправлялись в траншеи.
Ночью немцы предприняли психическую атаку. На позиции Тульского полка двинулись танки с зажженными фарами. Следом, горланя, валила пьяная пехота. Враг нанес таранный удар на узком участке. Однако не удалось и это. «Психов» уложили дружным огнем. Танки, добравшиеся до траншей, сожгли.
Как-то само собой, видно в память о прошлом, укрепилось за Тульским добровольческим рабочим полком название «Славянский». А бойцов стали попросту звать «славянами». И на них, на героев-славян, работал в эти дни весь город.
Четверо суток на окраине Тулы царил кромешный ад. Фашистам казалось: еще один нажим — и сопротивление будет сломлено, дорога на север открыта. Но туляки отбивали и одну, и другую, и третью атаку…
2 ноября из Сибири прибыла в город 413-я стрелковая дивизия, сразу вступившая в бой. Следом подоспели 32-я танковая бригада и 9-й гвардейский минометный полк. «Славянам» стало чуть-чуть полегче.
Как ни старался Гудериан, Тула оказалась первым большим городом, который его войска так и не смогли взять. Поняв, что южный бастион русской столицы держится прочно, Гудериан двинул часть своих дивизий на северо-восток, на Каширу. Он расчленил свою армию на группы, растянул фланги и коммуникации, его бронированный кулак разжался, ослаб…
История войн особо отмечает немногие случаи, когда окруженные города выдерживают длительную осаду и не складывают оружия. Причем в двадцатом веке такую осаду выдерживали лишь города приморские, имеющие определенные условия для обороны. Они обычно заранее оборудуются как крепости. Там моряки, флот. Фланги упираются в море, нет необходимости защищаться со всех сторон. А Тула — единственный сухопутный город, выдержавший осаду и упорный штурм крупных сил неприятеля. Недаром «Правда» назвала Тулу героическим городом, а туляков — героями. В летописях труднейшего 1941 года Тула займет почетное место рядом с мужественным Севастополем и несгибаемым Ленинградом…
— Товарищ генерал, — негромко окликнул Белова шофер. — Ивановские дачи видны. Подъезжаем.
Штаб 50-й армии помещался в просторном деревянном доме, в больших комнатах с низкими потолками. Похоже — больничные палаты. Оборудованы они были на скорую руку. Не чувствовалось основательности, обжитости. В кабинете генерала Болдина топилась печка-буржуйка, труба которой была выведена в форточку. Накалилась печка докрасна, того гляди вспыхнет край карты, свисавшей с большого канцелярского стола.
В углу — железная кровать. Тумбочка загромождена телефонами. Электричества нет. За окном стучал движок, автомобильные фары, установленные в кабинете, давали пронзительный, слишком обильный для комнаты свет. На стене резко очерчивались тени.
Иван Васильевич Болдин торопился по своим делам. Генералы сразу приступили к главному — как лучше работать локоть к локтю? Наметили на карте разграничительную линию. Она прошла по лесистой малонаселенной местности. Немцы здесь могли скрытно сосредоточить силы и ударить по флангам. Нельзя допускать малейшего разрыва между наступающими войсками.
50-я армия получила уже новую задачу: двигаться на Калугу, выбросив вперед сильную ударную группу. Через двое суток — овладеть городом. На запад, к Оке, будет, вероятно, наступать и Белов. Чтобы реально представлять себе возможности соседа, Павел Алексеевич спросил напрямик: способна ли армия освободить Калугу в указанный срок? Болдин ответил уклончиво:
— Сделаем все, что сумеем.
— Конкретно, Иван Васильевич. Для меня это очень важно.
— Понимаю, Павел Алексеевич. Задачу мы постараемся выполнить, но сил у нас мало. Дивизий числится порядочно, а полнокровных — ни одной. В триста сороковой стрелковой — три тысячи человек. А в каждой из остальных и по тысяче не наберется. От тридцать первой кавдивизии, по существу, остался один полк. В сто двенадцатой танковой у Гетмана — триста человек и несколько боевых машин на ходу. Рывок до Калуги мы сделаем. Но если немцы подтянут туда резервы, можем завязнуть.
Павел Алексеевич поблагодарил командарма за откровенность. Самое главное — знать правду, какой бы она ни была. Без этого трудно думать о завтрашнем дне и нельзя принять правильное, обоснованное решение.