— Только о нем и думаю. Через Варшавское шоссе мы перейдем, но не сегодня и не завтра. Будем готовиться, чтобы ударить наверняка.
— А время? Жуков не шутит. Снимет тебя с корпуса, и весь разговор.
— Нет, — усмехнулся Павел Алексеевич, тронув мизинцем колючие, отрастающие усы. — В ближайшие дни не снимет.
— Уверен?
— Карта подсказывает. Как ни крути, а корпус первым идет. И задача перед нами наиважнейшая. При таких обстоятельствах командиров не меняют. Разве что в самых критических случаях. А такой, по-моему, еще не настал.
К 20 января положение группы Белова стало более прочным. Подтянулись отставшие подразделения и обозы. Две стрелковые дивизии, включенные в группу, догнали конницу и сменили ее на некоторых участках. Прибыло пять лыжных батальонов.
Справа 50-я армия генерала Болдина вела бои за Юхнов. Слева 10-я армия все еще не могла выйти на одну линию с гвардейцами: там зиял разрыв шириной более двадцати километров. Но туда, в лесное бездорожье, немцы не совались. Они держали свои силы на Варшавском шоссе, преграждая Белову путь на запад.
Тридцатикилометровый участок шоссе обороняли четыре вражеские дивизии: 216-я и 403-я пехотные, 10-я моторизованная и 19-я танковая. Считалось, что дивизии эти ослаблены, что в них большой некомплект людей и техники. Но при всей своей «слабости» они имели шестьдесят танков, а Белов только восемь, да и те — легкие.
Корпус вел активную разведку. Каждую ночь уходили на задание специальные группы, отряды лыжников, конные разъезды. Некоторые из них просачивались через боевые порядки противника за Варшавское шоссе, устанавливали связь с партизанами. Благодаря этому Павел Алексеевич хорошо знал положение вражеских войск.
Сплошной оборонительной линии немцы не имели. Они жались к теплу, к избам, превратив каждую деревню в сильный опорный пункт. Пространство между деревнями контролировалось артиллерийским, минометным и пулеметным огнем.
Подготовка к прорыву через шоссе была в полном разгаре, когда из штаба Западного фронта пришло распоряжение освободить от занимаемой должности полковника Грецова, как не обеспечившего выполнения задачи. Грецова вызывали для личного доклада в Военный совет фронта.
Михаил Дмитриевич собрался за один вечер. Расставание вышло грустным. Всякое бывало между командиром корпуса и начальником штаба: случалось, что расходились во взглядах, неприятное говорили друг другу. Но не в этом суть. Сработались за трудные военные месяцы, прониклись взаимным доверием. У Белова — быстрая реакция, решительность, стремление везде побывать самому. А у Михаила Дмитриевича — рассудительность, привычка к кропотливой работе, к точным расчетам. Ничего не выпустит из виду, вовремя подскажет командиру, если тот забыл что-нибудь или увлекся.
Не за плохую работу отзывали Грецова. Вероятно, командованию фронта не нравилось, что слишком уж спелись командир корпуса и начальник штаба, всегда вместе отстаивали общую точку зрения. К тому же снятие Грецова — это предупреждение…
Вместо Михаила Дмитриевича временно остался его помощник — майор Вашурин.
В ту ночь, когда уехал начштаба, разведчики обстреляли на Варшавском шоссе легковую автомашину. Шофер получил пулю в лоб, а офицер, сидевший позади, выскочил невредимый. Ему набросили на голову мешок, скрутили за спиной руки и потащили подальше от опасного места. Потом положили на волокуши, на каких вывозили раненых, и потянули по сугробам через лес. Несколько раз проверяли, не замерз ли, заставляли пить водку.
Пленный оказался немолодым обер-лейтенантом из резервистов. Плотный, лысоватый, похожий на зажиточного крестьянина, он на первом же допросе смекнул, что самое страшное осталось позади, а будущее во многом зависит от него самого. Он сразу заявил: взглядов Гитлера не разделяет, ничего хорошего не ждет от этой войны и готов рассказать все, что будет интересно господину майору.
Допрос через переводчика вел Кононенко. А Павел Алексеевич, накинув на плечи солдатский ватник, сидел в темном углу комнаты. Хотел знать точно: каким образом построена вражеская оборона на участке батальона, в состав которого входила рота обер-лейтенанта.
Пленный водил карандашом по карте. Вот село Подберезье, центр боевого участка. Вот река Пополта и мост. Его круглосуточно охраняет взвод со станковым пулеметом. А тут и тут на возвышенностях огневые точки и наблюдательные посты. Здесь стоит артиллерийская батарея.
Белова заинтересовала лесная полоса вдоль Пополты. Полоса не широкая, но она связывает лесной массив на нашей стороне с таким же массивом за Варшавским шоссе.
Обер-лейтенант сказал, что полоса не охраняется. Мост — это важный объект. А в лесу снега на метр. Там только зайцы бегают. Солдаты третьего взвода убили трех зайцев и приготовили прекрасный суп.
Пленный даже причмокнул от приятного воспоминания. Но Белов уже не обращал на немца внимания, думал о своем. Лесная полоса — не сослужит ли она роль коридора, который выведет корпус во вражеский тыл?!
…Особое задание командира корпуса доверено было выполнить 115-му лыжному батальону. Бойцы в нем молодые, выносливые, почти все — спортсмены. Ночью они перешли через реку Пополту и исчезли в густых зарослях, тянувшихся вдоль берега. Двигались бесшумно. Иногда впереди, над шоссе, взлетали гроздья осветительных ракет. Раздавалась пулеметная очередь — дежурный немец показывал, что не спит. И опять только дыхание людей да скрип снега.
В лесу томно, глухо, сугробы по пояс: бойцы, прокладывавшие лыжню, быстро выбивались из сил, их меняли. Человеческих следов нигде не было видно.
После полуночи батальон достиг шоссе. Сам командир с тремя сержантами (все в белом) подполз к дороге метров на пятьдесят, видел кабины автомашин, двигавшиеся над снежным валом, слышал лающую, резкую речь, команды.
Вернувшись в глубь леса, комбат отправил генералу Белову донесение. Лыжники начали прокладывать дорогу — Уминать снег в тех местах, где просека проходила под навесом деревьев.
Прочитан записку комбата, Павел Алексеевич немедленно вызвал к себе командиров дивизий, майоров Вашурина и Кононенко. Генерал был весел, насмешлив, полон энергии. Радостная возбужденность его передавалась людям. Все понимали: кончилось ожидание, пришло время действовать. Будет труднее, чем сейчас, зато начинается настоящая работа, боевой праздник!
За день было сделано много. Наметили составы прорывающихся эшелонов, маршруты движения и места сосредоточения. Эскадроны получили трехсуточную норму боеприпасов, продовольствия и фуража. Артиллеристы и минометчики подготовили материальную часть. Удалось провести во всех полках короткие совещания с командным и политическим составом.
Вражеская разведка не отметила в течение дня никаких изменении на участке группы войск генерала Белова. С переменным успехом велись бои за несколько населенных пунктов. Движение на дорогах — обычное. Режим огня — повсеместно прежний. Об отсутствии перемен доложил и пилот разведывательного самолета, пролетавшего над районом группы перед самым заходом солнца.
Началась ночь, не вызывавшая у немцев никаких опасений. Но рассейся на минуту тьма, и фашисты увидели бы весьма неприятную для себя картину. Но дорогам, растянувшись на многие километры, двигались колонны войск. Конница шла к реке Пополте с обозами, с артиллерией и пулеметами, установленными на санях.
В лес, занятый 115-м лыжным батальоном, вступил 116-й лыжный батальон. Следом — 1092-й полк 325-й стрелковой дивизии. Там, где они прошли, осталась хорошо утоптанная дорога.
Утром движение прекратилось. Кавалеристы замаскировались в лесах, в населенных пунктах. Но скрыть стрелковый полк на подступах к шоссе было невозможно. Едва наступил холодный, ветреный рассвет, восточнее села Подберезье завязалась перестрелка. Фашисты выдвинули к лесу пехотную роту. Белов приказал не раскрывать своих сил, вести бой без напряжения, даже назад податься. Пусть гитлеровцы думают, что это лишь небольшая стычка, пусть не тревожатся.
Для генерала, для всего штаба наступило напряженное время. Надо было продолжать бой у Подберезья и с особой тщательностью следить за поведением фашистов на всем фронте группы: не разгадан ли противником замысел, не готовит ли он контрудар?!
Уточнялись, согласовывались детали прорыва. И, конечно, всплыли десятки вопросов, которые обязательно появляются перед началом каждого крупного дела. В конноартиллерийский дивизион не подвезли боеприпасов. 212-й кавалерийский полк ожидает получения лошадей: идти ему в рейд или стоять на месте? Где принимать маршевые эскадроны?
Эти заботы, сами по себе существенные и важные, сейчас отвлекали командира и штаб от главного. Белов отрубил их одним ударом.
Штабу — заниматься только прорывом и рейдом. Все другое — начальнику тыла. Он с группой офицеров остается в Мосальске, на узле связи.
Незаметно летели часы. В сумерках 1092-й стрелковый полк и 115-й лыжный батальон усилили нажим на противника. Пехоту поддержали спешенные кавалеристы. Немцы дрогнули и попятились. Преследуя их, подразделения полка захватили мост на шоссе севернее Подберезья и сразу, ударами вправо и влево, расширили занятую полосу. Небольшой участок Варшавского шоссе был очищен от противника.
Итак, путь на запад открыт. Фашисты, конечно, уже всполошились, бросили к месту прорыва танки и грузовики с пехотой.
Теперь счет на минуты.
У телефона — командир 2-й гвардейской кавдивизии Осликовский.
— Николай Сергеевич, вы готовы?
— Полки п-п-подходят к шоссе.
— Действуйте решительно. Никаких промедлений! Желаю успеха!
Молодцы связисты — наладили бесперебойную связь. Доклады к Белову поступали и от пехоты, и от разведчиков, и от артиллеристов, заранее подтянувшихся к реке Пополте. Павел Алексеевич чувствовал себя дирижером огромного, хорошо отлаженного оркестра. И, не отходя от стола, следил за его игрой, внося поправки, где это требовалось.
Гвардейцы Осликовского и 75-я легкая кавдивизия начали форсировать шоссе как раз в то время, когда к стенкам коридора подоспели вражеские резервы.