И этот командир, и другие офицеры полка, и солдаты — все они, конечно, считали бессмысленным бой, не приносивший никаких видимых результатов. И не объяснишь всем, что каждый погибший здесь человек спасает ценой собственной жизни несколько других жизней.
Боясь потерять опорный пункт и узел дорог, фашисты стянули в Переходы подразделения со всей округи, оставив лишь небольшие заслоны. Немцы были прикованы к этой деревне. А тем временем по лесам, по проселкам группа за группой выходили на освобожденную территорию бойцы 329-й стрелковой.
Более четырехсот человек прорвалось через расположение врага. Белов сразу же приказал пополнить дивизию личным составом за счет партизанских отрядов.
Командира дивизии Белов отстранил от должности за неумелое руководство. А на его место назначил майора П. Л. Солдатова, который отличился при выходе из вражеского кольца.
С Михаилом Григорьевичем Ефремовым познакомился Павел Алексеевич давно, еще в 1925 году, когда командовал в Острогожске кавалерийской бригадой. Ефремов был в ту пору начальником 19-й территориальной стрелковой дивизии в Воронеже. Встречались обычно на совещаниях. Оба были молодые, любили повеселиться в хорошей компании.
Ближе, чем с другими сослуживцами, сошелся Павел Алексеевич с Ефремовым. Объединяло их многое. Даже родились они в одном году и в одном месяце. И образование одинаковое, и службу армейскую оба начинали в учебной команде. Потом — юнкерство, школа прапорщиков. Только Белов не успел окончить, а Ефремов прошел сокращенный курс, получил офицерские погоны и даже повоевал с немцами на Юго-Западном фронте. Кажется, в Ивангородском тяжелом артиллерийском дивизионе. Или в Одоевском пехотном полку? Во всяком случае Михаил Григорьевич рассказывал однажды о восстании в 223-м Одоевском полку — это Белов помнил точно.
Службу в Красной Армии они тоже начали одинаково, только сражались на разных участках. Ефремов был на юге, в Закавказье, вместе с Кировым и Орджоникидзе…
Потом встретились они в Москве, в академии имени М. В. Фрунзе. Михаил Григорьевич учился на дневном отделении и получал только «хорошо» — это была высшая оценка для слушателей.
После академии Михаил Григорьевич быстро пошел вверх. Командовал корпусом, затем ему доверили округ.
И вот спустя годы судьба снова свела двух генерал-лейтенантов во вражеском тылу. Полтора месяца сражались они под Вязьмой, ежедневно переговариваясь по радио, помогая друг другу, но увидеться не удалось. Их разделяла неширокая полоса, которую фашисты удерживали крупными силами: немцы намеревались бить прорвавшиеся к Вязьме войска по частям.
Начиная с первых чисел марта гитлеровцы планомерно, методически сжимали территорию, занятую тремя дивизиями Ефремова, лишая их возможности маневрировать. Михаил Григорьевич не жаловался, не посылал в эфир панических радиограмм с просьбой о помощи. Он привык надеяться на самого себя. И уж если он обратился за поддержкой, значит, дела обстоят скверно.
Так подумал Павел Алексеевич, получив 24 марта из штаба фронта приказ оказать помощь остаткам ударной группировки 33-й армии. Но какими силами? Вывести из района Дорогобужа дивизию Баранова? Прекратить бой за станцию Угра, где окружен крупный вражеский гарнизон? Штаб фронта не разрешит. Да и какой смысл? Немцы сразу ударят по тем местам, откуда он снимет войска.
Придется ввести в бой резерв — гвардейский кавполк. В нем четыреста человек, четыре орудия, несколько минометов. Есть еще партизанский батальон — двести пятьдесят активных штыков. Это — основа сводного отряда, которым будет командовать полковник М. Н. Завадовский. Он человек напористый и думающий: сможет на месте принимать решения, учитывая быстрые изменения обстановки.
Сводный отряд еще только формировался, а из штаба фронта пришел новый приказ: немедленно помочь 4-му воздушно-десантному корпусу, который тоже оказался в критическом положении. Этот корпус под командованием генерала А. Ф. Казанкина высадился в середине февраля в немецком тылу и начал наступать на восток, нанося удар по фашистам, оборонявшим Варшавское шоссе. Задача была все та же: разорвать линию фронта и двинуть к Вязьме 50-ю армию. Однако гитлеровцы и на этот раз удержали шоссе. 50-я армия продвинуться вперед не сумела, а 4-й воздушно-десантный корпус был окружен фашистами и оттеснен на запад.
Павел Алексеевич послал на помощь десантникам отряды партизанских командиров Петрухина и Жабо. И еще отряд «Северный медведь». Оказалось, мало. Пришлось бросить на помощь десантникам гвардейскую кавдивизню.
Комиссар Щелаковский сказал, что теперь и воздушно-десантный корпус будет подчинен Белову: «Мы тут, как наседка, всех цыплят под крыло собираем».
Алексей Варфоломеевич будто в воду смотрел: и подчинили, и возложили ответственность за дальнейшие действия десантников.
Продолжая руководить боями в районе воздушно-десантного корпуса, Павел Алексеевич готовил прорыв для спасения пехоты Ефремова. Было выбрано место, где удобней пробить коридор. Туда скрытно подошел отряд Завадовского, усиленный артиллерийской батареей.
Павел Алексеевич по радио связался с Михаилом Григорьевичем, согласовал время начала атаки, чтобы ударить по врагу одновременно с двух сторон. Все, казалось, было налажено. Но когда рано утром Завадовский повел отряд в наступление, на позициях Ефремова не раздалось ни одного выстрела.
Лишь через сутки получил Белов информацию из штаба фронта. Оказывается, Ефремов обратился непосредственно к Верховному Главнокомандующему с просьбой разрешить ему пробиваться не к группе Белова, а прямо на восток, к линии фронта. И Верховный согласился.
Ну что же, Михаила Григорьевича можно было понять. Теоретически он прав. Лучше прорываться сразу на Большую землю, чем к Белову на юго-запад, глубже в немецкий тыл. Но сумеет ли Ефремов со своими слабыми дивизиями взломать вражескую оборону? 50-я армия и 4-й воздушно-десантный корпус с двух сторон пытались пробить брешь в линии фронта. И не смогли.
Павел Алексеевич сделал единственное, что было разумным: приказал Завадовскому не прекращать атаки, оттянуть на себя хоть часть гитлеровцев, душивших группу Ефремова.
Радиосвязь с командармом 33 прекратилась. На освобожденную территорию начали мелкими группами выходить бойцы, просочившиеся через вражеское кольцо. Они рассказывали, что фашистам удалось расчленить войска Ефремова на изолированные отряды.
В сырой апрельский день к беловцам вышла большая группа солдат и офицеров — почти семьсот человек. Среди них — четыреста раненых. Это были те, кто отстал от главных сил Ефремова.
На другом участке, через глухие леса, выбрался второй отряд. Он принес известие о гибели командарма. Немцам удалось окружить группу, которую возглавлял генерал. Несколько раз Михаил Григорьевич поднимал в атаку людей. Они продвинулись еще на пять километров к востоку. Но силы иссякли. Ефремов был трижды ранен — последний раз в поясницу. Его вели под руки.
Командарм приказал уцелевшим бойцам пробиваться дальше, а сам с несколькими офицерами занял оборону. Приподнявшись на локте, генерал продолжал стрелять до последней возможности.
Он погиб смертью героя, до конца выполнив свой воинский долг.
Даже немцы воздали должное мужеству советского генерала, похоронили его с воинскими почестями. Выступая над могилой, немецкий военачальник сказал своим солдатам: «Сражайтесь за Германию так, как сражался за Россию генерал Ефремов».
Погиб старый друг-одногодок, с которым Павел Алексеевич делил трудности в фашистском тылу.
И можно было не сомневаться, что свои освободившиеся войска гитлеровцы бросят теперь против группы генерала Белова.
Город Ельня стоит среди огромных лесных массивов. На древнем гербе его три ели. Невелик городок, а слава у него громкая, на всю страну. Основанный в начале XII века, он долгое время был одним из западных стражей государства Московского. Не счесть, сколько разных завоевателей сложили свои головы в окрестных полях и лесах. Летом сорок первого года десятки тысяч березок пришлось срубить тут гитлеровцам на кресты для могил.
Павел Алексеевич еще в академии изучал, да и в книгах читал потом, как отважно действовали под Ельней русские партизаны в период наполеоновского нашествия. В городе стояла французская бригада генерала Ожеро. Страшась партизан, французы возводили укрепления, приспособили для обороны дома. Гарнизон постоянно находился в боевой готовности.
А финал был плачевным.
Когда наполеоновская армия начала отступать от Москвы, партизаны усилили нажим. Отряды Дениса Давыдова, Александра Сеславина и Александра Фигнера измотали вражескую бригаду в мелких боях и стычках, потом нанесли решительный удар. Генерал Ожеро вынужден был капитулировать. Вместе с ним сдались шестьдесят офицеров и до двух тысяч солдат.
Места вокруг Ельни самые подходящие для партизанской войны, можно укрыться в дебрях. Да и традиции живучи. Вот и теперь не давали там немцам покоя два крупных партизанских полка: имени Сергея Лазо и имени 24-й годовщины РККА. В этих полках зародилась идея взять город штурмом. Дорогобуж-то, дескать, освобожден народными мстителями, а мы чем хуже?!
Белов не возражал.
В ночь на 23 марта загремела партизанская артиллерия. Начался бой, продолжавшийся потом трое суток. Партизаны полка имени Лазо заняли почти весь город, захватили большие трофеи. Но соседи не поддержали лазовцев. К фашистам прибыло подкрепление, и Ельню пришлось оставить.
Павла Алексеевича особенно интересовали причины неудачи. Он специально послал к партизанам для расследования объективного и доброжелательного человека — майора Фактора из 1-й гвардейской кавалерийской дивизии. Когда Фактор вернулся, побеседовал с ним.
Как и предполагал Белов, неудача была вызвана тем, что партизаны не сумели организовать взаимодействие частей. По существу, штурмовали город только лазовцы, а полк имени 24-й годовщины РККА вступил в бой с большим опозданием, когда фашисты опомнились и прислали в Ельню свежие подразделения. В общем, ударили партизаны не кулаком, а растопыренными пальцами. А в пальцах совсем не та сила!