Быстро пошел по кустарнику и вскоре оказался на берегу озера, заросшего кувшинками. Озеро тянулось далеко, суживаясь лишь в одном месте — там, где пересекал его деревянный мостик у мельницы.
Сзади приближалась стрельба. Подбежал запыхавшийся Кононенко:
— Товарищ генерал, лучше обогнуть озеро справа. На мельнице кто-то есть. Может, засада!
Обходить озеро — терять время. Водоему не видно конца. А фашисты совсем близко.
— Атакуем мельницу! Я веду первый взвод!
Выхватил у кого-то винтовку, бросился вперед. Сержант Бобылев обогнал его. Бойцы топали рядом.
Мельница молчала. Вот сейчас немецкий пулеметчик резанет в упор, скосит взвод… Но справа набегает подполковник Билых с людьми. Кто-нибудь успеет ворваться!
Прикладами выбили дверь, несколько человек заскочили в ветхое строение, раздался крик:
— Хенде хох!
— Ты чаво это, сынок, а? — поднялась с лавки заспанная старуха. Приставила к уху ладонь, глядя на разгоряченных солдат. — Чаво говоришь, голубь?
— Тьфу! — сплюнул Белов, испытывая неловкость. Больно уж геройски вел взвод на штурм мельницы. Отличился, можно сказать!
Повернулся и пошел в густой старый лес. Следом, сконфуженно улыбаясь, поспевал Кононенко.
Под деревьями бойцов нагнали коноводы. Люди садились на лошадей и быстро исчезали за поворотом дороги. Павел Алексеевич не торопился. Еще теплилась надежда, что догонит Вашурин.
Вот уже разобрали коней разведчики, прикрывавшие отход. Появились за озером немецкие танки, начали бить из пушек по краю леса. Павел Алексеевич вскочил в седло и ласково потрепал ладонью шею Победителя. Умный конь с места пошел галопом.
Выигран еще один бой, но радости Белов не чувствовал. Жаль было Вашурина, с которым прошли вместе столько трудных дорог. Теперь начальник штаба уже не догонит отряд, теперь между Беловым и Вашуриным — немецкая пехота, немецкие танки…
Ветер разогнал тучи, и горячее июньское солнце быстро взяло свое. Высохли капли воды на листьях и траве, прогрелся воздух. На большом привале в глубине леса бойцы развесили для просушки одежду и обувь. Спали раздетые. Белов приказал дневальным оттаскивать людей с солнцепека в тень.
Не отдыхали только разведчики. По три-четыре человека уезжали они на задания: прощупывали деревни, соседние лесные массивы, наблюдали за дорогами.
Вечером Павел Алексеевич суммировал полученные сведения, и картина получилась неутешительная. Отряд оказался в самой гуще вражеских войск. Все населенные пункты окрест были заполнены немецкими солдатами. По всем дорогам двигались фашистские колонны, направляющиеся к Рославлю. Свободным был лишь путь дальше на запад.
— Ничего себе! — Комиссар Щелаковский даже присвистнул, взглянув на карту. — Тот самый маршрут, который указан в ложном приказе. Мы, Павел Алексеевич, сами над собой топор занесли!
— Зато всех остальных вывели из-под удара.
— А мы, что же, так и пойдем по пути, который гитлеровцам подсказали? Прямо в пасть? Нате, мол, ешьте?
— Другого маршрута нет, комиссар. Немцы готовятся к большой операции, а мы постараемся проскользнуть втихомолку, без боя.
— Таким большим отрядом?
— Нет. Разделим отряд на два сводных эскадрона. В первый войдут офицеры штаба и политотдела, комендантский эскадрон, разведывательный дивизион и радисты с двумя станциями. Около двухсот пятидесяти человек. Командиром сводного эскадрона назначаю себя. Ты — комиссар. Не возражаешь?
— Согласен.
— Во втором эскадроне — все остальные бойцы и командиры. Поведет их подполковник Билых. Он пойдет параллельно с нами, но на значительном удалении. Внимание немцев будет раздвоено.
— И запутаются фашисты, где Белов, где Билых! — кивнул комиссар. — Попотеют переводчики на допросе, если «языка» возьмут. Фрицам теперь всюду Белов мерещится.
— Это тоже делу не помешает, — сказал Павел Алексеевич.
Ночью эскадрон Белова вышел к разрушенному мосту. Берег был обрывистый. Люди переправлялись через реку по уцелевшим бревнам, а коноводов с лошадьми генерал направил выше по течению, где имелся брод. Отвечал за лошадей лейтенант Брехов — связист.
Сам Павел Алексеевич перебежал по бревнам одним из первых и не без любопытства смотрел, как переходят люди. Разведчики проскочили без всякой задержки. А среди офицеров штаба и политотдела немало нашлось таких, которые боялись бежать над шумящим потоком. Перебирались по бревнам на мягком месте, крепко держась руками, тормозили движение. А тут еще неподалеку, возле деревни, началась стрельба: дозор столкнулся с немецким патрулем.
— Вырвемся к своим, всему штабу тренировку устрою, — ворчал Белов. — Засиделись, отвыкли от брусьев, от бума. Мешки с овсом, а не кавалеристы.
— Зря свирепствуешь, Павел Алексеевич, — посмеивался комиссар. — У нас из запаса людей много, товарищи в возрасте.
— Все равно учить будем.
— Что-то коноводы задерживаются.
— У них крюк большой. Брехов маршрут знает, догонит. Пока пешком пойдем.
Эскадрон миновал обширный луг, пересек поле и втянулся в лес, а коноводов все не было. Павел Алексеевич приказал остановиться и ждать.
Наконец появился лейтенант Брехов с коноводами, все пешие.
— В чем дело? — кинулся к ним Белов.
— Товарищ генерал, лошадей мы оставили…
— Лошадей? Бросили?
— Товарищ генерал, там немцы…
— Двести лошадей?! Фашистам! — Белов надвигался на лейтенанта, бледнея от ярости. Рука скользнула к кобуре пистолета. — Победителя моего бросил?! Я на нем с первого дня!
Щелаковский сзади крепко схватил его руку. Лейтенант пятился, икая от страха. Коноводы исчезли среди деревьев.
Белов старался освободить руку, но комиссар держал крепко. Крикнул в ухо:
— Если бы там твоего Победителя не было, тогда как?
— Что? — не понял Белов.
— Если бы Победитель твой тут находился, все равно бы стрелял?
— Под суд его! Весь эскадрон обезножил!
— Суд пускай и решит, — отступил на шаг комиссар. — А у тебя, Павел Алексеевич, руки чистые, совесть чистая. Ты солдат, не палач…
— Кононенко! — В глазах Белова появилась надежда. Александр Константинович, пошли за реку лучших разведчиков. И этого лейтенанта. Может, отобьют коней!
— Бесполезно, — сказал подполковник. — Вернулось наше прикрытие. Немцы контролируют весь берег.
— Ну вот… Вот мы и стали пехотой, — с болью произнес Павел Алексеевич и неуверенно, как слепой, пошел в гущу леса, задевая плечами деревья…
Лишившись коней, эскадрон не смог за ночь добраться до намеченного района. Остановились на дневку в овражистом поле среди высокого кустарника.
Если раньше Белов стремился привлечь к своему отряду внимание противника, то теперь, наоборот, заботился о скрытности. Дело сделано, главные силы немцев оттянуты на ложное направление. Надо подумать и о себе.
Погода снова испортилась, заморосил дождь. Все продовольствие осталось в переметных сумах на лошадях. Голодные мокрые люди сбивались в тесные кучки, пытаясь согреться. Павел Алексеевич разрешил развести небольшие бездымные костры из сухого хвороста. Троих бойцов послал в деревню: пусть скажутся партизанами, попросят хлеба и молока.
— Михайлов, ты хорошо в грибах разбираешься?
— Сносно, товарищ генерал.
— Подберезовик отличишь от поганки?
— Вполне.
— Тогда собирай грибы. И людям скажи.
Подберезовиков оказалось так много, что адъютант быстро набрал полную фуражку с верхом. Вдвоем почистили их, отварили.
— Это на первое, — поучал Павел Алексеевич. — Крупные грибы нанизывай на шомпол и попытайся поджарить. Вот и обед.
Запах съестного тревожил голодных бойцов. Поднимались даже самые усталые, шарили в кустах, среди молодых березок. Белов пошел, посмотрел. Нет, так не годится. Солдат-армянин одних поганок набрал. Сержант-радист умудрился разыскать самый ядовитый гриб — бледную поганку. Из степей парень, не знает. Павел Алексеевич поспешил отдать приказ: грибы не варить, пока их не осмотрит комиссия. Врач, Михайлов и двое сержантов, назвавшихся знатоками, пошли от группы к группе, тщательно проверяя собранное.
Вернулись из деревни бойцы, принесли несколько ковриг хлеба и бидон молока. Хлеба досталось людям по тонкому ломтику, грамм по пятьдесят. Был он черствый, с отрубями, но все же хлеб! С ним грибы показались особенно вкусными.
Павел Алексеевич ждал разведчиков, посланных по прямой к Варшавскому шоссе. Истекло установленное время, прошел еще час, потом другой, близились сумерки, а разведчиков все не было. Значит, нарвались где-то на врага, и нужно менять маршрут. Белов, Щелаковский и Кононенко снова взялись за карту.
— Лучше идти не лесом, а полем, — предложил Александр Константинович.
— По открытому месту? — удивленно взглянул на него комиссар. — Зачем?
— Ночь прикроет. Через поля путь короче.
— Верно, — поддержал разведчика Белов. — К тому же гитлеровцы привыкли, что мы используем лесные массивы, держат возле лесов главные силы. А мы — через открытый густонаселенный район, где нас меньше всего ждут. Немцы там чувствуют себя уверенно, спят спокойно и крепко. Мы на сей раз постараемся не потревожить их. А за Варшавским шоссе обозначен лес, в котором укроемся на день. Как, комиссар?
— Резон есть. Только расстояние велико, больше тридцати километров. Успеем ли за ночь? Самые короткие ночи сейчас.
— А мы рискнем, — сказал Павел Алексеевич. — Люди отдохнули, начнем движение еще засветло. Поднимайте эскадрон, Александр Константинович.
До наступления темноты успели выйти к обширному полю. Опять начал накрапывать опостылевший дождь, но сейчас он был на руку беловцам, загонял в дома немецких солдат.
Павел Алексеевич шел впереди вместе с Кононенко, поглядывал на светящуюся стрелку компаса. Несколько раз меняли направление, огибая деревни, удлиняя свой путь. А тут еще проклятые ракеты. Они взлетали над деревнями целыми гроздьями, озаряли окрестности. При вспышках света люди падали, укрывались среди травы. Генерал приказал по цепочке: ложиться лишь в том случае, если ракеты взлетают ближе чем за полкилометра.