– Всё шутите, ваше высокоблагородие, – невесело усмехнулся урядник. – Если они вперёд пойдут, от нас и мокрого места не останется.
– Не так страшен чёрт, как его малюют. Глядишь, перемелется, и мука с хлебом будут. Давай за своими.
Отступление прошло спокойно и без эксцессов. Китайцы дождались, когда двуколки с пулемётами, а потом и я с казаками добрались до основных сил отряда, и лишь тогда двинулись вперёд. Пройдя шагов триста, они остановились где-то метров за восемьсот до нашей первой линии. В это время на правом фланге китайских войск заклубилась пыль, в которой можно было рассмотреть большой отряд всадников. По моим прикидкам, перед нами выстроилось около четырёх тысяч пехоты и тысяча конницы. И это были именно войска, а не банда ихэтуаней.
– Тимофей Васильевич, может быть, вы объясните столь непонятное поведение китайцев. Они стоят уже пять минут и ничего не предпринимают… – обратился ко мне подполковник Савицкий, когда я, вернувшись с пригорка, подошёл к группе офицеров нашего отряда, собравшихся для получения приказа.
– Господин полковник, судя по знамёнам с изображением «Не», это войска генерала Не Шичэна, командующего войсками Печилийской провинции. Ещё недавно он сам громил банды ихэтуаней, а сейчас, вернее всего, объединился с ними. За казаками, которые ушли с хорунжим Тонких, гнались бандиты-боксёры. Но насколько я понял из того, что вижу, генерал Не с нами воевать не хочет, но и пропустить в Тяньцзинь, видимо, не может. Возможно, приказ какой-то получил. Предположений множество, но, где истина, я думаю, мы не узнаем.
– И что вы предлагаете?
– Вступить с ними в бой – это самоубийство. У них десятикратное превосходство в живой силе. Нам одной конницы хватит. Поэтому предлагаю отступление. Разведку мы провели, почти до самого Тяньцзиня. Противника потрепали. Потери у китайской конницы составляют минимум пятьдесят всадников.
– Вы значительно преуменьшаете, господин капитан, – перебил меня Муравский. – Я считаю, что потери составили около сотни китайцев.
– Да можно и двести в отчёте написать. Как говорил генералиссимус Суворов, «чего их басурман жалеть», – сказал я и, переждав смешки офицеров, продолжил: – Генерал-майор Стессель, отдавая приказ на разведку дороги, прямо указал, что при встрече превосходящих сил противника отступать. Мне страшно представить, что будет, если китайцы всё-таки атакуют нас.
– Господа, какие ещё будут предложения? – обратился Савицкий к офицерам.
Предложений больше не было, и начался организованный отход по дороге. До темноты успели пройти вёрст шесть. Когда на небе появились звёзды, остановились, ожидая действий китайского войска, передовой отряд которого следовал за нашим арьергардом, сохраняя разрыв метров в восемьсот. Мы встали, встали и китайцы.
– Парламентёров, что ли, к ним послать. А то непонятно, чего ждать от этих узкоглазых, – раздраженно произнёс командир арьергарда штабс-капитан Врублевский Иван, с очень интересным отчеством – Пржемыславович.
– Не думаю, что они нападут, господин капитан. Такое ощущение, что генерал Не просто выдавливает нас к границе своей провинции, – произнёс я, так как вместе с пятью расчетами ручных пулемётов отдельным отрядом также находился в арьергарде.
– Хотелось бы верить в это. Гляжу, подполковник Савицкий отдал распоряжение располагаться на ночлег. Надо сходить и уточнить задачу для нас.
– Пойдемте.
На вечерне-ночном совещании было принято решение со всеми предосторожностями расположиться на отдых, а с утра двинуться дальше к оставленным составам. Судя по поведению китайцев, нападать они не собирались и тоже начали готовить бивак в километре от нас. Когда офицеры стали расходиться, я остановил сотника Смоленского.
– Василий Алексеевич, что с Тонких делать будем?
– А что здесь сделаешь. Только молиться остается. Если китайцы себя так ведут, может, и вернут из плена. Войны-то между нами как бы и нет пока.
– Боюсь, что Иван Васильевич попал в плен к ихэтуаням. А что они творят с христианами, вы уже слышали.
– Тогда остается уповать только на матерь Божью, чтобы она защитила хорунжего и казаков. А вы что предлагаете?
– Хочу отпроситься у полковника Савицкого в разведку. Ночь звёздная. Видимость нормальная. Вот мне и хочется до конца выяснить, какие отношения между генералом Не и боксёрами. От этого сильно зависят наши планы. А у тебя, Василий Алексеевич, хотел попросить урядника Зарубина в сопровождение да кое-какой одёжкой да оружием разжиться. А то в этой форме да с одним наганом в разведку не хочется идти.
– У денщика своего спросите. Не знаю как, но ваш баул-чемодан он и сюда притащить умудрился, – вмешался в наш диалог капитан Муравский. – Вы что, действительно хотите сейчас в разведку идти? Или Тонких хотите вытащить?
– Не хочу, но постараюсь сделать и то и другое, Виктор Александрович. Спасибо за совет. Не знал, что Севастьяныч такой проныра. Придётся еще серебряным рублём награждать, или двумя, – я в восхищении от действий своего временного денщика покрутил головой, после чего обратился уже к сотнику: – Василий Алексеевич, Зарубина дашь?
– Берите, а то он, забубённая голова, и сам уйдет брата выручать. А так, может, что и выгорит у вас.
На этой оптимистической ноте я направился к Савицкому, который вначале не хотел отпускать меня ни в какую, но потом согласился. Выяснить, в каких отношениях генерал Не и бунтовщики, было необходимо для планирования дальнейших боевых действий и дипломатических переговоров.
Получив разрешение, нашёл Севастьяныча, переоделся и вооружился. В рейд взял оба нагана, маузер и шашку. Всё распределил, развесил по телу для походного положения и пошёл к казакам. Зарубин уже ждал меня. Смоленский удивлённо уставился на моё оружие и способ его ношения, но ничего не спросил. Добила его темно-зеленая бандана, которую я, достав из кармана шаровар, повязал на голову перед тем, как покинуть бивак.
– Удачи, господа казаки, – каким-то напряжённым голосом произнёс нам в спину сотник.
«Она нам не помешает, – подумал я, направляясь с урядником к реке. – На ”Титанике” и богатые, и здоровые, и красивые люди были, а выжили только удачливые».
Как оказалось, богиня Фортуна решила присмотреться к нам внимательно. Другим было трудно объяснить, что до посёлка, где пропали Тонких и старший Зарубин, мы добрались не только без каких-либо трудностей, но по дороге удачно столкнулись с Гагаркиным и Ериловым, которые также вдоль реки пробирались к своим. Узнав, что мы возвращаемся туда, где под ними убили лошадей, а потом гоняли, как уток, по камышам, оба казака изъявили желание пойти с нами.
План разведки у меня был простой. Захватить в плен кого-нибудь из бандитов, желательно из руководства, а заодно попытаться узнать о судьбе пропавших казаков. Если получится, то вызволить Тонких и Зарубина из плена, если нет, то доставить «языка» из ихэтуаней. А на обратном пути прихватить ещё «языка» из китайского войска. План так себе. Точнее, эту авантюру и планом не назовёшь. Тем не менее он начал выполняться, и довольно удачно.
Ближе к полуночи уже были на околице нужного посёлка. Залегли на небольшом пригорке, и я по очереди выслушал казаков, рассказывающих о том, что они запомнили об этом поселении. Фанзы почти все были погружены в темноту, и только на другой стороне этой китайской деревни виднелись огни. И их было много. Уяснив, что это, вернее всего, и есть описываемая казаками большая усадьба, откуда на них напали боксёры, решили подобраться к ней вдоль леса.
На осторожное передвижение к усадьбе ушло ещё где-то около получаса. Чтобы лучше её рассмотреть, я влез на дерево. Как и предполагал, усадьба состояла из трех сыхэюаней[2] и ещё нескольких построек, вернее всего складов. По периметру строения были огорожены забором-частоколом высотой около двух метров. В свете факелов и пары костров на территории этой мини-крепости обнаружил четверых часовых. Ещё с десяток вооружённых китайцев сидело у костров. В общем, чем больше смотрел, тем яснее мне становилось, что «языка» мы здесь не возьмём. И если Тонких и Зарубин находятся здесь, спасти их не удастся.
Если бы была пара дней на наблюдение, подготовку и имелась слаженная группа, хотя бы моих братов, можно было бы попытаться и казаков освободить, и «языка» по-тихому или с боем взять. Сейчас же нам четверым явно ничего не светило. И время стремительно убегало. До рассвета осталось около трех часов. Аккуратно слез с дерева, довёл информацию до казаков. С трудом смог успокоить Зарубина, который захотел хоть в одиночку штурмовать усадьбу. Пришлось аккуратно пробить ему в «солнышко», чтобы казак после удара отдышался, пришёл в себя и начал соображать, а не истерить.
Немного пошумев, двинулись дальше по кромке леса. За пределами посёлка горело много костров. Насколько смог рассмотреть с дерева, там располагался большой полевой лагерь, вернее всего ихэтуаней. Вот там и попробуем аккуратно пощупать их за вымя.
Ещё час наблюдения. Цель выбрана, подходы и путь отхода с грузом изучены, порядок действия каждого определён и выучен. Всё, что мог, за это время сделал, а теперь, богиня Фортуна, смотри на нас внимательно и не поворачивайся филейной частью. Оставив Зарубина и Гагаркина в прикрытии, вместе с Петром Ериловым поползли к китайцу, который в одиночестве расположился с края лагеря.
Добрались ползком до будущего «языка» на расстояние вытянутой руки. Пётр оказался даже очень хорошим «пластуном». Не соврал, что на охоту отец стал брать его с пяти лет. Своего первого волка взял в шесть. Медведя – в десять. А тут какой-то китаец, который спит, да ещё, как на заказ, на боку.
Рывок. Дозированный удар ребром ладони по сонной артерии. Кляп в рот. Пока я проделывал эти действия, Ерилов накинул двойную петлю веревки на предплечья «языка», стянул, обмотал несколько раз и завязал узел. Этап транспортировки продумали заранее. Связав ещё и ноги пленному, по очереди с Ериловым поволокли китайца к лесу. Достигнув первых деревьев, где нас страховали Зарубин и Гагаркин, подхватили «языка» под руки и потащили в глубину леса к выбранному для первого потрошения небольшому овражку.