Чжан Лао, один из главных предводителей боксёров, встал напротив генерала и сложил руки на груди, с вызовом уставившись в глаза Не Шичэна. Одетый во все красное – чалму, кофту, шаровары, пояс, туфли, Чжан в отблесках костра и слабом свете фонарей перед палаткой выглядел зловеще. Иероглифы и неведомые знаки, вышитые черными нитями на набедренниках и груди, придавали ему ещё и мистический вид. Из вооружения у главаря восставших за поясом был нож и две кривые короткие сабли в одних ножнах за спиной.
– Ты звал меня? – с вызовом произнёс Чжан.
– Да, Чжан Лао. Мне доложили, что ты объявил себя главным. Это так?
– А разве ты четыреста дней постился и молился, чтобы достичь просветления? Тебе удалось из «мутного» Хунь сделать «светлый» Цинь? Это ты недоступен наваждению злых духов, болезням, несчастиям, голоду и смерти? Это тебе не страшно заморское огнестрельное оружие, в котором я не нуждаюсь, так как верю только в силу своей сабли, ножа и китайского копья? Разве ты веришь в справедливость и всемогущество Неба, Тен, и великого небожителя, бога войны Гуань-лао-е, которые всегда спасали срединный народ от злых подземных духов, а теперь спасут от земных белых дьяволов? Так кто тогда здесь главный?!
– Ты действительно веришь в эту чушь? – На лице генерала появилось выражение неподдельного удивления.
– Ты слишком много общался с чужеземцами и почти потерял свою веру и родину. Но я могу попросить Небо и Гуань-лао-е простить тебя, если ты примешь тайное учение Кулака, Правды и Согласия, а завтра твои солдаты под моим руководством уничтожат всех «заморских дьяволов» в Тяньцзине, – с пафосом произнёс предводитель боксёров.
– Твоя наглость, Чжан, не имеет границ. Сейчас твои люди сдадут всё огнестрельное оружие, которое я передал им из арсенала. Хватит вам кулака и копья, всё равно стрелять ихэтуани твои не умеют. Палят либо вверх, либо по моим солдатам, но никак не в чужеземцев. А завтра твои бойцы, Чжан, пойдут на приступ вокзала и захватят его, показывая смелость и отвагу. Пока я видел не воинов, а бандитов, у которых храбрости хватает только, чтобы грабить да убивать безоружных и детей. Если ты откажешься, то я казню тебя за подстрекательство к бунту и за то, что твоя банда сожгла половину Тяньцзиня. Ты всё понял?! – генерал спокойно смотрел в глаза главе отряда восставших.
Возмущённый Чжан только потянулся руками к эфесам сабель, как его голова отделилась от тела и упала на землю. Тело, фонтанируя кровью, постояло несколько секунд, а потом рухнуло. Удара генерала никто не успел рассмотреть. Раздались хрипы, стоны. Телохранители и солдаты генерала быстро расправлялись с ихэтуанями, которые сопровождали на встречу своего предводителя.
Не Шичэн резко взмахнул клинком, стряхивая с него кровь, после чего вложил саблю в ножны.
– Дин Ксу, приведи ко мне кого-нибудь из главарей этих бандитов, который не совсем сошел с ума от всяких ихэтуаньских бредней и с которым можно решить вопрос о завтрашнем наступлении на вокзал, – спокойно произнёс генерал, на лице которого застыли капли чужой крови.
– Слушаюсь, мой господин, – офицер упал на одно колено и ударил кулаком в грудь. Поднявшись на ноги, махнул головой солдатам, которые подхватили тело Чжана и его голову и понесли в сторону. Туда же стали оттаскивать тела остальных убитых боксёров.
В этот момент раздался стук копыт, и в освещенный круг перед палаткой на взмыленном коне подлетел китайский всадник. Осадив коня на приличном от палатки расстоянии, всадник соскользнул с седла и, не добежав пяти шагов до Не Шичэна, упал на колени и поднял над головой деревянный футляр для перевозки писем.
– Великий господин! Послание из Таку, – кланяясь, но продолжая держать руки вверх, произнёс воин.
Генерал мотнул головой, и один из телохранителей, взяв футляр, передал его своему командующему. Не Шичэн взломал сургучные печати, выдернул крышку футляра и достал листок бумаги. Подойдя ближе к фонарю, прочёл текст. Задумался на несколько мгновений и отдал приказ одному из адъютантов:
– Через полчаса всех командиров батальонов и эскадронов, находящихся в лагере, ко мне на совещание, а пока принесите воды для умывания.
«Завтра, а точнее, уже сегодня утром большой отряд союзных войск выходит на пяти поездах в сторону Тяньцзиня, – думал генерал, умываясь. – Точное количество неизвестно, но более трех тысяч человек с пушками и пулемётами. Вот и посмотрим, как огнестрельное оружие не берёт ихэтуаней, да и чужеземцам кровь пустим… Обеим сторонам и побольше крови».
Глава 12. Тяньцзинь
Закончив допрос Ли и представителя восставших, которого Зарубин-младший после моей неудачной попытки захватить главаря бандитов не бросил, а притащил с собой, все полученные разведсведения я быстро свёл в отчет, который довёл до офицеров.
– Господин капитан, чувствуется рука генштабиста. Всё кратко, точно и высокоинформативно, – одобрительно произнёс Гембицкий и вдруг резко сменил тему: – Тимофей Васильевич, может, вы возьмете командование отрядом на себя?! У вас и опыта больше, и знаний. И капитан Росс к вам уважительно относится. Он сильно сожалел, когда узнал, что вы не вернулись вовремя из разведки. Думаю, он с минуты на минуту окажется здесь, узнав, что вы остались живы.
Посмотрев на офицеров, я увидел в их глазах согласие со словами капитана.
– Уважаемый Пётр Варфоломеевич, вас на этот пост назначил полковник Анисимов. Полковник Савицкий подтвердил это, назначив вас старшим начальником над всеми военными силами, собравшимися на станции. Не мне, капитану, отменять их решения и приказы. Готов оказывать вам всемерное содействие и делиться имеющимися знаниями. Побуду у вас как бы начальником штаба. Если вы не против.
– Сочту за честь, – произнёс Гембицкий, а остальные офицеры одобрительно загудели.
Сделав ещё две копии доклада, отправили трех казаков с донесением в крепость Таку. Кто-то да дойдет. Тем более, когда шли на разведку, до моста какого-либо противника не встретили, так что шансы были большими. Основным содержанием было то, что войска генерала Не под Тяньцзинем значительно усилили бойцы, бежавшие из Таку, а также подразделения, прибывшие из крепости Бэйтан и городов Ханку и Лутая, где стояли гарнизоны китайских солдат. По предварительным данным, против союзников могли выступить около десяти тысяч регулярной пехоты, двух тысяч конницы. Если учесть Восточный арсенал Тяньцзиня, то еще почти шестьдесят пушек и примерно двадцать тысяч ихэтуаней. Силы значительные и превышающие союзников по различным показателям в пять-десять раз.
После отправки донесения казаки Смоленского вновь разъездами по пять человек отправились в разные стороны. Появиться враг мог с любой стороны, и надо было быть к этому готовым. Совместно с капитанами Россом, Гембицким и штабс-капитаном Врублевским, командиром роты девятого полка, оставленного для усиления обороны станции, мы обошли позиции. Наметили мероприятия по их укреплению и усилению. До захода солнца этим и занимались. Вернувшиеся разъезды казаков сообщили, что противника в радиусе десяти вёрст не наблюдается. Ходили даже на другой берег Пэйхо, но и там несколько деревень были пустыми, без жителей.
Наконец жара спала. Стали готовиться к ужину и ко сну. Поев с солдатами из общего котла и разбив между офицерами дежурство на ночь, несмотря на засилье москитов, комаров и мух из-за близости реки, отправился в царство Морфея. Подняли меня в четыре утра, когда на востоке уж начал алеть небосвод. Обошел с проверкой посты. Всё было спокойно. Часовые бдели. Близость неприятеля заставляла по-другому относиться к своим обязанностям. В шесть утра общий подъем. Начался новый день. Интересно было бы знать, что он нам готовит.
После завтрака вновь отправили разъезды казаков по округе. Чтобы не скучать, выехал с одним из них. С учетом последних событий сформировал его с разрешения Смоленского сам. Старшим из казаков стал Зарубин Михаил. Плюс Фёдор Злобин с пулемётом и вторым номером, ещё один чубатый казачина и я. Направились мы вдоль железнодорожного пути.
– Ваше высокоблагородие, китайцы, – крикнул подскакавший Зарубин, отправленный до этого на край рощи, через которую проходила железная дорога, на разведку.
– Много, Михаил?
– Виноват, не рассмотрел. Как увидел их, сразу назад, чтобы не заметили.
– Тогда давай сходим и посмотрим, что там за китайцы.
Через пару минут я лежал за чахлым кустарником среди невысоких деревьев на обрезе рощи и через бинокль рассматривал копошившихся на путях китайских солдат. Именно солдат, а не ихэтуаней. Судя по всему, ребята занимались минированием путей несколькими фугасами. Китайцы всегда были хорошими мастерами-пиротехниками, недаром им приписывают изобретение пороха.
Фугасы, рассмотренные мною при максимальном приближении бинокля, представляли собой простые деревянные ящики. Вернее всего, начинка у них порох, а запал – жестяные тёрки внутри. Примитивная мина-фугас, которую используют во многих странах. Процесс минирования и применения прост. Ящики зарываются в землю, слегка прикрываются крышками и присыпаются землей. При нажиме на крышку, терки приходят в действие и вызывают взрыв.
Я продолжал изучать действия китайских солдат у полотна в версте от меня, а также суету, происходящую верстах в трех у моста, который мы недавно восстановили.
– Чего это они, ваше высокоблагородие? – поинтересовался у меня тихо подползший Зарубин.
После нашего совместного побега из плена Михаил пытался всеми правдами и неправдами оказаться рядом со мной. Он заявил мне вчера вечером: «Вся семья Зарубиных в неоплатном долгу перед вами, ваше высокоблагородие. Дозвольте с вами рядом быть! И я, и брат жизнью вам обязаны! Ежели что, собой прикроем, когда снова волку в пасть сунетесь, если больше никак, а иначе хоть домой не возвертайся, коли вы голову сложите, а нас костлявая минует!»
– Фугасы под полотно закладывают и мост, вернее всего, минируют, – тихо ответил я казаку. – Пойдёт поезд по этому пути, наедет платформа с солдатиками, которая теперь впереди паровоза идёт, последует взрыв, и, судя по количеству фугасов и их размеру, полетят душеньки воинов с платформы прямиком в рай. Починят путь. Двинется паровоз дальше – и вместе