с мостом в реку, а за ним и вагоны посыплются. И опять солдаты погибнут. Такая вот, Михаил, интересная война теперь будет. Заканчивается время, когда с шашкой наголо в атаку шли да грудь на грудь, клинок на клинок бились.
– Страшные вещи вы, ваше высокоблагородие, рассказываете. Что делать-то будем?
– Потихоньку вернёмся назад на станцию и доложимся высшему командованию. Когда наши поезда не сегодня, так завтра на Тяньцзинь с войсками пойдут, снимем фугасы, разминируем мост. А сейчас надо своих предупредить об этой опасности.
– А может, Фёдор из пулемёта шарахнет по ним? Вы говорили, что до версты попасть из «мадсена» можно. Они вона как кучкуются. Опосля и до станции можно. Руки чешутся, ваше высокоблагородие.
– Урядник, а ты направо посмотри, только сильно не шевелись.
Через пару секунд раздался приглушённый удивлённый свист и тихий мат, которым старший Зарубин высказывал своё мнение об увиденном.
– Извините, не сдержался, ваше высокоблагородие, – закончил свой монолог урядник.
– Правильно мыслишь, Михаил. Эта сотня циньских всадников не даст нам добраться до станции, если мы обнаружим себя. Поэтому всё, что нам надо, мы увидели. Теперь на цыпочках возвращаемся обратно к своим.
На станцию успели вернуться вовремя, как и все остальные казачьи разъезды. Только успели сложить один к одному результаты разведки, как с северо-запада, вдоль дороги и от реки в сторону наших оборонительных позиций в зоне видимости выдвинулись три большие группы противника.
– Что будем делать, Тимофей Васильевич? – нервно покусывая ус, спросил капитан Гембицкий, оторвавшись от бинокля. – Их около двух тысяч пехоты и пара сотен конницы.
– Будем выполнять свой долг, господин капитан, – ответил я, продолжая рассматривать противника через удачно приобретённый в столице шестикратный Zeiss. – Как я вижу, опасность для нас представляет конница – это регуляры. И, вернее всего, их готовил полковник Воронов. Остальные – сборище ихэтуаней. Огнестрельного оружия у них не много. Так что отобьемся, господа.
Я повернулся к офицерам, которые собрались для постановки боевой задачи.
– Вы правы, Тимофей Васильевич. Во время нашей предыдущей осады больше всего нам досаждали всадники. И надо отметить, что с седла стреляют они метко, проносясь мимо наших позиций. Теперь понятно, откуда у них такая сноровка. Выучили на свою голову… – Пётр Варфоломеевич досадно покачал головой. – Господа офицеры, слушай боевой приказ.
Все офицеры, и даже капитан Росс, присутствующий на этом совещании, приняли стойку смирно. Гембицкий быстро и толково обрисовал положение, определил задачи каждому подразделению, произвёл моральную накачку, типа «враг будет разбит, победа будет за нами», и отпустил офицеров. Понаблюдав ещё за приближающимся противником, я вместе с капитаном двинулся на обход позиций. Хотел сначала с казаками сорваться, но счёл это неудобным, так как обещал быть у Петра Варфоломеича за начальника штаба, а сам с утра в разъезд отправился, хоть и отпросившись у капитана, да и сейчас с удовольствием бы с сотником Смоленским ушёл.
Задумали мы с ним одну пакость для циньских конных сотен. Если получится провернуть вентерь-подводку под пулемёты, то можно будет хорошо проредить всадников противника, а то и совсем их разбить. Соотношение двух сотен китайских наездников против полусотни казаков, конечно, не в нашу пользу, но два пулемёта Мадсена со скорострельностью четыреста пятьдесят выстрелов в минуту и по триста патронов на каждого могут перетянуть успех в схватке на сторону забайкальцев. Федя Злобин и Коля Рьянов показали себя прирожденными пулемётчиками. И, как ни хотелось мне посмотреть, что получится у казаков, пришлось остаться в расположении десанта и обходить вместе с Гембицким позиции обороняющихся, уточняя, если оно требовалось, их задачи.
Со стороны китайцев раздались первые выстрелы и полетели первые пули. В ответ шрапнелью ударили пушка французов и одна пушка американцев, которые изначально были у отряда, отправленного полковником Анисимовым для обороны станции.
«Жалко, что морпехи потеряли свои две пушки, – подумал я. – А то бы залп был куда солиднее и эффективнее. Глядишь, ихэтуани и разбежались бы от испуга. Вон, застыл на месте отряд бандитов, куда шрапнель прилетела. Но как рассказывал капитан Росс, ихэтуани в лесу насели так, что орудия пришлось бросить. Хорошо хоть, из морпехов трёх человек всего потеряли, включая захваченных в плен и казнённых, да раненых было семь человек. Всех их в Таку отправили вместе с Савицким».
Пока раздумывал, один за другим раздались залпы стрелков третьей роты. Даже невооружённым глазом было видно большое количество падающих в толпе бандитов. После пятого залпа те восставшие, которые наступали на позиции третьей роты со стороны реки, остановились и побежали назад.
В этот момент китайская конница навалилась на оборону роты штабс-капитана Врублевского и американских морпехов. Человек двадцать показали неплохие навыки стрельбы на ходу, проносясь мимо позиций, но основная масса всадников, подлетев к зданиям, баррикадам и окопам метров на сто, остановилась, дружно выстрелила, причём довольно метко, и, развернув коней, попыталась быстро удалиться в сторону. Но не тут-то было. Слитно прозвучал залп русских стрелков, морпехи также ответили дружно, а потом из-за зданий с криками и свистом выскочила казачья полусотня с шашками наголо и понеслась за китайскими всадниками.
Те сначала опешили от такой наглости, но потом, повинуясь командам своих офицеров, начали дружно разворачиваться в сторону казаков. Станичники, изобразив испуг, дружно развернули коней и кинулись наутёк. Воодушевленные циньские всадники с визгами и криками кинулись в погоню, наплевав на позиции стрелков и морпехов. Пара минут, и они все скрылись за ближайшим холмом, за которым была низина, а дальше небольшой высоты – вытянутый шагов на сто – холм с очень крутыми склонами. На верхушке холма по нашей задумке с сотником располагались два расчета ручных пулемётов.
«Чтобы ни одна пуля мимо врага не пролетела, – мысленно пожелал я удачи казакам. – А вас, станичники, они пусть минуют».
Всадники умчались, а на смену им выступила толпа восставших, с какими-то завываниями бросившихся бегом в атаку. Чтобы остановить их пыл, хватило двух залпов орудий, которые успели развернуть, и слаженной стрельбы ротных стрелков и морпехов. Ихэтуани, видя, как много из них, залившись кровью, падают на землю, сначала остановились, а потом, развернувшись, побежали назад.
К этому моменту закончилась стрельба, доносившаяся оттуда, куда умчалась конница. Что там случилось, было пока не ясно, но уже можно было с уверенностью сказать, что первый приступ или штурм отбит с большими потерями для противника. Остается выяснить, какие потери у нас и что случилось у казаков. Капитан Гембицкий начал отдавать распоряжения о предоставлении докладов по потерям и наличию боеприпасов, когда раздался звук гудка паровоза, а потом грохнул выстрел. Раздался продолжительный свист снаряда, и среди стремительно отступающих ихэтуаней расцвёл султан разрыва фугасного заряда.
«Вот и главные силы подоспели, кажется, или подмога, – подумал я. – Недолго мы в одиночестве пробыли. Это, конечно, хорошо, только как мне перед генералом Стеселем предстать? Севастьяныч вместе с моим багажом убыл с подполковником Савицким, и форма моя выглядит просто ужасно. Как мог, почистил, заштопал разрез на левом рукаве. Ладно, у казаков фуражка нашлась, а Смоленский поделился офицерской кокардой, а то бы в бандане пришлось идти. И чего за мысли в голову лезут?! Вероятно, отходняк пошёл. Всё-таки соотношение сил было серьёзно не в нашу пользу. А отделались легко. И дальше бы так же!»
Как и ожидалось мною, на первом составе прибыл штабс-капитан Санников.
– Тимофей Васильевич, вы живы?! Радость-то какая! – приветствовал меня военный инженер, когда я вместе с капитаном Гембицким прибыл на перрон. – А то мы сильно переживали, когда полковник Савицкий сообщил офицерскому собранию дивизии, что вы не вернулись из разведки. Анатолий Михайлович сильно гневался на ваш безрассудный поступок. Так что готовьтесь к неприятному разговору, но главное, что вы живы!
Неподдельная радость Санникова и других офицеров дивизии стала светлым бонусом перед получением хорошего фитиля от генерала Стесселя по окончании краткого совещания на вокзальной платформе. После много говорящей мне в отличие от других офицеров фразы: «Господа, все свободны, а вас, капитан Аленин-Зейский, попрошу остаться», узнал много о своих умственных способностях, о недозволительном и легкомысленном поведении офицера Генерального штаба, спасителя и близкого знакомого, можно сказать друга цесаревича, о выговоре, полученном генералом от адмирала Алексеева. Закончилось всё тем, что до прибытия в Тяньцзинь был временно назначен на должность адъютанта при командире дивизии. И был послан привести свой внешний вид в соответствие с новой должностью. Как следствие, отправиться вместе с Санниковым на разминирование пути и моста не удалось. Попытался заикнуться об этом, но взгляда Анатолия Михайловича оказалось достаточно, чтобы не настаивать на своём. Хорошо, что за форму и внешний вид сильного выговора не получил. Кстати, надо найти Севастьяныча и переодеться.
Судя по всему, моим боевым действиям на данном театре пришёл конец, придётся становиться добропорядочным, услужливым штабным офицером. Хорошо, что ненадолго. Максимум на неделю, а у генерал-губернатора Гродекова, надеюсь, удастся выпросить какую-нибудь живую должность. Ну не паркетный я офицер. О карьерной лестнице думаю, но пока хотелось бы повоевать без большого начальства над душой, в которой я как был, так и остался в большей степени «группёром», то есть командиром группы специального назначения. Вот это моё!
Когда искал Севастьяныча, повстречался с сотником Смоленским, следовавшим на доклад к генералу Стесселю. Вентерь-подводка под пулемёты циньских всадников удался в полной мере. Изображая паническое бегство от конницы противника, казаки разделились на два отряда, обтекая холм, на котором были оборудованы позиции для двух ручных пулемётов. Китайцы также разделились на две группы преследования, обходя холм, и тут им во фланги ударили «мадсены» практически в упор. И если в моём мире «кинжальный» огонь для пулемета начинался с трёхсот метров, то в этом случае не было и пятидесяти.