Полностью поддержал мнение Аркадия Семёновича о том, что дочь должна учиться в Петербургском женском медицинском институте, а не, как она хочет, на естественном факультете в университете Галле в Берне. Деликатно поделился информацией о том, что Берн – рассадник русских революционеров, и девушке, склонной к некоторым крайностям, там делать нечего. Не могу сказать, что во мне вспыхнула мгновенная любовь к дочери Беневского, но то, что я не хотел, чтобы она повторила судьбу в моём мире, это я решил твёрдо.
Как уже успел выяснить, ротмистр Савельев Владимир Александрович оставался самым старшим и «страшным» жандармом Приамурья. Так что завтра обязательно его навещу и попрошу выяснить информацию по Савинкову. Проснувшаяся память напомнила, что за время действия боевой организации эсеров в результате террористических актов погибли брат Александра III, два министра, больше тридцати генерал-губернаторов, губернаторов и вице-губернаторов, около двадцати градоначальников, с десяток адмиралов и генералов, а также почти тридцать разоблачённых агентов полиции. За точность цифр сказать не могу, всё же времени прошло много, когда читал информацию в Интернете. Да и не всему можно было верить во всемирной паутине, но такие цифры всплыли в памяти. Не все погибли от рук эсеров, но большинство, точно!
Если же говорить о Машеньке, то здесь был ещё один фактор, который я стал учитывать в этом мире. Как-то так получалось, что те девушки, с которыми я был готов создать семью, терялись. Светлана-Анечка фон Дерфельден стала Червонной, хотя были обоюдные чувства. Мою «смелую птичку» и неродившегося ребёнка убили. Может быть, тот, кто перенёс меня, точнее моё сознание в этот мир, не хотел, чтобы я смог продолжить свой род?! Так что посмотрим, делать нам третью попытку или не стоит. Тем более, всё пока вилами по воде писано. Даже со своим опытом, я не мог сказать, понравился ли я младшей Беневской.
Приятный вечер закончился. Попрощавшись с семейством, напоследок написав для Ивана рекомендательное письмо к Сазонову, так как тот решил в обязательном порядке посетить мой «колхоз», чтобы посмотреть на неправильных крестьян, готовых отказаться от коров, отправился в гостиницу. Так как идти было недалеко, рикшу решил не брать. Шёл по улице и вдыхал влажный воздух. Ветер прохладой веял с моря. Наслаждаясь душевным покоем, вспоминая с улыбкой наш дуэт с Машенькой, вдруг услышал слева от себя вопрос, произнесённый знакомым глубоким грудным голосом, от которого дыбом поднялись все волосы на теле:
– Тимофей Васильевич, вы ли это?
Я резко повернулся на голос и, узнавая спросившую, сидевшую в коляске рикши вместе с представительным мужчиной, неверяще произнёс: «Марфа?!»
Глава 16. Пенициллин
– Скорее Мария Петровна, – ответила женщина, в которой с большим трудом можно было узнать станичную знахарку.
– Прошу прощения, Мария Петровна, но встреча оказалась настолько неожиданной, что по привычке вспомнилось ваше станичное имя, – извинился я, не отрывая взгляда от женщины, которая за то время, что мы не виделись, не постарела, а, казалось, помолодела.
Модное платье, перчатки, шляпка, в руках сложенный зонтик от солнца и небольшая сумочка. Точеная фигура, ухоженные волнистые волосы цвета вороного крыла и те же иссиня-черные глаза, прожигающие душу. Двадцать пять, максимум тридцать лет. Больше не дашь!
– А я пытался найти вас, Мария Петровна, когда узнал, что вы уехали из станицы. Но не задалось, – пробормотал я, смущённый пронзительным взглядом женщины, которая так была похожа на мою первую жену в том мире и единственная знала о переносе моего сознания из будущего.
– Искали как Соколову? – спросила Марфа. Дождавшись моего кивка, весело продолжила: – А я уже давно Бутягина. Позвольте представить вам моего супруга – титулярного советника Павла Васильевича Бутягина. Он заведует бактериологической лабораторией и станцией по выпуску противодифтерийной сыворотки при Томском университете.
– Приятно познакомиться, – я кивнул головой. – Генерального штаба капитан Аленин-Зейский Тимофей Васильевич. В прошлом неоднократно был пациентом у вашей супруги.
Представительный, лет тридцати пяти мужчина с запорожскими усами, с орденом Станислава третьей степени на сюртуке, несколько ревниво смотревший на наш диалог, после моих слов расслабился и вежливо ответил:
– Мне также приятно познакомиться со старым знакомым моей супруги.
– Каким образом оказались здесь, Тимофей Васильевич? – поинтересовалась за этот вечер ещё одна Мария.
– Сегодня прибыл во Владивосток для дальнейшей службы. Правда, в качестве кого – сказать не могу. Завтра помощник генерал-губернатора Беневский должен будет определить, а может быть, отправит меня в Хабаровск к губернатору. Признаться, для меня это был бы лучший вариант, так как с Николаем Ивановичем нас связывают добрые отношения.
Марфа переглянулась с мужем, после чего решительно произнесла:
– Тимофей Васильевич, нам сегодня надо с вами поговорить по серьёзному вопросу. Как вы смотрите на общий ужин?
– С большим удовольствием. Только сразу предупрежу, что иду с обеда у генерала Беневского, а его супруга очень хлебосольная хозяйка, поэтому сыт сверх меры. Надеюсь, нашему общению это не помешает.
Супруги вновь переглянулись и чуть ли не хором заверили, что это не проблема. После того как выяснилось, что мы остановились в одной гостинице, ужин был назначен через час в ресторане при ней. Рикши потащили коляску, а я неспешно последовал за ней, думая над тем, что же это за серьёзный вопрос готовятся обсудить со мной супруги Бутягины.
Через час, спустившись в ресторан, за одним из столиков я увидел Марию, находившуюся в одиночестве.
– А где супруг? – поинтересовался я, присев за стол с разрешения знахарки.
– Я попросила подойти его чуть позже, чтобы наедине обсудить один вопрос, – несколько напряжённо произнесла Мария, после чего из сумочки достала небольшой аптекарский пузырёк, наполовину заполненный светлым порошком, поставила его на стол и произнесла. – Для начала вот!
– Это то, о чём я подумал?!
– Этот порошок получен из грибка рода Penicillium. Судя по полученным результатам в лечении больных – это пенициллин, о котором ты рассказывал. Прежде чем я и мой муж обратимся к тебе с просьбой, ты должен кое-что узнать. Павел об этом знает, но мне не хотелось об этом говорить при нём.
– Мария, ты хоть понимаешь, что такое пенициллин?! – перебил я знахарку. – Если это он, то тебе и твоему мужу, если он помогал в его получении, памятник из золота отливать надо!
– Тимофей, подожди со своими восторгами. Сначала выслушай меня, – тон женщины стал жёстким, а её гипнотизирующий взгляд упёрся в меня. – Помнишь, ты интересовался моим происхождением?
Я кивнул головой.
– Так вот, на самом деле меня зовут Елизавета Николаевна Оловенкова. Наш род известен с первой половины семнадцатого века в Орловской губернии. Я родилась в августе одна тысяча восемьсот пятьдесят седьмого года.
«Почти сорок три года, а по внешности и не скажешь», – подумал я, ошарашенный полученной информацией.
В этот момент нас прервал официант, который, получив заказ, буквально испарился, а Мария продолжила свой рассказ.
– Я и две мои старшие сестры закончили женскую гимназию в Орле, потом поступили друг за другом на фельдшерские курсы в Санкт-Петербурге. В семьдесят восьмом году все трое вступили в организацию «Земля и воля», а после её распада в «Народную волю». Принимали активное участие в подготовке покушения на императора Александра II. Меня арестовали в ночь с тринадцатого на четырнадцатое марта одна тысяча восемьсот восемьдесят первого года. Я имитировала психическое расстройство и Санкт-Петербургским окружным судом была признана невменяемой ввиду психического заболевания, после чего отправлена на лечение в Казанскую психиатрическую лечебницу. Из неё я сбежала в восемьдесят втором году с помощью друзей из организации, снабдивших меня документами и деньгами.
«Охренеть и не встать. Вот это история! Камо женского рода», – подумал я, со всё возрастающим интересом слушая знахарку.
– За границу бежать не захотела. Вместо этого отправилась в Сибирь, а потом на Амур. Хотела затеряться. В Сретенске в гостинице, дожидаясь парохода, одну ночь прожила в номере с женщиной. Из её рассказов поняла, что после эпидемии холеры она осталась одна как пёрст и едет в Благовещенск, чтобы начать новую жизнь, надеясь на нехватку женского пола. Утром она не проснулась, судя по синему цвету лица, её хватил удар. Я рискнула и поменялась с ней документами. А вскоре в станице Черняева появилась знахарка Марфа, или Мария Петровна Соколова. Бабушка по материнской линии была знахаркой и ведуньей. Нам, её внучкам, передались её способности, поэтому и на фельдшерские курсы все направились. Но этот дар имеет и последствия для психики. Не каждый может выдержать, когда заглядываешь за грань, – грустно произнесла Мария. – С семьей и революционерами я полностью порвала. Думала, что так и проживу в станице знахаркой, пока не появился ты. Именно твой рассказ о пенициллине заставил меня уехать. В станичных условиях я бы ничего не смогла сделать, да и знаний откровенно не хватало. Подалась в Томск, устроилась на курсы при университете, познакомилась с Павлом.
– Ты сказала, что супруг всё знает? – перебил я Марию.
– Только обо мне. Про тебя ему известно только то, о чем гудит Приморье.
– И как же он поверил в пенициллин?
Нас опять прервали. Подошедший с подносом официант стал накрывать на стол. Едва он удалился, знахарка продолжила:
– Тимофей, когда, прибыв в Томск, я начала изучать этот вопрос, сама не поверила, сколько есть информации и подсказок по этому вопросу. В начале семидесятых годов исследованием плесени одновременно занимались медики Алексей Герасимович Полотебнов и Вячеслав Авксентьевич Манассеин. Последний, изучив грибок Penicilliumglaucum, подробно описал основные, в частности бактериостатические свойства зелёной плесени. Полотебно