в, выяснив лечебное действие плесени на гнойные раны и язвы, рекомендовал использовать её для лечения кожных заболеваний. Его работа «Патологическое значение зелёной плесени» вышла в семьдесят третьем году. Но идея на тот момент не получила дальнейшего практического применения… – Мария замолчала, а потом продолжила: – Совсем недавно, в девяносто шестом году итальянский врач и микробиолог Бартомелео Гозио выделил из Penicillium микофеноловую кислоту – активную против возбудителя сибирской язвы. В девяносто седьмом году французский военный врач Эрнест Дюшен заметил, что арабские конюхи использовали плесень с сёдел, чтобы обработать раны на спинах лошадей. Работая с грибами рода Penicillium, Дюшен опробовал плесень на морских свинках и обнаружил её разрушающее действие на палочку брюшного тифа. Но и его работа не привлекла внимания научного сообщества.
– Интересно! Впервые слышу об этом. В моём мире пенициллин как антибиотик начали использовать во времена Второй мировой войны, кажется. Точно не помню. А у вас как дела обстоят?
В этот момент Мария посмотрела за моё плечо, и я замолчал. Через несколько секунд к столу подошёл Павел Васильевич.
– Вы уже всё обсудили? Мне можно присоединиться? – несколько ревниво спросил он.
– Конечно, дорогой. Тимофей Васильевич только что поинтересовался, как у нас обстоят дела с пенициллином, – с любовью во взоре произнесла Мария.
Бутягин сел за стол, и в течение нескольких минут я внимательно выслушивал, как, благодаря судьбе, он встретился с Марией восемь лет назад и она буквально «заразила» ещё студента идеей создания лекарства против множества болезней. После окончания университета с золотой медалью в девяносто третьем году он был оставлен работать в университете лаборантом под руководством профессора Судакова при кафедре гигиены. В том же году он и Мария поженились, а дальше семейный тандем приложил максимум усилий, чтобы при кафедре гигиены была создана бактериологическая лаборатория.
По рекомендации Судакова Павел Васильевич в девяносто шестом году был направлен в Институт экспериментальной медицины в Санкт-Петербург на четыре месяца для изучения методов изготовления противодифтерийной сыворотки и других прививочных средств. По возвращении в Томск, им при активной поддержке жены была создана специализированная станция по выпуску противодифтерийной сыворотки, заведующим которой, а по совместительству и бактериологической лаборатории он стал.
Всё это время они активно работали с штаммами бактерий грибков Penicillium за свой счёт, но используя оборудование станции и лаборатории. Два года назад им удалось извлечь пенициллин и даже опробовать его действие на нескольких больных, признанных неизлечимыми. Результаты впечатляли, коллеги по университету дружно аплодировали, но по направленным в столицу документам на получение привилегий на изобретённое лекарство вот уже год полное молчание. В настоящее время у супругов Бутягиных на руках было пенициллина где-то на двести инъекций.
– Какой помощи вы от меня хотите? – спросил я, когда Павел Васильевич закончил свой монолог.
– Значит, вы готовы нам помочь, несмотря на то что узнали обо мне? – спросила Мария, или Елизавета.
– Мария Петровна, я понимаю важность того, что вы создали. Поэтому ваши прегрешения молодости оставим на вашей совести. Единственно, посоветую в столицу и в те места, где вас смогут узнать, лучше не ездить.
Бутягин поморщился и с осуждением посмотрел на жену, как бы пытаясь телепатически передать, что не надо было мне рассказывать эту историю. Я же продолжил:
– С пенициллином помогу всем чем смогу. В первую очередь, деньгами. У меня сейчас есть на руках чуть больше пяти тысяч рублей, со счета смогу снять ещё столько же. В январе следующего года, думаю, сумма на счету от всех моих поступлений составит около сорока тысяч. Всё это я готов вложить в исследования и налаживание промышленного производства пенициллина. Двести инъекций – это невообразимо мало, нужны сотни тысяч, миллионы доз… – Я сделал паузу, а потом как в прорубь прыгнул: – Также готов воспользоваться своим определённым положением при дворе. У вас с собой копии документов, отправленных в Министерство внутренних дел на получение привилегий от изобретённого лекарства и описание положительных случаев его применения?
– Да, Тимофей Васильевич, всё это у нас с собой в трёх экземплярах. Из набранной за два года медицинской практики есть случаи излечения тяжелого сепсиса в ранах, крупозного воспаления легких, обычной пневмонии, сибирской язвы и половых инфекций. К сожалению, всех случаев всего двадцать два. Не каждый из знакомых мне врачей соглашался применить для лечения ещё никем не признанный препарат, – с каким-то сожалением произнёс Бутягин. – Поэтому помощь от вас мы в первую очередь видели в том, чтобы как-то устроить меня и Марию Петровну на службу в военный лазарет или госпиталь с разрешением применять при лечении пенициллин. Двенадцатого июня была объявлена мобилизация войск Приамурского военного округа. Как я думаю, боевые действия будут, соответственно, будут и раненые. В этих условиях мы могли бы собрать более богатую практику и статистику. Надеюсь, это позволит быстрее продвинуть лекарство к его массовому применению. А вот для создания пенициллина в большем количестве ваши деньги, конечно, пригодятся. К сожалению, моего жалованья и пожертвований меценатов недостаточно. Тем более содержание семьи, детей также требует денежных средств. Мои родители помогают, но и они не относятся к состоятельным людям. Живут на пенсию отца.
– У вас есть дети? – с некоторым изумлением обратился я к Марии. Её внешний вид как-то не позволял ассоциировать её с обликом матери.
– Две девочки-погодки, семи и шести лет, – довольно улыбнулась Бутягина. – Они сейчас у бабушки с дедушкой. Им там будет хорошо.
«Ох, ты, мать моя женщина, что же за люди здесь. Двое детей на руках, есть открытие мирового масштаба, положение в обществе, а они на войну собрались. Млять, и чего делать?! Логика в словах Павла Васильевича присутствует, но что будет, если с ними что-то случится».
– Я смотрю, хотите отговорить нас от этой затеи, Тимофей Васильевич, – голос знахарки был строгим, а взгляд пронзительный. – Признаюсь, мы долго думали, как поступить и решили с Пашей, что это будет самым быстрым и действенным вариантом. Муж взял отпуск на год. Детей устроили у родителей. Если с помощью этих двухсот инъекций мы спасём хотя бы несколько солдатских жизней – это будет нашей победой.
– А если за этот год вы организуете производство пенициллина и потом спасёте не десяток, а миллионы жизней?! А если с вами, не дай бог, что-то случится?! Война есть война! Там бывает, что и врачей убивают. Чуть больше недели назад при штурме Восточного арсенала в Тяньцзине погиб врач девятого Восточно-Сибирского стрелкового полка… – Я сделал паузу, глубоко вздохнув. – Давайте так! Я отправляю со своими пояснительными письмами ваши материалы по следующим адресам: цесаревичу Николаю, графу Воронцову-Дашкову и фон Рамбаху. Владимир Константинович сейчас лечащий врач великого князя Георгия Александровича. Думаю, три такие фигуры заставят государя быстро принять решение по лекарству. Про финансирование я уже сказал.
– Тимофей Васильевич, всё, что вы говорите, с одной стороны, представляет собой наиболее оптимальное решение большинства возникших у нас проблем, но с другой стороны, не решается одна, но самая главная – практическое подтверждение эффективности действия лекарства. Двадцать два случая и с разными заболеваниями – этого очень мало для принятия решения о промышленном производстве пенициллина. Необходима намного большая статистика. И работа в госпитале позволит ее быстро собрать, – твёрдо глядя мне в глаза, произнёс как припечатал Бутягин.
– И двести инъекций помогут это сделать? – хмыкнул я. – Ещё десять или пятнадцать излеченных не очень-то повысят показатели.
– Не волнуйтесь, Тимофей Васильевич, этот вопрос продуман. Сейчас мой помощник по лаборатории продолжает изготавливать пенициллин. Как раз удалось найти мецената. С помощью этих денег, думаю, получится изготовить около тысячи доз, а это уже не менее ста пациентов, – также твёрдо произнёс Павел Васильевич.
– Тимофей Васильевич, мы уже всё обсудили и решили. Просто нам необходимо разрешение использовать пенициллин при лечении раненых солдат. Это намного проще, чем индивидуально договариваться с врачами по каждому больному, – поддержала мужа бывшая знахарка. – А ваших пяти тысяч хватит на изготовление ещё большего количества пенициллина в ближайшее время. Думаю, для окончания испытаний этих денег окажется достаточным. Правда, я не знаю, когда мы их сможем вернуть, но вернём обязательно.
– Какие же вы упёртые, супруги Бутягины, – грустно усмехнулся я. – Договорились. Завтра или послезавтра выдвигаемся в Хабаровск. Там встречусь с генерал-губернатором Гродековым. Надеюсь, он поддержит ваш порыв и разрешит использовать пенициллин при оказании помощи раненым. Во всяком случае, приложу все усилия. А сейчас, Павел Васильевич, давайте сходим за документами к вам в номер, и я начну писать письма. Не буду терять время. Вы же вернётесь в ресторан и поужинаете с женой, а то заказ пропадёт. Завтра попробую получить от генерала Беневского разрешение на отправку документов фельдъегерской почтой и поездку в Хабаровск к губернатору. Всё же я в его ведение направлен для дальнейшего прохождения службы!
– Большое спасибо, Тимофей Васильевич, – чуть ли не хором произнесли супруги, один из которых шустро вскочил на ноги.
«Вам спасибо, что вы есть такие! – подумал я, поднимаясь из-за стола и следуя за Бутягиным. – А служить будете в Благовещенске, там во время осады много раненых было, но всё же поспокойней, чем в действующей армии. Или в Порт-Артур попытаться их направить, там сейчас много работы у врачей после событий в Таку и Тяньцзине. Наверняка уже кто-то с сепсисом есть. Да и дальше поток раненых будет большой. Только здесь на адмирала Алексеева выходить надо. Ладно, утро вечера мудренее. Сейчас надо подумать, что в письмах написать. А может, рискнуть и сразу императору письмо отправить?!..»