— Да мы до утра на улицу уже не пойдем, а утром тихою сапой город покинем. — Торгрим выразительно вскинул кружку. — За торжество правосудия, сержант!
— За него, — согласился Гилберт с немалым облегчением.
— За торжество, — примазался и Бинго, который хотя и имел насчет правосудия собственное неканоническое мнение, но против абстрактного торжества возражать отнюдь не собирался.
— Так что, сержант, не заберете этих сомнительных личностей? — неприязненно испросил из-за стойки хозяин.
— Ты сам подозрительный! — рыкнул на него сержант. — Чего такое в свои вина добавляешь, что уже три купца из твоих постояльцев жаловались на головную боль и непонятное полегчание кошелька после бурной ночи?
— Такие уж хорошие вина держу, что, начавши пить, мало кто удержится от продолжения.
— А настой йоруги, который сильнейшее сонное зелье, кто скупил у всех аптекарей?
— Ну, сплю я плохо, сержант, это что — преступление?
— У кого совесть чиста, тот всегда спит хорошо, — заметил Торгрим сурово, поглядел на Бинго и добавил сокрушенно: — Или кто гоблин.
— Я как раз скверно сплю, — пожаловался тот немедленно. — Странное снится, вскакиваю с таким облегчением, словно от звонка до звонка срок мотал на зоне с гзурабами. Хозяин, поделись сонным зельем!
— А я пойду, пожалуй. — Сержант в несколько мощных глотков допил сидр и поднялся. — Будьте здравы, на вина здешние не налегайте, а будете в наших краях еще — заходите, не стесняйтесь… ну, ты, по крайней мере, дварф. За всякую шушеру не скажу, а я всегда рад с правильным воином потолковать.
Он подобрал меч и покинул зал, а Торгрим воспользовался моментом и снова пнул Бинго в колено.
— Похоже, твое бурление и на меня переходит! В жизни не влипал так вот, на ровном месте, обыкновенно наблюдаю осторожное к себе равнодушие.
— Чуть колпак не прошляпил, поборник справедливости! Если б догнали те, которые графские — ты бы и с кольчугой охотно расстался?
— Да вот не хватало еще загреметь по твоей загребущести.
— Загребущесть к загремлению отношения не имеет! Если гремишь, то уж с самой верхотуры и донизу, и поступишься ли в этом полете малым — никак не облегчит твоей участи. И обидно же будет, если таки грюкнешься внизу, да еще и колпак проимеешь.
Сохраненный колпак Бинго недолго думая натянул на голову и вид заимел самый комичный, но смеяться над ним было решительно некому.
— Спать пора, — постановил Торгрим. — Хозяин, покажи нашу комнату.
— За мной следуйте… — Хозяин запалил от светильника свечу и двинулся к лестнице.
— А сонное зелье?
— В аккурат вышло. — Хозяин воровато покосился на винную бочку. — Хочешь винца глоточек? Оно благотворно действует.
— От выпивания никогда не отказывался.
— Поберегся бы. — Торгрим зябко передернул плечами. — Сам же слыхал, с него голова болит, и кошель… правда, кошеля у тебя нету, но вдруг и правда я, с тобою повозжавшись, начну все тобою заслуженные симптомы перехватывать?
— Раз откажешься — в другой раз могут и не предложить. Нацеди мне кружечку, плоскошапочный.
Номера в «Ресторацио» оказались обширными, люксовыми, с балдахинами и даже занавесями на окнах, чем Бинго не преминул сразу же воспользоваться, дабы расквитаться наконец с замучившими соплями, и даже Торгрим, пока готовил укоризненную речь, не сдержался и обтер голову бархатной портьерой. Кровать, правда, одна, зато такой ширины, что лошадей можно укладывать. Нашлась в закутке за дощатой загородкой и бочка с водой, в которой дварф с удовольствием ополоснул конечности. Выйдя же, застал гоблина деловито переливающим выпрошенное вино из кружки в кожаный бурдючок, который, как оказалось, в числе многого иного таскал на поясе.
— В дорогу запасаешься?
— Никогда не знаешь, где чего пригодится. — Бинго слизнул каплю и поморщился. — Фу, кислятина. Никогда не понимал, чего в этих винах находят.
— А зачем же позарился?
— Ну, ты ж слышал, зарился я не на вино, а на сонное зелье. А потом уже было неловко отказываться.
— Уж не по мою ли душу сонным зельем запасаешься?
— Вообще не думал, но идея хорошая. Желаешь опробовать?
— Спасибо, и так без задних ног дрыхну. И чтоб ты знал, у нас, дварфов, расовый бонус супротив всяких микстур, настоек да ядов — так что не расслабляйся, даже если подсунуть исхитришься.
— Тебя послушать, у вас ото всего бонус, то-то вас с поверхности уже тыщу лет как повышибли! Сидите небось в своей стылой подземле, бонусы пересчитываете. Побудь мне верным оруженосцем, помоги пряжки расстегнуть! Мочи нету более в панцире париться, блохи скоро до костей догрызутся.
Дварф оскорбленно заворчал, но с пряжками покладисто помог. Хоть пальцы его и напоминали кузнечные клещи, а обращаться со всякого рода запорами он умел с детства. Из раскрывшегося панциря пахнуло столь могуче, что Торгримовы глаза заслезились и даже ставни на окне дрогнули, а Бинго с радостным воплем содрал остонадоевшее облачение и победно швырнул в угол.
— Счастье-то! — завыл гоблин, приплясывая по комнате и свирепо скребясь обеими пятернями повсюду, докуда руки дотягивались. — Как есть смысел жизни, надо будет тому мудрецу присоветовать!
— Иные, а вернее сказать — все, кроме тебя, до этого смысла каждый вечер добираются, — расхолодил дварф.
— И тут обставили, хитрозадые, — не очень-то огорчился гоблин, приступил к массивному шкапу и принялся о него тереться спиною, причем, судя по треску, полетела щепа — не понять только, от шкапа или от гоблина.
— Там воды целая бочка, — счел должным сообщить Торгрим, тоже избавляясь от своего кольчужного рубища.
— Не, спасибо, я сидром надулся.
— Тебе, смотрю я, неведома радость хорошего омовения.
— Да уж, радости — они не про нас. Почесался, и то хорошо, а полезешь в бочку — либо вода закипит, либо дно вывалится… Это ж я, а не дварф подземный, это мои забурления, а не бонус от микстуры.
Торгрим кротко вздохнул и проверил забурления на мощь — сгреб Бингхама за отворот промокшей насквозь безрукавки, протащил в закуток к бочке и, приподнявши гоблина, с силою всадил его задом в разверзтый бочечный зев. Бинго заверещал, вода хлынула из-под его туши, руками гоблин уцепился, за что пришлось, да и застрял в бочке затычкой, всаженный в нее так, что только голова с плечами да дрыгающиеся конечности остались на свободе.
— Ну вот видишь, — с удовлетворением заметил дварф, — пред старым добрым напором любые забурления отступят в страхе. Скажи ведь, освежает!
Бинго, убедившись, что верещание пользы не приносит, его прекратил и прислушался к своим ощущениям.
— Да, освежает, не отнять. А теперь отойди-ка в сторонку.
— Понравилось? Вынимать не надо?
— Отойди, говорю… щаз бабахнет!
Торгрим распознал в гоблинском голосе неподдельную панику и отскочил за косяк, а Бинго напыжился, перекосившись от натуги, и разразился в глубь бочки глухой трескучей трелью. И бочка не выдержала — со звенящим рикошетом полетели заклепки ободов, отстрелились доски, составлявшие ее стенки, поток освобожденной воды залил пол каморки и диким селем устремился в номер, чуть не смыв по пути остолбеневшего дварфа. Бинго с мокрым шлепом обрушился на пол и, намочив в водной среде ладони, с удовольствием ими обтер лицо.
— Напор, напор, — передразнил он Торгрима язвительно. — Вот и весь твой напор. Забурления — вот она, сила![9]
— Щаз хозяин прибежит, ругаться будет, — слабо пожаловался дварф, зачарованно наблюдая за торжеством забурлений, разливающимся по комнате. — Не судьба нам, похоже, в этом городе без проблем обойтись.
— Вот тут-то и пригодятся хорошие знакомства!
— Ты молчи, чудовище, не смей приплетать имена честных людей для покрытия своего бесчинства!
— Не своего, а твоего. Это ж ты меня ввинтил в опасную конструкцию! Знаешь девиз водных магов, славных разрушительной мощью? «Просто добавь воды!»
Хозяин не заставил себя долго ждать — в дверь забарабанил с силой, от хлипкого хуманса неожиданной. Торгрим даже успел с неудовольствием предположить, что для этих целей существо в берете вытащило из запасника своего штатного вышибалу, и сейчас придется грубить самому, чтобы не быть обиженным. Главное — не допускать до общения гоблина, тот же с перепугу таких дров наломает! Но за дверью оказался знакомый хмырь в берете, разве что перекошенный поболе прежнего и слегка размокший.
— Ты! Вы! — От возмущения хозяин позабыл все длинные слова и начал подпрыгивать на месте, то ли стараясь подняться над устремившейся ему под ноги водой, то ли желая воспарить под потолок и обрушиться вниз, на нарушителей, гневным ангелом возмездия.
— Безобразие! — услужливо подсказал Бинго, чья любопытная физиономия как раз появилась из ванной коморки.
— Да! Оно!
— Конечно, оно! Заведение вроде приличное, а меблировка для эльфов. Надо еще ночной горшок опробовать! Вы извините меня, джентльмены?
— Это вот чего было? — насторожился Торгрим.
— Это по-эльфийски. Значит «отцепись, чучело». — Бинго пинком выгнал из-под кровати блестящий горшок с лихо изогнутой ручкой. — М-да, измещение невелико, ну точно для эльфов готовили. Куда заманил, борода?
— Вон отсюда! — обрел наконец дар речи хозяин.
— Как это — вон? — опешил Торгрим. — Деньги ж взял за постой!
— Денег я с тебя взял за ужин и ночлег, а не за потоп!
— Да брось, хозяин, вода же, не гномский огонь. Считай, полы помыли забесплатно.
— Чего это забесплатно? — возмутился Бинго. — За свои деньги еще и поломойками вкалывать? Мое резюме это не украсит!
— Чего опять сказал?
— Стыдно будет детям признаться. Я, когда очень печалюсь, на чистый эльфийский перехожу, даром что его не знаю! По чести, никто его не знает, просто эти эльфы завсегда такие томные да грустные, что у них постоянно так получается.
— Вон отсюда, я сказал! — напомнил о себе подмоченный берет, не оставляя попыток воспарить над полом. — Под вами в королевских апартаментах торговец пряностями, личность уважаемая и щедрая, так-то я ему отплачу за оказанное доверие — дождем на голову?! А ежели вас тут оставить, вдобавок к дождику вы на него еще и потолок обрушите!