{161}. При нем же находился, с правой рукой на перевязи, комендант штаба корпуса и командир комендантской роты, капитан… Мунтянов спросил, кто из нас старший, таковым был поручик Поднедовский. К нашему изумлению, полковник Мунтянов сообщил нам, что капитан с многоточием только что повредил руку перочинным ножом и не может вести роту. Таковую должен принять поручик Поднедовский, а первый взвод (около 80 человек) — я, а 2-й (около 60 человек) примет прикомандированный к роте прапорщик пехоты. Из всех офицеров штаба с ротой вызвался идти стрелком доктор медицины, латыш. Тут же он разложил карту и объяснил обстановку. От Волчанска через мост у Старого Салтова конница красных форсирует реку Северный Донец и движется на Харьков.
Наша рота на извозчиках должна выдвинуться навстречу противнику. Занять стрелковую позицию, войдя с ним в соприкосновение, и сдерживать его во что бы то ни стало, дабы дать возможность эвакуировать штаб корпуса.
Конных и пулеметов при роте нет. Состоит она из 140 солдат и унтер-офицеров, недавно прибывших с Салоникского фронта из Греции. Это остатки полков особой бригады. Тотчас же он пришел с нами в помещение роты. При выходе из штаба ко мне подошел находящийся в отпуску прапорщик Архипов, генерала Маркова батареи, и спросил об обстановке. Я кратко объяснил, что происходит, и он решил ехать с нами.
Рота уже была построена в казармах. Перед зданием стояло около 50 извозчичьих пролеток во главе со знаменитым лихачом Ананьичем, в шикарную пролетку его был запряжен известный в Харькове жеребец-рысак. Мунтянов сказал краткие слова роте и приказал нам двигаться. Поднедовский был совершенно растерян, поддавшись минутному движению сердца, этот сорокалетний юрист и прапорщик запаса артиллерии мирного времени и штабной адъютант оказался командиром некоторой роты с очень рискованным заданием. Взводными были я со стажем орудийного начальника и юный прапорщик пехоты, видно мало бывавший в строю и крайне инертный и скромный. В помощь нам прапорщик артиллерии и доктор медицины.
Солдаты — крупные подтянутые люди, прекрасно одетые и в шлемах — начали садиться по три в пролетки. Поднедовский подошел ко мне и сказал: «Что мы будем делать… Я совсем не умею командовать пехотой. Кроме того, недавно отправленные на фронт части салоникийцев перешли к красным».
На это я ответил, что теперь уже делать нечего и что прапорщик пехоты нам поможет. Пока же я поеду на разведку версты на две, дабы дать время роте принять боевой порядок, если я обнаружу красных. Из взвода я взял понравившегося мне младшего унтер-офицера Довженко. Взял незнакомую мне французскую винтовку и патронташ. Мы вдвоем сели в пролетку Ананьича и крупной рысью выехали за город. Быстро проезжали мы версту за верстой, не встречая ничего подозрительного. Ананьич временами умолял отпустить его, обещая даром возить «до смерти», а временами вспоминал, как он возил опоздавших на поезд гусар-офицеров из Харькова в Чугуев «прямо на ученье». Так мы проехали больше 20 верст и увидели впереди рощу и хутор. Я решил подождать нашу колонну. Начали попадаться повозки беженцев из Волчан ска и Купянска. Все они говорили, что красных не видели, но что они близко. Когда подтянулась колонна, мы устроили совещание и решили, что задержимся у хутора, где нашли человек 10 солдат типа дезертиров. Они говорили, что уходят от красных.
Неожиданно нас догнала конная группа. Это подпоручик Беляев привел 8 казаков-кубанцев, находившихся в распоряжении генерала Беляева. Мы повеселели и, отправив задержанных и донесение в штаб корпуса, решили, что конные пройдут рощу и выяснят, нет ли красных в большом селении верстах в десяти. Уже в сумерках двинулись вперед. Городские пролетки прыгали по корням лесной дороги, а офицер-артиллерист подавал команды для перемены направлений. Пролетки в темноте цеплялись за деревья. Наконец мы проехали рощу и добрались до большой слободы. Здесь заночевали.
К нашему огорчению, селение находилось в долине и было окружено холмами. Вспоминая полевой устав, выставили несколько постов и застав. Наш пыл умерил пехотный прапорщик, резонно заявив, что все равно в этом большом селении мы не сможем стеречь все подходы и что только зря утомим людей. Согласившись с ним, выставили охранение, особенно к извозчикам, мы поочередно дремали и дали отдохнуть людям и лошадям. Послали казака в штаб о занятии слободы.
На рассвете, имея впереди конных Беляева, двинулись дальше. Беженцы попадались все чаще, уверяя, что за ними идет красная конница. Двигались медленно, но все же, пройдя верст 30, после обеда заняли село Старый Салтов и большой деревянный через реку Северный Донец мост. Выставили от моего взвода заставу на мосту, послав казаков вправо и влево, где были мельница, переправа и брод. Лавочник в селении сказал, что все село ждет красных. Что, здесь был вырезан целиком отряд учащихся из Харькова, когда после гетмана красные занимали Украину. Что, когда подойдут красные, все мужчины села присоединятся к ним.
Мы решили стеречь узкий мост и в случае чего отходить по лесной дороге. Темнело, я находился с заставой на мосту. Мой взвод находился на нашем берегу по сторонам моста и дороги. 2-й взвод с Поднедовским и повозками расположился на площади, и наш командир нервничал, говоря, что надо отходить. Мы же, офицеры, уговаривали его, что нельзя отходить без нажима противника. Из Харькова прибыл казак и привез приказ держать переправу и сообщение, что к нам на поддержку идет сводная рота 2-го генерала Маркова полка.
На том берегу показались вспышки огоньков и послышался шум телеги. Вместе с унтер-офицером Довженко я прошел ко въезду на мост и, когда повозка приблизилась, закричал: «Стой! Кто идет?» В ответ послышалось: «Поручик X. с женой, уходит от красных из Волчанска».
Мы пропустили их, и они сказали, что красные очень близко за ними. Прошел час-другой. На левом берегу были слышны шум, голоса и внезапно начался беспорядочный частый огонь по мосту. Я побежал ко взводу и приказал открыть огонь по многочисленным вспыхивающим огонькам на том берегу. Через реку шла оживленная перестрелка. Вероятно, через полчаса она неожиданно прекратилась с того берега. Замолчали и мы.
Поручик Поднедовский прислал ко мне прапорщика Архипова с приказанием отходить. Сам он с повозками и 2-м взводом уже уходит из села на Харьковскую дорогу. Приказав одному отделению отходить с Архиповым, я с другим и Довженко дали несколько залпов по другому берегу и отошли за селение на холм.
Очень подавленный Поднедовский приказал нашему взводу идти вперед. Сам же с повозками и 2-м взводом должен был двигаться за нами. Из посланного вперед дозора прибежал солдат и доложил, что слышно движение по дороге нам навстречу. Предупредив людей, я с Довженко двинулись навстречу приближавшимся. В темноте на фоне просеки показалась колонна. Мы закричали: «Стой, кто идет!» Оттуда донеслось: «А вы кто?»
Я ответил: комендантская рота штаба корпуса. Спокойный голос крикнул: пусть два человека выйдут вперед. Я с Довженко с ружьями на изготовку вышли вперед, оттуда тоже двое. Один из них сказал: «Я командир роты 2-го Марковского полка штабс-капитан X.» — на что я ответил, кто я.
И когда капитан подошел ко мне, я объяснил ему, что я марковец-артиллерист, и кратко рассказал всю нашу эпопею. Он засмеялся и сказал, что у него только 40 штыков и что наша полурота — это батальон, жаль нет пулеметов. Подошли к Поднедовскому. Марковец доложил, что ему приказано войти в подчинение командиру комендантской роты. Поднедовский горячо возражал, что он младше в чине и арт. офицер и что он сдает ему команду. Сам же болен и должен вернуться в Харьков к исполнению своих обязанностей.
Марковец согласился принять роту. Отпустил Поднедовского в Харьков, как и всех извозчиков. Нам же, взводным, сказал, что на рассвете мы опять займем мост и селение, будем их защищать. Трудно передать, в каком восторге мы были от смены командования. Малобоеспособный отряд сразу превратился во фронтовую часть. Подъехал Беляев и доложил капитану, что он, услышав выстрелы, прибыл к роте. Капитан приказал ему наблюдать за дорогой.
Когда небо просветлело, капитан приказал мне рассыпать мой взвод в цепь вправо и влево от дороги, а самому идти сзади, смотреть, чтобы фланги не отставали, и двигаться к мосту. Остальные шли за нами. Без выстрела мы прошли селение и вышли к берегу, заняв мост. Послали казаков на другой берег. Там на хуторе рассказывали, что с вечера подошел эскадрон красных. Узнав, что Старый Салтов и мост заняты белой пехотой, они не решились в темноте атаковать переправу, постреляв полчаса, отошли назад. Короче, на наше счастье, они испугались нас еще больше, чем мы их, и посчитали, войдя в соприкосновение с пехотой, «свою задачу разведки исполненной».
Далеко влево слышалась орудийная стрельба. Это марковцы наступали от Корочи. Веселый и бодрый капитан сказал, что мы займем вырытые на левом берегу окопы немцев. Здесь проходила граница Украины. В версте от реки окопы в рост человека на несколько рот с ходами сообщения. Наш отряд занял окопы по склону холма, откуда открывался прекрасный обстрел дороги на Волчанск, и долины по сторонам ее. Командир приказал, когда появится конница, стрелять залпом по его команде, а затем открыть частый огонь. Медленно тянулся жаркий августовский день. Вдали в мареве маячили ясные колонны конницы. Изредка бухали пушки.
Перед заходом солнца впереди поднялся столб пыли. Капитан приказал приготовиться и ждать команды. Скоро показалась спокойно идущая к нам рысью конная колонна. Подпустив шагов на 600, капитан скомандовал: «Рота, пли!» Наш залп и последовавший частый огонь заставили красных круто повернуть и отойти за холм. Видны были лошади, потерявшие всадников.
Затем появились их спешенные цепи и на флангах застучали пулеметы. Их было намного больше, чем нас, и они начали охватывать наш правый фланг. Капитан, продолжая огонь, постепенно справа уводил ходами сообщения свой отряд за холм. Наконец он подошел к моему левофланговому взводу и приказал, продолжая огонь, по одному отходить ходами сообщения за холм к мосту.