Потом, однако, переговорить пришлось.
"Сложно".
"Не столь сложно, сколь рискованно. Если прикрывать не только нас двоих, но и…"
"Я готов рискнуть".
"Да и я тоже. Просто после пробоя мы останемся без сил".
"А схитрить?"
"Как? Пробой и без того использует энергию атаки для защиты нас, грешных. Или ты полагаешь, что мы способны противостоять ЭТОМУ на одних лишь собственных резервах?"
"Но можно же сделать ещё хоть что-то! Всё равно – что! Без магии Горлат сожрёт нас сырыми и не подавится…"
"Можно. Спасибо за идею".
"Что ты…"
Время, послушно растянувшее одно из мгновений, снова понеслось вскачь. Стена магического блока добралась до нас и благополучно прокатилась чуть выше, чем должна была. Все пять слоёв сотворённого на пару с Клином пробойного заклятия сработали так, как надо. Лежащих на льду не задело даже краем.
Вот только я уже не лежала.
Меня стена энергии воды встретила стоящей. И смяла, как кованый сапог сминает соломенную куклу, а потом вбила мои бренные останки в стену пещеры.
Осознав, что произошло, Клин вскочил, нашёл раскалённым взглядом фигурку Горлата и неистово взревел. Почти не сознавая этого, ученик Иглы вложил в свой крик нечто большее, чем ярость бойца и ненависть, направленную на смертельного врага. Умирая в растянутом времени, Эйрас сур Тральгим успела испытать и прочувствовать поистине чудовищную боль.
А для некромантов боль – это энергия. Сила.
В распоряжении Клина внезапно оказалось целое озеро тёмной магии. И всё полученное от Иглы он выплеснул в одном-единственном ответном выпаде. Без всякого расчёта, просто по велению сердца добавив к грохочущему потоку остатки собственной силы.
Защита, предоставляемая Льдом своему хозяину, была очень хороша, но, разумеется, не абсолютна. К тому же Горлат сам, своим же последним приказом лишил эту защиту почти всех резервов, потратив их на один сокрушительный удар. Вибрирующее чёрное копьё, протянувшееся к цели по воле Клина, пронизало то, что осталось от магических щитов, как тонкую фанеру. Дотянувшись до Горлата, копьё взломало его грудную клетку, кровавой моросью разметало кожу, плоть, кости – и добралось до сердца. Которое, впитав энергию удара, в долю секунды испарилось. Взорвалось. Останки мага швырнуло на спинку его ледяного "трона".
…тишина.
Жуткая, мёртвая тишина.
Опустошение.
Клин обернулся. И поспешно опустил глаза. Смотреть на то, что раньше было его учителем, а теперь стало просто большим пятном на стене пещеры Льда, не хотелось. Сойдя с места и переставляя ноги почти по инерции, Клин
"Устэр Шимгере из Дэргинского княжества, – сказал внутри кто-то устало, но твёрдо. – Ученичество кончилось. Пора снова привыкать к настоящему имени…" пошёл ко Льду, запачканному тем, что осталось от Горлата. И даже не особенно удивился, обнаружив, что древний артефакт избавляется от мёртвой плоти бывшего хозяина. Клочья одежды скукоживались, истаивая тончайшим прахом. Кровь, волокна мышц и даже осколки костей, разжижаясь, скатывались вниз. А пока скатывались, на глазах становились всё меньше и меньше. Несколько лужиц, растёкшихся по глади магического льда у подножия артефакта, стремительно уменьшались в размерах. Будто испарялись.
Самоочищение.
– Итак, кто из вас готов ответить на вопрос?
– Я, сагин!
– Тогда отвечай.
– Суть и смысл существования воина – защита тех, кто не может защитить себя сам.
– Ты путаешь суть и цель. Одну из возможных целей. Может быть, вы дадите нам верный ответ, княжич?
– Мне кажется, что суть и смысл существования воина – это смерть. Кто не лишает жизни врага и не готов отдать жизнь за своего господина, тот не воин.
– Последнее верно. Но точное цитирование ещё не означает понимания. Отнятие жизни не является ни сутью, ни смыслом существования ВОИНА. Для СОЛДАТА – возможно. Но для ВОИНА это только средство, не более…
Пожилой, смахивающий на ворона, сагин Вератрис говорит, по обыкновению, размеренно, с чёткими паузами, не глядя на своих учеников прямо. Но если он на них не смотрит, это совсем не означает, что он их не видит. Стоит Устэру медленно подняться со своего места, как сагин прерывает свою речь.
– Так, один из вас готов попытаться ещё раз. Быть может, потомственный воин скажет нам, в чём для него заключаются смысл и суть существования?
Слова на языке двенадцатилетнего Устэра холодны, как оружейная сталь.
– Воин может защищать или атаковать, смотря по обстоятельствам. Воин может убивать или щадить, смотря по обстоятельствам. Воин может проявлять благородство, а может и не проявлять его, может приказывать, подчиняться приказам или являть неповиновение…
– Но? – подталкивает Вератрис. В развороте его фигуры, в голосе – ревность. Здесь он и никто иной должен быть учителем. Лишь ему доверено дело воспитания высокородных отпрысков виднейших семейств Дэргина. Лишь он может читать им лекции!
Устэр будто не слышит.
– …воин может многое, ибо он действует в мире, формы которого неисчислимо многообразны. Но вне любых форм сутью и смыслом бытия для воина является победа. Воин должен побеждать – и это его единственный истинный долг.
– Ещё одна точная цитата, – кивает сагин.
И осекается, вопреки своему обыкновению взглянув ученику в глаза.
Взгляд Устэра исполнен недетского покоя. То, что для самого сагина – не более чем цитата, для потомственного воина, семь лет назад впервые взявшего в руки боевое оружие – именно то, что было сказано.
Взгляд княжича, также направленный на Устэра, задумчив. Словно наследник Дэргинского престола впервые по-настоящему увидел своего сверстника.
Победа. Выигрыш любой ценой. Высший приз и единственный долг воина.
Не в тот ли хмурый зимний день был сделан первый шаг по дороге, которая привела их обоих к изгнанию? Ведь долг правителя и долг воина различны…
Когда Клин добрался до основания Льда Предателей, реликт минувшей эпохи снова сверкал чистыми переливами радужного сияния. Сказочно красивый, исполненный магической мощи. И готовый подчиняться тому, кто решится занять освободившееся место.
Воссесть на трон. Повелевать.
– Вот уж нет, – сообщил Устэр Шимгере неизвестно кому. Голос его, сорванный последним отчаянным усилием, звучал устало, надтреснуто, но уверенно. – Пусть на тебя Сухтал садится. У него жопа закалённая.
Развернувшись, он поплёлся обратно, в сторону выхода из пещеры. Туда, где толпились, то глядя на него, то отворачиваясь, девять воинов Школы Нарш.
На душе было паршиво.
35
Мёртвый некромант не обязательно должен смиренно лежать в своей могиле… Он вполне способен мыслить, двигаться и активно действовать, оставаясь мёртвым.
Знакомые места, чтоб их!
С каждой секундой меня шатало всё меньше. Не потому, что трупы под ногами торопливо смерзались в более прочную опору, а потому, что самоисцеление делало свою незримую работу. Обморочная слабость стремительно таяла. Просыпалась память – и досада.
Поведя плечами, я поморщилась. Парад новых ощущений, Орфус их побери. Знатно всё-таки меня перемололо… а самое поганое, что я понятия не имею, сумел ли Клин закончить начатое. Конечно, силы у него моими стараниями – как золота в сокровищнице Шинтордана. Увы, магическая сила – это ещё далеко не всё. Мне ли не знать? Быть может, поганец по прозванию Горлат воспользовался моментом и мне придётся помахать кулаками после драки.
Конечно, когда выберусь с этого, будь оно неладно, Поля Крови. Надо было ещё в прошлый раз попросить Эмо научить меня полезному трюку с тремя хлопками, чтобы в случае чего выбираться отсюда своим ходом…
Хм. А если то, что случилось, квалифицировать как настоящую, полноценную смерть? Может, мне теперь вообще придётся здесь остаться? И записаться на весь остаток вечности в эти, как их там… Герои?
Нет уж, дудки. Пусть разборки, начавшиеся от сотворения этого филиала Пылающих Кругов, продолжаются хоть весь остаток вечности – но без меня. Сосредоточиться…
В Тральгиме хозяйничает Джинни. Но есть ещё Шинтордан. А там – мой костяной дракон.
Запасная, ничуть не пострадавшая оболочка.
Сосредоточься, Эйрас! Ну же!
– Так вот что было в вашем кофре…
Стилет покосился на командора, описывавшего уже третий круг вокруг лабораторного стола, на котором был аккуратно разложен костяк дракона. И буркнул:
– Поправка. Это не мой кофр. Это личная магическая собственность небезызвестной вам Иглы. И Га создание "вот этого" я, не колеблясь, присвоил бы ей магистра первой ступени.
– Ну, тёмной силы в… это вбухано с преизбытком. Стоять рядом – и то дрожь пробирает. Но ведь это не живое… тьфу! Нежить и так не жива, но я хотел сказать…
– Знаю-знаю. Можете не объяснять.
– Тогда что такого особенного в этом наборе костей?
– Гм… ладно. Не думаю, что Игла намерена хранить свой секрет вечно, так что скажу прямо. То, что вы обозвали набором костей, командор, наша общая знакомая может анимировать, используя для этого свою душу.
– Что?!
– Вот именно это самое. Анимировать. Перемещаться из своего тела в вот это. И с большим успехом этой искусственной оболочкой управлять.
– Но… невероятно!
– Вы подобрали очень точное слово. В очередной раз некромантия переворачивает устоявшиеся представления о возможном и действительном. Когда Эйрас становится драконом, её могущество превосходит всё, на что может рассчитывать смертный маг. Я предполагаю, что если трёхсотлетний лич и Игла, переместившаяся в эту оболочку, померяются чистой силой, то победителем выйдет отнюдь не лич.
Сухтал посмотрел на костяк, поёжился и отодвинулся.
– Но это мелочь, – продолжал Стилет. – У меня было время поразмыслить над событиями и их последствиями. Мой вердикт таков: прорыв ожидает не только некромантию. Революция коснётся большинства областей магического искусства.