Мне кажется, та, что называет себя Анной- Шарлоттой может что-то не договаривать.
Не станут же исмерийцы просто так рисковать армией?
Я вышел из штаба, направляясь в сторону своей комнаты.
Так, ладно.
Отдам туфлю и сразу вернусь в штаб.
Мне невыносимо смотреть на нее.
Это словно какое-то издевательство судьбы!
Я постучал в дверь, вспоминая унылую серость стен комнаты, но когда дверь открылась, я увидел несколько иную картину. Комната преобразилась. Да так, что я глазам своим не поверил. Появились занавески, кресло, какой-то странный шкаф, коврик, картины! Сейчас в комнате было уютно, словно в небольшом домике.
Это как так-то? Я оставил ее буквально на четыре часа!
Воистину говорила Ба Эвриклея! Там где появляется женщина всегда появляются шторы!
Я смотрел на комнату, забыв, что хотел сказать.
- Я принес твои вещи, - сухо произнес я, отдавая туфельку с драгоценностями.
- Вы как себя чувствуете? - робко спросила она.
Женщина с лицом моей возлюбленной выглядела уставшей и немного смущенной.
Я впервые допустил мысль о том, что она тоже не желала попадать в тело Анны - Шарлотты. Может, у нее была своя счастливая жизнь.
- Я не имею права чувствовать себя плохо, - произнес я, вспоминая слова доктора.
Я смотрел на эту незнакомку, чувствуя какое-то двоякое чувство. Я был благодарен ей за то, что она спасла мне жизнь, и ненавидел за то, что она присвоила чужую личность.
- Может, чай? - послышался робкий голос. Она заглянула мне в глаза, и взглядом показала на две кружки.
Я посмотрел на нее, словно пытаясь понять, смогу ли я вынести ее присутствие, зная, что передо мной совершенно другой человек? Или не смогу?
Глава 39
Он стоял в коридоре, словно сомневаясь. “Нет, он точно откажется!”, - пронеслось в голове, когда я взглянула на лицо Вальтерна.
- Ладно, - произнес он, а я с удивлением увидела, как он вошел в комнату.
Крошечная треснувшая плитка кипятила ковшик с водой, а я достала корзинку с печеньем и пирогом, завернутым в бумагу. И вообще, я чувствовала, что давно ничего не ела. Но от волнения я перестала замечать голод.
Я насыпала заварку в обе кружки, а потом плеснула кипяток. По комнате пошел запах трав, ягод и чего-то пряного. Хм! Какой удивительный запах у этого чая.
- Присаживайся, - гостеприимно указала я на кресло, забывая, что еще недавно обещала перейти на вежливое “вы”.
Чувство скованности никуда не пропадало, а я старалась скрыть неловкость.
- Вот, - я заботливо придвинула кружку к его руке.
Вальтерн смотрел на кружку, потом на меня, а я опустила глаза и поджала губы.
- Спасибо, - произнес Вальтерн, хмуря брови.
Разговор явно не клеился. У меня такое чувство, словно после моего признания между нами вдруг выросла незримая стена размером с Северный Форт.
- Я бы хотел поговорить с тобой по поводу твоего сына, - произнес Вальтерн. Судя по голосу он решил сразу перейти к делу. - Сколько ему лет?
- Шесть, - ответила я, глядя ему в глаза.
- Точно шесть? - спросил Вальтерн.
Могу ли я сказать ему правду? Или лучше не стоит?
Я молчала, понимая, что правды на сегодня достаточно. Он еще первую не переварил, а тут я с добавкой!
- Не совсем, - выдохнула я. - По документам шесть. На самом деле - семь.
- Семь? - глаза Вальтерна расширились. Он нахмурился, словно что-то пытаясь прикинуть в голове.
- Ну да, - ответила я.
Внезапно он усмехнулся. Ни я, ни он к чаю так и не притронулись. Я грела руки о кружку, генерал был занят своими мыслями.
- Хорошо, спрошу по- другому, - произнес Вальтерн, наконец-то делая глоток. Я вспомнила про чай и тоже решила попробовать.
На вкус он был, словно земляника с легкой горчинкой трав. Я даже удивилась такому насыщенному вкусу, решив сделать еще один глоток, чтобы распробовать.
- Кто отец ребенка? - задал вопрос генерал.
Он снова сделал глоток чая, глядя на меня.
- Я не знаю, - усмехнулась я. - Увы. Я узнала о том, что беременна сразу после неудачной помолвки.
- И поэтому ты приняла решение быстро выйти замуж, - продолжил Вальтерн. Его голос вдруг потеплел. Теперь в нем не было ледяных нот. Мы беседовали почти как старые друзья.
- Сознаться честно? Да! - выдохнула я, стиснув зубы. - Не каждый готов слушать круглосуточный скандал по поводу внебрачного ребенка! Поверь, брак был ерундой по сравнению с тем, что творилось в доме родителей. Я готова была бежать, куда глаза глядят, лишь бы не слышать постоянные упреки. Жизнь вдруг стала резко невыносимой. Со мне разговаривали сквозь зубы, смотрели на меня так, как на грязную тряпку. Я просто поняла, что согласна на любой вариант, лишь бы…
- … это все прекратилось, - послышался голос Вальтерна. - Я тебя понимаю.
Я улыбнулась, чувствуя, как горячий чай топит ледяную стену. Нет, а что тут такого? Почему бы нам не остаться друзьями?
- Это твой сын? - спросил Вальтерн, а на столе появился медальон. Я открыла его, видя портрет, который висел у нас в холле.
Я не смогла ответить. Мое сердце сжала невидимая рука, а на глазах выступили слезы.
Я поцеловала крошечную миниатюру, прижав ее к груди.
- Я понял, - произнес генерал.
Он положил руку поверх моей руки, словно пытаясь успокоить.
Я смотрела на него, чувствуя какой-то приятный прилив тепла. Словно сердце кто-то обернул теплым пледом. “Неужели он тебе нравится?”, - пронеслась в голове мысль. И я вздохнула, решив не лукавить. “Да! Нравится!”, - призналась я себе.
Еще немного чая вызвало приятное чувство легкости, словно в голову ударило шампанское.
- Ты не замечала никаких странностей? - спросил Вальтерн, а я посмотрела на его руку, которая уже мало того, что лежала поверх моей руки, так еще и легонько поглаживала мою. Я робко ответила, тоже погладив его руку пальцем и тут же подняв глаза на генерала.
Глава 40
- Нет. Совершенно обычный ребенок, - вздохнула я. - Ничего странного. Погоди! Ты думаешь, что он…
- Я могу подозревать, что он - мой сын, - произнес Вальтерн, а я вдруг почувствовала волнение.
- А что? Есть повод подозревать? - осторожно поинтересовалась я.
- Да. Повод есть, - усмехнулся Вальтерн, глядя мне прямо в глаза. - Но так или иначе, пока мы его не найдем, я ничего не могу сказать. Боюсь, мы это узнаем правду, когда найдем мальчика.
- Только бы найти его, - прошептала я.
Только сейчас я заметила, что мы разговариваем почти шепотом, словно боимся нарушить какую-то тишину, которая воцарилась вокруг нас.
- Ты все еще злишься на меня за то, что я - не она? - спросила я, доливая еще чая.
Мне сейчас срочно нужно успокоиться и перевести разговор в безопасное для сердца русло. Иначе я опять буду плакать, мучится, переживать, подтачивая последние силы. А у меня их и так немного осталось.
- Я не могу на тебя злится. Просто после твоего признания многое стало понятно, - усмехнулся Вальтерн. Он смотрел на то, как в горячем ковше плавают чаинки. - И твоя скоропалительная помолвка, и твой спешный тайный брак… Скажи мне, ты любишь мужа?
Я вздохнула, вспоминая супруга, который остался в Столице.
- Если я скажу “да”, то это будет неправдой. Если скажу “нет” это тоже будет неправдой, - ответила я, задумавшись над вопросом, который я себе задавала тыщу раз. - Я очень благодарна ему за то, что он согласился жениться на мне, закрыв глаза на мою беременность. Благодарна за многое.
Я промолчала. У меня не было времени подумать над поступком мужа. Но сейчас, когда этот вопрос прозвучал напрямую, я задумалась. Что это было? Банальная трусость? Или нежелание что-то делать для чужого ребенка? Обе эти мысли вызывали какое-то гадливое отвращение. Предать малыша, бросить его на произвол судьбы? Или просто струсить и спрятаться в Столице? А может, и то и другое! Так или иначе, это было предательство. Самое настоящее предательство.
- А он тебя любит? - спросил Вальтерн, внимательно следя за мной.
- Да, наверное, - вздохнула я, с тяжелым вздохом глядя на кружки, которые снова наполнила чаем. - Хотя иногда мне кажется, что он больше любит себя, любит, когда окружающие думают о нем, как о благородном и правильном человеке. И, быть может, именно это толкнуло его сделать мне предложение. Что-то вроде.. спасти несчастную от позора! Это же так благородно! Даже в его собственных глазах этот поступок возвышал его.
Зачем я это сказала? Мне вдруг стало неловко при мысли о том, что я вот так запросто делюсь сокровенным с посторонними людьми.
Я заметила, что генерал выглядел довольно странно.
Он что-то спросил еще, а я ответила невпопад. Потом почему-то принялась рассказывать ему про жизнь в Лисмирии. Зачем? Не понятно!
Я вдруг стала терять нить разговора, поймав себя на странном чувстве.
Я подняла глаза на Вальтерна, с удивлением ощущая, что внутри что-то приятно сжалось, словно требуя как минимум поцелуя!
“Это что со мной такое?!”, - пронеслось в голове. Я даже испугалась.
Я чувствовала внутри себя разгорающийся огонь желания, словно купидоны перешли со стрел на огнеметы.
Я сидела напротив него, и вдруг всё вокруг словно исчезло. Я сама не могла понять, что со мной происходило. Вроде бы просто разговор, а внутри всё загорается, словно пламя, которого я раньше не знала. Его глаза — как магнит, притягивали и одновременно пугали. Я ловила себя на мысли, что хочу приблизиться, коснуться его руки, услышать его голос чуть тише, чуть ближе.
“Э! Тормози лаптей!”, - мысленно накричала я на себя, пытаясь сжать все это в кулак железной воли. “Ты чего?!”, - обалдела я от собственных чувств. Я ощущала, как мое тело тянется к нему, и я даже потрясла головой, чтобы отогнать это странное наваждение!
Мое сердце забилось быстрее, и я не могла понять, почему. Зазвучало внутри желание — тихое, почти невысказанное, — и я вдруг осознала, что никогда еще так страстно не желала мужчину.