– А я как раз еду из Моспина! – воскликнул я.
Все глаза обратились на меня, и я смутился.
В батарее был полковник Кузьмин. Настоящий конник. Хороший наездник, любитель лошадей, всегда элегантный и в хорошем настроении. Поскольку применения для него в батарее не было, его откомандировали быть нашим представителем около генерала, командира регулярной кавалерии. Он был великолепен в свите генерала.
В бою под Моспиным бронепоезд красных очень мешал нашей кавалерии. Их наблюдатель, по всей вероятности, находился в железнодорожной будке. Генерал подъехал к первой батарее и приказал сбить будку. Этим занялся один из лучших наших артиллеристов капитан Канатов. Но как часто случается в артиллерии, его снаряды рвались кругом, но в будку не попадали.
Генерал насупился.
– Я приказал сбить будку, а не стрелять кругом нее. – И обернувшись к Кузьмину: – Вот ваши артиллеристы. Когда дело касается квартир, то они первые, а насчет стрельбы…
Кузьмин молча слез с коня, подошел к орудию.
Вы мне разрешите, капитан? Пожалуйста, господин полковник.
Кузьмин ничего не изменил в положении орудия, приложил лишь бинокль к глазам и скомандовал: «Огонь!». Граната ударила в будку, которая разлетелась на куски. Кузьмин подошел к генералу и доложил: «Исполнено, Ваше Превосходительство». Как будто тот сам не видел. Кузьмин сел на коня, кивнул Канатову и последовал за генералом. Наши артиллеристы остались с разинутыми ртами.
– Вот ведь везучий! Теперь вся кавалерия будет думать, что только Кузьмин и умеет стрелять из пушки.
Как-то командир эскадрона был убит, и гусары дрогнули и побежали. Сам генерал оказался в опасности. Но Кузьмин выскочил вперед, самовольно взял команду над эскадроном, вернул людей, атаковал красных и восстановил положение. При этом он был легко ранен штыком в ногу.
При следующей оказии Кузьмин получил в командование 1-й офицерский конный полк и оказался прекрасным начальником – храбрым, решительным и удачливым. Под его командой полк стал одним из лучших.
Приехав в колонию у Матвеева кургана, я обратился к начальнику обоза прапорщику Приходько за ячменем для батареи.
– Ячменя у меня нет, и я не смогу вам его достать. Только что посеяли, а то, что осталось, реквизировано для Донской армии. Мы отсюда переедем на русскую территорию. Тут Донская область, и казаки нас обвиняют, что мы едим их хлеб.
Я уже знал по опыту неспособность тыловых учреждений к полезной работе. Обоз сам жил прекрасно, и этим его деятельность ограничивалась.
Я поехал в Матвеев курган и обратился к станичному атаману, донскому казаку. Он выслушал меня вежливо, но холодно. Тогда я упомянул, что наши две батареи входят в состав Терской казачьей дивизии. Это сразу изменило положение.
– А, генерал Топорков… Нужно вам помочь. Ячменя в нашем районе немного. Но, быть может, вы найдете несколько мешков… Осипов! Ты поедешь с подпоручиком и постараешься найти немного ячменя.
Мы отправились на подводе и, несмотря на то, что объехали много хуторов, нашли всего два чувала (мешка) ячменя. Подъехали к какому-то хутору.
Хутор атамана Платова, – сказал Осипов. Платова? Героя 1812 года? Того самого. Который превратил отступление французов в бегство.
Небольшой скромный дом и маленький парк. Я сказал:
– Поедем реквизировать в другое место. Нужно уважать его память.
Это понравилось Осипову, и в короткое время наша повозка наполнилась мешками. Пришлось даже реквизировать вторую повозку, и она наполнилась. Наш обоз уже переехал. Я нашел его в русской деревне на западе.
Ко мне в обозе присоединились два офицера и два солдата, и мы решили ехать искать батарею.
– Не понимаю вашей поспешности, – сказал начальник обоза. – Если бы вы еще ехали на праздник. А то походы, усталость, бои… Поживите у нас несколько дней, отдохните. Вы всегда успеете получить ранение или быть убитым. Останьтесь.
Но мы все же поехали. Всегда трудно найти свою часть, в особенности при подвижной войне. Никто ничего толком сказать не мог.
– Были вчера там-то. А куда пошли и где находятся, про то Аллах ведает.
Мы долго блуждали на авось, пока не встретили казаков, которые нам указали приблизительное направление. Затем мы услыхали вдали пушечные выстрелы и пошли на них. Мы не ошиблись. Под вечер мы встретили Терскую дивизию, возвращавшуюся после нерешительного боя у села Константиновки. Мы остановились на краю дороги. Проходят полки, потом первая батарея. Обмениваемся приветствиями. Наконец показывается и наша батарея. В ней уже четыре орудия. Ищу глазами брата. Вот вижу поседланного Рыцаря, которого ведут в поводу, а брата нет. Сердце съеживается. И вдруг вижу брата на Дуре. Уф, отлегло. Живы и он, и Дура. Слава Богу. Колонна остановилась. Я позвал Дуру. Брат с нее слез и отошел. Дура навострила уши и легонько заржала. Потом шаг за шагом подошла ко мне. Узнала.
– Ты можешь сесть на нее, это твое седло, – сказал брат. Мы приехали как раз вовремя, потому что дивизия пошла влево и шла всю ночь.
Утром мы пришли в деревню, которую я долго искал на карте и нашел совершенно случайно. Но деревня находилась в глубоком тылу красных, у Константиновки. Обеспокоенный этим открытием, я направился к полковнику Шапиловскому. Отрапортовал ему о прибытии с ячменем и затем, показав карту, спросил, не ошибка ли это.
– Нет, это не ошибка. Мы прошли ночью сквозь фронт.
Наша задача произвести беспорядок и вызвать панику в тылах противника.
По правде сказать, в данный момент в панике был я.
А… Хм… Что мы будем делать, если?.. Полноте, что вы? Мы ведь сила. Целая дивизия с хорошим начальником. У нас преимущество – мы можем избегать боев, которые нам не по вкусу, и навязывать бои красным, когда мы хотим. Мы можем отступать во все четыре стороны, а красные будут парализованы нашим внезапным появлением… Идите выпейте рюмку водки.
Водка безусловно придала мне немного храбрости. Но я плохо спал, просыпался, слушал. Боялся раздеваться, расседлывать Дуру. Но вскоре я убедился, что Шапиловский прав. Наш рейд по тылам оказался очень легким. Паника нам предшествовала, и достаточно было нам появиться и выпустить две шрапнели, все бежали без оглядки.
Рейд по тылам
Красный фронт укрепился. Атаковать их в лоб стоило бы больших потерь. Наше командование решило пустить Терскую казачью конную дивизию по красным тылам, дезорганизовать их снабжение, испортить железные дороги, связь и посеять панику. Генерал Топорков прекрасно выполнил эту задачу, облегчив нашей пехоте продвижение вперед и занятие Харькова. Дивизия прошла около 500–600 верст по красным тылам с большой легкостью. За все время нахождения в тылу противника было всего два неприятных момента, да и то по нашей вине. Больших боев мы избегали, было много внезапных налетов. Удачный рейд Терской дивизии предшествовал знаменитому рейду донцов генерала Мамонтова в район Тамбова. Рейд Мамонтова был большего размаха, но и наш рейд был блестящей операцией, давшей хорошие результаты и стоившей очень малых потерь.
Вначале, очутившись в тылу красных, мы трусили. Но очень быстро убедились, что паника нам предшествует и красные нас боятся гораздо больше, чем мы их. В конце концов рейд оказался настолько легким, что мы впали в другую крайность – в беспечность, что нам дважды причинило неприятности. Рейд состоял в постоянном движении, во внезапных нападениях с налета, и Топорков умел использовать внезапность.
Не обошлось без трагикомических происшествий. Разъезд и квартирьеры вошли в большое село. На околице расспросили жителей, нет ли красных войск.
– Войск нет. А на площади приехавший из Харькова оратор ведет пропаганду против вас, – с улыбкой ответил крестьянин.
Видимо, население, испытавшее власть большевиков, им больше не сочувствовало.
Казаки спешились и незаметно вмешались в толпу слушателей на площади. Оратор в порыве красноречия ничего не заметил. Он громил белобандитов, «этих гадов, негодяев, предателей, эту гниль, которую мы раздавим…» Он осекся, потому что прямо перед его трибуной стоял казачий офицер, уперев руки в боки, а крестьяне кругом посмеивались.
– Очень интересно, товарищ, то, что ты рассказываешь. Продолжай.
Но у товарища вдруг отнялся язык.
Другой раз ночью въехал в село, нами занятое, красный батальон на подводах. Комиссар стал стучать в окно «совета», требуя квартир. Один офицер выглянул и понял, в чем дело.
– Сейчас оденусь и сделаю все необходимое. Подождите малость.
Он вышел через заднюю дверь. Установили несколько пулеметов и приказали батальону бросить оружие, что тот и сделал. Батальон утром выстроили и приказали петь Интернационал. Топорков с ними поздоровался.
– Здорово, сволочь.
Они прекрасно ответили:
– Здравия желаем, ваше превосходительство!
Солдат отправили в тыл, комиссара в расход.
Они пришли вылавливать белобандитов, то есть нас.
Население нас встречало радушно, но слыша, что мы завтра пойдем дальше, старалось оставаться нейтральным, боясь репрессий.
Мы углублялись все дальше в красный тыл. Перед нами был город Славянск, в нем соляные озера, добыча соли и курорт. Мы пытались взять город с налета, но это нам не удалось. Красные нас ждали и приготовились. Бой принял затяжной характер. Думаю, что Топорков хотел отойти от города и идти в другом направлении, во всяком случае, я его видел склоненным над картой.
Но Славянск был все же взят и это благодаря нюху нашего пулеметчика поручика Андиона.
– Говорите, что хотите, а пахнет спиртом, – сказал он, поводя своим большим носом с бородавкой.
Он исчез и вдруг появился снова на шикарной тройке белых лошадей.
– Где ты их взял?
– У пожарных, конечно. Но посмотрите, что тут.