конечном счете следует предпочесть официальную московско-владимирскую версию о выступлении великого князя со своими войсками из Москвы 3 октября, т. е. о кратковременном пребывании его в Москве.[522]
Как же развивались события после 3 октября, когда, по словам Моск. летописи, «князь великий поиде с Москвы к Угре противу царя»? Та же летопись указывает, что он, «пришед, ста на Кременце с малыми людьми»,[523] Кременец стоит на р. Луже, в 110 км от Москвы и в 40–50 км от Угры, Сама р. Лужа, впадающая в р. Протву справа ниже Кременца, образует вместе с ней естественный оборонительный рубеж на юго-западном направлении от Москвы, являясь по отношению к Угре второй оборонительной линией. Занятие этой позиции в тылу войск, развернутых на Угре, обеспечивает надежную связь с ними и прикрывает путь на Москву в случае прорыва ордынских отрядов через реку. Кременецкая позиция занимает фланговое положение к дороге Вязьма — Москва, возможному пути вторжения литовцев, и, находясь в 2–3 переходах от нее, позволяет быстро выдвинуться на эту дорогу. Кременец, Опаков (одно из самых узких мест на Угре) и Калуга образуют треугольник со сторонами примерно по 60–70 км. Гонец с донесением может достигнуть Кременца с любого места внутри треугольника менее чем за день. Кременец (в настоящее время — рабочий поселок Кременск) стоит на высоком, обрывистом берегу р. Лужи, среди покатых холмов, окруженных лесом. Лесистая местность вообще неблагоприятна для развертывания конницы, что, вероятно, учитывалось русским командованием. На левом берегу Лужи до сих пор можно видеть четырехугольное, почти правильной формы городище с высокими боками, производящими впечатление насыпных. Может быть, это часть укреплений, возводившихся в 1480 г. Никаких археологических раскопок в этом районе, насколько мне известно, не производилось. Стратегические достоинства Кременецкой позиции верно оценил польский историк Ф. Папэ: она была «превосходна, ибо не только служила резервом для корпусов над Угрой, но еще заслоняла Москву со стороны Литвы».[524]
Главные силы, приведенные из Москвы, были отправлены на Угру для непосредственной обороны переправ («людей всех отпусти на Утру»). Во главе войск, развернутых на Угре, стояли князь Иван Молодой и Андрей Меньшой.
Моск. летопись сообщает, что Ахмат шел «со всеми своими силами мимо Мценск и Любутеск и Одоев», т. е. по правому берегу Оки к Воротынску — городку близ впадения Угры в Оку недалеко от Калуги. «Пришед… ста у Воротынска, ждучи к себе королевы помощи». Однако «король сам не иде, ни силы своея не посла, понеже бо быша ему свои усобицы». К атому известию, общему в Сим. и Моск. летописях, последняя добавляет: «… тогда бо воева Менгли-Гирей, царь Крымский, королеву землю Подольскую, служа великому князю».[525]
Набег крымских отрядов на Подолию имел, видимо, незначительные масштабы. Казимир в течение ряда месяцев (с декабря 1479 г.) активно готовился к войне.[526] На его решение не вступать в открытую борьбу с Русским государством осенью 1480 г. гораздо сильнее, чем набег крымцев, повлияли, вероятно, соображения общего политического характера. Польские хронисты Длугош и Стрыйковский указывают, что Казимир, несмотря на совет литовцев, не пошел на встречу с Ахматом, опасаясь могущества «московского князя».[527] Набег крымцев не мог иметь серьезного значения уже потому, что именно в это время (в октябре 1480 г.) начался новый тур переговоров Менгли с Казимиром. По данным Литовской метрики, 15 октября в Вильно отправился крымский посол Байраш с полномочиями для заключения союза.[528] Таким образом, в критические недели борьбы на Угре крымский хан был далек от намерения оказать реальную помощь Русскому государству против польско-литовского короля. Войско, отправленное для набега на Подолию, было встречено у Перекопа королевским послом. Крымский князь Аминак продолжал уже начатый поход, в чем потом приносил письменное извинение Казимиру.[529]
Одним из существенных факторов, повлиявших на позицию Казимира, было, видимо, движение за воссоединение с Русским государством, охватившее русские земли в составе Литовского великого княжества (так называемый «заговор князей»).[530] И. Б. Греков, подчеркивая широкий размах и существенное значение оппозиции Казимиру среди русского населения Литвы, приходит к выводу, что в 1480 г. Казимира остановили «не мелкие усобицы фамильно-династического характера, а перспективы повторения в Поднепровье новгородских событий 1471 г.» И. Б. Греков не без основания считает, что в подготовке движения за воссоединение с Русским государством «большую роль сыграла политическая и дипломатическая деятельность московского государя».[531]
Не дождавшись подхода короля, Ахмат решает форсировать Угру своими силами.»[532] Русское командование, очевидно, разгадав замысел обходного движения Ахмата, упредило его. Когда он вышел к Угре, левый берег реки оказался уже занятым крупными силами русских войск («иде же стоит князь великий и братия его, и все князи и воеводы, и многое множество»).
Бои с ордынцами за переправы летопись изображает в виде перестрелки: «… приидоша татарове, и начаша стреляти москвичъ, а москвичи начата на них стреляти и пищали пущати, и многих побита татар стрелами и пилщалми и отбиша их от брега».[533] Попытка ордынцев форсировать Угру была отражена. Однако бои носили многодневный характер: «… по многи дни приступающе биющеся». Обращает на себя внимание применение русскими пищалей — огнестрельных орудий, впервые упоминаемых в полевом бою. Артиллерия в боях за переправы была, по-видимому, важным фактором, облегчившим надежное удержание берега Угры русскими войсками (на что косвенно указывает летописец, подчеркивая большие потери ордынцев от русских пищалей). Применение артиллерии русскими имело, надо думать, значительный моральный эффект. Еще под Алексином в 1472 г. Орда не видела ничего подобного. С русской артиллерией на поле сражения ордынцы столкнулись впервые в октябрьских боях на Угре. Появление артиллерии в боевых порядках свидетельствует о качественно новом этапе в развитии русского войска. К 1480 г. имелось, по-видимому, уже достаточно заметное количество относительно легких артиллерийских орудий, которые можно было перевозить за войсками и устанавливать на огневые позиции на поле боя.[534]
Тем не менее, разумеется, было бы ошибочным преувеличивать значение артиллерии в боях на Угре. Решающей силой оставались традиционные рода войск — конница и пехота, вооруженные холодным оружием. Именно на них пала основная тяжесть многодневных боев на Угре — кульминация небывало длительной кампании против нашествия Ахмата.[535]
Тип. летопись приводит рассказ, в сущности идентичный рассказу Моек., сообщая при этом новую деталь: ордынцы «овин же приидоша противу князя Андрея, а овии против великого князя мнози, а овии противу воевод вдруг приступишь». Отсюда можно заключить, что бои развертывались на широком фронте: войска Ахмата пытались форсировать реку в разных местах, на разных участках русской боевой линии. Другое сообщение Тип.: «… их (ордынцев. — Ю. А.) стрелы многи межю наших падаху и никто же уязвляху» — выдержано в свойственном этому памятнику ирреалистическом стиле и не может приниматься как достоверное известие.
Самостоятельный рассказ о событиях на Угре содержит Вол.-Перм. летопись. По ее сведениям, русские войска «ста по Оке и по Угре на 60 верестах». Если так, то русские силы прикрывали все среднее и нижнее течение Угры — примерно от Опакова до Калуги. Ахмат «прииде на Угру октября в 8 день, в неделю, в 1 час дни».[536] Другую дату выхода татар к Угре приводит Владимирский летописец: «… месяца октября в 6 день в пятницу приходил царь Ахмат к Угре реке».[537] Обе точные даты с указанием дня недели имеют, по-видимому, документальное происхождение — это фрагменты не дошедших до нас в полном виде поденных записей, аналогичных походным дневникам 1471, 1475, 1477 гг., отразившимся также в Моск. летописи. Не совпадая буквально, даты Владимирского летописца и Вол.-Перм. летописи по существу не противоречат друг другу: передовые отряды ордынцев могли появиться на Угре 6 октября, а главные силы — на рассвете в воскресенье, 8 октября.[538] Тогда же и начались, по данным Вол.-Перм. летописи, попытки татар форсировать реку: «хотеша перевоз взятии».[539] Вол.-Перм. летопись далее сообщает, что «князь же великий Иван Иванович… да князь Ондрей Васильевич Меншой… сташа крепко противу безбожного царя». Как и Моск. летопись, Вол.-Перм. указывает, что бои за переправы («перевоз») носили характер перестрелки с применением русскими огнестрельного оружия («начата стрелы пущати, и пищали, и тюфяки на татар»). Эти бои, по данным летописного рассказа, продолжались четыре дня (т. е. 8, 9, 10 и 11 октября). Как видим, известия Вол.-Перм. летописи дополняют и конкретизируют краткое сообщение московского летописца. Попытка Ахмата с ходу форсировать Угру была отбита: он «не возможе берегу взяти и отступи от реки от Угры за две версты, и ста в Лузе».