Вечером Замойский приказал, чтобы добровольцы, вызвавшиеся поджечь крепость, смогли подкопаться, как венгры, и разжечь огонь под стенами. Всего вызвалось 40 добровольцев, под огнем защитников направившихся с просмоленными факелами и другими горючими материалами к надвратной башне. Часть добровольцев начала подкапывать насыпь, другая часть с факелами полезла на холм, чтобы поджечь стены. Среди добровольцев находился знаменосец, потерявший несколько дней тому назад знамя. Желая восстановить свою репутацию, он забрался на стену, где сражался до тех пор, пока не получил пулевые ранения в руку и ногу. Раны оказались легкими, и бывший знаменосец смог уйти в окопы. Добровольцы, подкапывавшие насыпь, наткнулись на бойницу. Через нее защитники пиками начали препятствовать саперным работам и убили одного из добровольцев. Не обращая внимания на это, поляки продолжали копать и смогли отнять у защитников 5 копий и 20 воловьих шкур, которыми те хотели остановить пожар. Добровольцам все-таки удалось поджечь стену, но пламя едва горело, и дым тремя столбами поднимался вверх до наступления ночи[212].
Вероятно, именно тогда отличились сын городничего из Стенжицы Станислав Бжезницкий, поджегший укрепления, и мазовецкий крестьянин Кацпер Велех (Великолукский), потерявший руку от удара пушечного ядра. Оба были награждены королем дворянским званием[213].
Когда король вечером 4 сентября стоял со свитой недалеко от крепости, то, глядя на нее, сказал: «Вы увидите, что мои пехотинцы вскоре подожгут эту стену». И действительно, спустя десять минут стена вспыхнула. Пламя было такой силы, что его невозможно было погасить[214].
В ночь на 5 сентября солдатам не давали спать, лошадей держали в седле и наготове, так как предполагалось, что осажденные, не имея другого выхода, попытаются вырваться из крепости. С левого берега реки польские войска продвинулись к крепости до самых валов. Сильный ветер, разразившийся в полночь 4–5 сентября, способствовал быстрому распространению огня. Штурмующие бросали в огонь серу и смолу, а защитники уже не могли его потушить. Огонь охватил не только всю северную и западную части укреплений, но и православную церковь внутри крепости. Когда до рассвета оставался только час и огонь захватил половину крепости, русские начали кричать со стены: «Город уже ваш, ради Бога, не стреляйте». Услышав об этом, гетман приказал объявить им, что если они желают сдать крепость, то должны выслать к нему всех воевод, а сами пусть гасят пожар. Осажденные выслали несколько человек, но не воевод. Когда гетман это заметил, он отослал их назад и требовал, чтобы непременно явились воеводы; если же они сейчас не выйдут, то он сделает приступ к городу и всех перебьет. После этого вышли 5 воевод, которых гетман велел привести к себе, а прочим приказал охранять крепость. Пехоте, как венгерской, так и польской, он велел оставаться в строю и запретил кому бы то ни было отлучаться от хоругвей. Вскоре приехал король к тому месту, где находился канцлер[215].
Несмотря на недовольство солдат, король выдвинул обычные условия капитуляции. Из крепости вышло около 500 человек, и каждый со своею иконою; у них отобрали оружие и лошадей. Вслед за этим в крепость вошли 50 гайдуков, для сбора пушек и пороха. Обозная челядь, полагая, что гайдуки направились в крепость за добычей, немедленно бросилась через стены. За ними, несмотря на увещевания командиров, ринулась пехота. Началась резня.
По свидетельству Дзялынского: «Наши учинили позорное и великое убийство, желая отомстить за своих павших товарищей. Они не обращали ни на кого внимания и убивали как старых, так и молодых, женщин и детей. Начальники, не будучи в состоянии удерживать их, отъезжали прочь, а имевшие сострадательное сердце не допускали убивать тех, которых наша кавалерия захватила в плен, в особенности женщин и детей. Все заняты были убийствами и грабежом, так что никто не тушил пожар. Огонь охватил всю крепость, и спасать более было нечего. Когда огонь дошел до пороха, то наших погибло разом 200 человек; 36 пушек сгорело и несколько сот гаковниц, несколько тысяч ружей и других ценных вещей; денег, серебра и шуб весьма много, так что нашим мало досталось, кроме разве платья и денег, взятых с убитых»[216].
В ходе обороны Великих Лук погибли воеводы Иван Васильевич Воейков, Федор Иванович Лыков, Михаил Федорович Кашин, Юрий Аксаков, стрелецкий голова Иван Истленьев. Согласно документу «Синодик по убиенных во брани», были убиты или пленены воеводы Василий Иванович Бобрищев-Пушкин и Василий Петрович Измайлов, а также 142 бояр и детей боярских[217].
6 сентября Баторий и Замойский обсудили целесообразность восстановления крепости, а также – зимовать здесь или вернуться в Польшу. Сначала решили строить крепость на новом месте и не уходить, пока она не будет готова. Проведя рекогносцировку места для постройки крепости, Баторий не нашел лучшего, чем старое, и решил восстановить крепость на прежнем месте[218].
Главным архитектором был назначен итальянец Доминик Ридольфини. Новые укрепления должны были представлять собой высокую земляную насыпь, основанную на более старой деревянной конструкции, окруженную снаружи рвом. Артиллерийские позиции размещались поверху вала за турами, наполненными землей. Для обороны новой крепости король выделил 1300 кавалеристов и 1860 пехотинцев под командованием смоленского воеводы Филона Кмиты.
Строительные работы, недостаток снабжения и новые планы командования, которое намеревалось продолжать операции, вызвали протест солдат. Они требовали выплаты жалованья, отказывались подчиняться, а некоторые магнаты стали отправлять свои личные отряды домой. Хотя эти явления удалось взять под контроль, ослаблением дисциплины в королевском лагере воспользовались русские, которые совершали набеги в ближайшие окрестности и нападали на фуражирские отряды.
Хотя при взятии Великих Лук была захвачена не крепость, а ее руины, Баторий получил полную свободу действий в будущем. Взятие Великих Лук перерезало главную артерию, связывающую Ливонию с Русским царством. Баторий получал возможность наступать на Ливонском и Смоленском направлениях, в то же время отобрал у русских оперативную базу для наступления на Полоцк и Вильно. Также у Батория появилась новая возможность наступать на московском направлении. Однако для того, чтобы выйти на царскую дорогу из Ливонии и Пскова вглубь Русского царства, армии Речи Посполитой было необходимо захватить весь район Великих Лук. Таким образом, перед Баторием встала задача захватить не только Невель, препятствующий прямому сообщению с Полоцком, но и Заволочье и Опочку, расположенные на царской дороге[219].
Сражение под Торопцом. 20 сентября 1580 года
На совете, состоявшемся 6 сентября, также было решено направить отряд на восток по дороге от Великих Луки к Торопцу, чтобы прикрыть фортификационные работы. Одновременно была усилена разведка, чтобы получить представление о численности войск Хилкова.
До осады Баторием Великих Лук отряд Хилкова, который должен был затруднить свободу действий королевской армии и лишить ее подвоза продовольствия («на литовских людей, на заставы и на загонщиков и на станы приходити частыми посылками»), практически не вел активных действий. Иван Грозный был недоволен пассивностью Хилкова и в резкой форме выражал ему свое недовольство («а от вас деи, никоторые помочи… нет, а промыслу от вас никоторого нет»)[220]. С началом осады Великих Лук царь вместе с большим отрядом послал к Хилкову одного из своих думных дворян Дементия Черемисинова, который должен был побудить воеводу действовать решительнее.
Нападения на отряды армии Батория, которые удалялись от Великих Лук «ради отыскания хлеба либо сена», участились. Отряду Хилкова удалось захватить около 50 фуражиров[221].
Посланная в разведку хоругвь пятигорцев под командованием Темрюка (100 всадников) встретила в районе Медведкова-Пустынки значительные русские силы. Пятигорцы были опрокинуты и едва ушли от погони, остановившейся в 2–3 км от лагеря армии Батория. Татары Хилкова становились все активнее и 14 сентября перебили 120 королевских всадников.
Баторий был вынужден послать войска, чтобы положить этому конец. Поэтому на 15 сентября король выслал отряд из 500 венгерских и польских кавалеристов и 100 венгерских гайдуков на лошадях. Отряд возглавил венгр Ежи Барбели, которому помогал королевский кравчий Иероним Филиповский. Разведка доложила, что помимо гарнизона Торопца в окрестностях крепости расположились два русских отряда численностью 4 тыс. и 5 тыс. человек соответственно[222].
Разведка завысила численность русских войск у Торопца не менее чем в два-три раза. Трехполковая рать Хилкова, по имеющимся архивным документам, насчитывала около 3200 воинов (1065 детей боярских и 2064 татар). Часть из них действовали на коммуникациях армии Батория. 5 сентября Хилкову из Москвы было направлено письмо, полученное 9 сентября, что из Ржевской рати воеводы С.Д. Пронского ему будет прислано «детей боярских двести человек лутчих з головами»[223]. Подобное количество, даже если и прибыло своевременно, могло только компенсировать потери детей боярских в Великих Луках.
Баторий, получив от своей разведки завышенные данные о силах русских, счел лучшим направить более крупные силы, с отборнейшими польскими, венгерскими и немецкими всадниками. Отряд возглавил Ян Збаражский, воевода Брацлавский. Збаражскому было приказано, присоединив к себе отряд Георгия Барбели и всадников, вышедших раньше, подойти к Торопцу и завязать битву, если русские предоставят такую возможность.