Переговоры были окончательно завершены «Облигацией солдатской» от 22 ноября 1581 года, в которой король получил от армии согласие подождать до следующего сейма с выплатой задолженности, под гарантию своих поместий.
Такое решение вопроса было возможно только при наличии национальной армии, крепко связанной с судьбой государства. К счастью для Речи Посполитой, она составляла подавляющее большинство всех сил. С иностранными войсками поступили так: немецкую пехоту уволили, когда уже не было шансов на регулярную выплату жалованья, а оставшимся венграм попытались его обеспечить.
Совсем иначе обстояло дело с литовцами, поскольку основную массу войск здесь составляли частные почты магнатов и ополчение, которые поначалу держались с определенной дисциплиной, но затянувшаяся война заставила их опасаться слишком больших расходов и опасностей. Не могло быть и речи о длительной службе этих войск. Вместо них согласились остаться нанятые Литвой наемные роты, под командованием Кшиштофа Радзивилла.
Что касается результатов деятельности Замойского по поддержанию повседневной дисциплины в армии, то здесь ему следует отдать должное. Упомянутая Гейденштейном образцовая дисциплина, царившая в армии, особенно после ухода литовцев, действительно имела место. Неповиновение и проступки Замойский карал сурово и независимо от должности виновного. Самым распространенным наказанием за неповиновение, применяемым к родовитым, была посадка на колесо на лагерной площади («суровое» наказание). Он также часто наносил удары булавой. Он был безжалостен к «веселым дамам», появлявшимся в войсках, приказывая обезглавить их или выпроводить из лагеря (отрезав нос и уши). В случае более серьезных проступков он устраивал гетманские суды (другие мелкие проступки рассматривались судьями) с участием присутствующих сенаторов, старших военачальников и ротмистров (например, в случае с шляхтичем Голковским 13 октября 1581 г. или поручиком Пивко, обокравшим ротмистра Вонсовича 10 октября 1581 г.).
Дело обстояло сложнее, когда происходили конфликты между воинами разных национальностей, ведь право наказывать принадлежало лишь национальным судьям, а вмешательство гетмана было весьма ограниченным.
Многие солдаты поначалу жаловались на драконовские методы нового гетмана, но со временем недовольство утихло. Более того, Замойский старался привлечь их и тем, что лично следил за сооружениями, проявляя доброту и понимание к их нуждам, приглашая на пиры (но только ротмистров) и, наконец, ходатайствуя перед королем в вопросах наград и отличий. Результатом этой деятельности стало то, что армия, оставленная вдали от своей страны, на чужой земле, столкнувшаяся с очень трудными боевыми задачами и крайне неблагоприятными климатическими условиями, без соответствующей одежды, голодная, с невыплаченным жалованьем, сражалась до конца и сохраняла свою боеспособность. Она совершила неслыханный в то время подвиг в Речи Посполитой. Это, несомненно, заслуга Замойского.
Запасы пороха и ядер были исчерпаны уже 8 сентября в ходе подготовки генерального штурма. На следующий день Замойский передал королю несколько десятков центнеров пороха и 1300 ядер, но этого хватило только на периодический обстрел крепости. Отправленный в Ригу Николай Корф вернулся в лагерь только 17 октября и привез всего 100 центнеров пороха и некоторое количество ядер. 24 октября и в конце этого месяца были проведены бомбардировки части стены, прилегающей к р. Великая. Удалось разрушить эту часть стены, но позади защитниками были возведены деревоземляные укрепления. Предпринятые впоследствии штурмы (последний 2 ноября), очевидно, были безрезультатными. Решено было ограничиться блокадой крепости, поэтому в ночь с 6 на 7 ноября орудия и пехота были отведены из шанцев. Остатки пороха были использованы при штурмах Печорского монастыря, но их хватило только на разрушение небольшого участка стены.
Значительную необходимость в порохе войска Замойского почувствовали в середине декабря, что удивительно, так как уже не было и речи о штурме Пскова или Печорского монастыря. Вероятно, это связано с планом занять зимние квартиры в Гдове после его взятия, до чего не дошло, так как было заключено перемирие.
В это время мероприятия короля по снабжению армии, предпринятые уже во второй половине декабря, начали приносить результаты. В конце декабря первая партия пороха – 100 центнеров, достигла Великих Лук. 15 января 1582 года в Кокенхаузен прибыло 200 центнеров пороха и 270 32‐фунтовых ядер (дар прусского князя). В это время в Риге было собрано еще 100 центнеров пороха. 28 декабря 1581 г король выслал из Вильно некоторое количество железного инструмента.
Королевские лошади, предназначенные для перевозки пушек, содержались в Острове под присмотром назначенных королем администраторов в лице Гойского и Загурского (королевские драбанты 9.12.1581).
Оценивая псковский поход в аспекте снабжения артиллерией и боеприпасами, приходится констатировать откровенно катастрофическую небрежность, обусловленную лишь отчасти объективными причинами, т. е. нехваткой денег, каждую сумму которых следовало немедленно направить на выплату жалованья, чтобы побудить войска выступить в поход. Пиотровский подсчитал в середине октября 1581 года, что на порох и ядра нужно было потратить всего 20 000 злотых. Ответственность за такое положение дел он возложил на литовского казначея, хотя, судя по предыдущей практике, подобные закупки осуществляли оба придворных казначея: литовский и коронный. Главная ответственность, однако, лежала на короле, который не проследил за этим делом должным образом.
В итоге общее количество пороха, заготовленного для целей псковской экспедиции, составило 1200 центнеров, из которых 400 смогли прибыть к месту назначения только во второй половине января – начале февраля 1582 года.
С другой стороны, качество взятой артиллерии и профессионализм прислуги в принципе не вызывают сомнений.
Затянувшийся поход и перспектива держать армию на службе всю зиму 1581/82 года создавали ситуацию, в которой необходимо было искать новые, серьезные средства для продолжения войны. Исходя из этой необходимости, военный совет 24.10.1581 года решил, что необходимо созвать провинциальные и генеральные собрания, а в конечном итоге и генеральную ассамблею, чтобы принять решение о новом чрезвычайном налоге. Предсеймовые письма были изданы 28 октября. В них были назначены даты дебатов: конец декабря 1581 года (местные сеймики), середина января 1582 года (генеральный сеймик) и 9 марта (возможный генеральный сейм в Варшаве). Как выяснилось позже, возражала только Великопольша, для которой 17.3.1582 г. был проведен генеральный сейм (на этот раз с положительными результатами).
Между тем практическое выполнение налоговых постановлений сейма с начала 1581 года шло очень вяло, и первые деньги поступили в Псков только 6.11.1581 года. Для остальной армии только 20.01.1582 г. поступило несколько десятков тысяч злотых из налогов, а затем 50 000 из третьей части займа у немецких князей. О ситуации, в которую это поставило короля, а затем и Замойского, свидетельствуют дневник Пиотровского и все более тревожные письма Замойского. Поставка обещанных в ноябре овчин и сукна для армии, страдающей от холода, также полностью провалилась. Последние были отправлены в конце января – начале февраля 1582 года.
Трагическое положение армии в последние месяцы было результатом не только трудностей в некоторой степени объективных (медленный сбор налогов), но и субъективных: зависящих от короля, казначеев и чиновников. Надежда на скорое заключение перемирия не сопровождалась энергией, необходимой для быстрого сбора и транспортировки необходимых припасов. Последствия такого промедления могли быть катастрофическими. Это очень ясно видно из письма Замойского от 15.01.1582 г., который в отчаянии уже готов вернуться с армией в Литву, чтобы не подвергать ее окончательной гибели, поскольку «ни одного волоса (pilus), ни одного обола (злотого) не было доставлено за почти семь недель с момента отъезда Его Величества… Причина беспомощности армии и постоянных болезней – не что иное, как мороз и несчастье, которых она могла бы успешно избежать, если бы были присланы сукно и овчины, которые, не знаю почему, до сих пор без причины застряли в Динабурге и Риге, и уже приготовленные деньги».
Определить примерную величину расходов на псковский поход в определенной степени возможно благодаря существованию отчета-резюме о них. Он был опубликован Павиньским в «Исторических источниках» и позднее рассмотрен в работе «Skarbowość w Polsce…». Общая сумма расходов, понесенных в походе на Псков, составила 1 370 139,4 злотого, из которых 283 812 злотых было потрачено на так называемую «военную технику» (в основном на артиллерийское оборудование и транспорт, военную инженерию и оплату услуг канониров, ремесленников, кучеров и т. д.). На покрытие вышеуказанной суммы в основном пошли два полных сбора (от 1581 и 1582 гг.) чрезвычайных налогов и части третьего (от 1583 г., принятого сеймом в начале 1582 г.); за исключением, конечно, того, что отчисления от них продолжали поступать вплоть до 1586 года, так что мы также находим дополнения, уже явно меньшие, о выплатах задолженностей в казначейских книгах вплоть до конца правления Батория. Однако основное погашение задолженности произошло к 23.3.1583 года, и последний платеж составил 308 917,2515 злотого. Остаток в виде 118 372 злотых был выплачен в 1583–1586 годах.
2. Потери армии Батория, понесенные при осаде Пскова[583]
Вначале хотелось выделить наиболее важные факторы, повлиявшие на их величину. Это многочисленные штурмы, слабо поддержанные весьма скудными техническими собственными средствами, высокая огневая мощь гарнизона крепости (артиллерия и стрелковое оружие), длительность осады (почти 5 месяцев), очень суровые климатические условия (суровая зима) и условия жизни (отсутствие продовольствия и теплой одежды). Очевидн