В рассматриваемый период можно выделить две поколенческие группы: умерших в 1580–1600 гг. и умерших в 1600–1620 гг. К первой относятся ротмистры, начавшие свою военную карьеру во времена Сигизмунда Августа, участвовавшие в основном в Ливонской войне 1560–1570 гг. и в сражениях с татарами. Вторая, меньшая, группа начала свою карьеру только во время правления Стефана Батория и сыграла важную роль на рубеже XVI и XVII веков (Станислав Жолкевский, Ян Потоцкий, Станислав Гольский). Половина ротмистров кавалерии Батория участвовала в битве при Любешуве и осаде Гданьска в 1577 г., а четверть занимала временные высшие военные должности или выполняли самостоятельные боевые задачи во время Ливонской войны 1579–1582 гг. Наконец, ⅕ служили в кварцяном войске.
Начало службы высших командиров магнатского происхождения существенно отличалось от воспитания и обучения командиров среднего звена. Молодой магнат часто находился рядом со своим родственником – старшим офицером и участником военных совещаний, поэтому он мог лучше узнать секреты высшего командования. Гетманы магнатского происхождения (Ян Замойский, Станислав Жолкевский) собрали значительную коллекцию военных книг. Значительная часть из них была образованными людьми и ездила за границу, чтобы увидеть крепости, военные лагеря и познакомиться с выдающимися полководцами того времени. Кроме того, представители среднего командного состава получали военный опыт на дипломатической службе, особенно в Венгрии, где шли постоянные бои с турками, и в Трансильвании с Габсбургами. Также нередко поляки принимали участие в войнах в Западной Европе того времени, особенно в Германии и Франции[47].
Вывод
По мнению авторитетного специалиста по армии Речи Посполитой периода правления Стефана Батория Х. Котарского, король Стефан Баторий придал окончательную форму преобразованиям в польско-литовской армии, но не был их инициатором. Это объясняется тем, что начало новым тенденциям было положено еще в правление Сигизмунда II Августа. Стефан Баторий и его великие гетманы Николай Мелецкий, Ян Замойский и Николай Радзивилл «Рыжий» лишь популяризировали и углубляли уже известные в польском военном деле элементы.
Итак, начиная с 1550‐х годов, конница стала претерпевать значительные метаморфозы. Выделились казачьи хоругви (на базе прежних стрельцов) как средневооруженная конница и гусарские хоругви нового типа, которые со второй половины XVI века оснащались средними доспехами (панцири), а чуть позже и тяжелыми доспехами (различными видами доспехов). Тяжеловооруженные конные копейщики стали исчезать. Баторий сохранил это направление изменений, лишь унифицировав, но в массовом порядке (особенно в Короне), вооружение гусар по-венгерски, т. е. путем введения облегченных полудоспехов. Вооружение казаков оставалось неизменным, разве что лук часто заменялся длинным ружьем. Баторий вообще в своей реформаторской деятельности делал большой упор на распространение огнестрельного оружия, введя, например, обязанность всей кавалерии носить пистолеты и привлекая довольно большое количество западноевропейских конных аркебузиров[48].
В пехоте Баторий сделал еще один шаг к унификации, сохранив древковое оружие только для десятников. Остальная пехота была вооружена ружьями, которые постепенно стали стандартизироваться, а их качество улучшалось за счет централизованных закупок оружия. Очень ценным нововведением стало также введение деревянных лядунок, которые значительно ускорили и упростили стрельбу. Большой заслугой Батория останется значительное увеличение численности и роли пехоты. Кроме того, введение выбранецкой пехоты (1578) создавало перспективу получения дешевой и хорошей национальной пехоты, которая, по замыслу короля, должна была со временем заменить иностранных наемников. Однако во время войны 1575–1582 гг. наемники были очень многочисленны, достигая до 50 % от общей численности пехоты, и состояли в основном из венгерских и немецких частей, которые также сохранили свою организацию и тактику в Польше. Это имело тот положительный эффект, что иностранцы стали образцом и одновременно стимулом развития для национальной пехоты, которая, также движимая духом соперничества, начала эффективно совершенствовать свое мастерство.
В области артиллерии и военно-инженерного дела время Батория было простым, но вполне заслуживающим высокой оценки продолжением деятельности Сигизмунда Августа. Баторий расширил королевскую колокололитейную мастерскую в Вильно, работая с этого времени очень эффективно над снабжением Тыкоцинского арсенала и замков Ливонии и восточных пограничных земель Литвы. Хотя король сам ввозил способных специалистов из Италии (а не, как раньше, поступал на службу по собственной инициативе), это не привело к распространению в Польше современной бастионной фортификации.
Способ финансирования войны и государственная система мобилизации оставались неизменными. Среди военных учреждений еще существовали так называемые кварцяная армия и реестровое казачество, теперь основанное на несколько иных организационных структурах и увеличившееся в численности (поднято с 300 до 500, а затем и до 600 казаков). Новым был только институт выбранецкой службы, но, вопреки видимости, не совсем чуждым, так как уже в начале XVI века в Короне предпринимались попытки развития крестьянской военной службы на более общепринятых принципах дворянского ополчения. Еще большее распространение идея службы выбранецких получила в Литве, где она часто применялась на практике во время Ливонской войны.
Дворянское ополчение оставалось, несмотря на некоторые реформаторские попытки Батория, неизменным по своей сути, и малополезным, чьими услугами король в конечном итоге так и не воспользовался. Вместо этого широко использовались некоторые его формы, а именно частные почты магнатов и дворян, участвовавших в войнах в качестве добровольцев. Кроме того, дворянство русинских земель, сохранившее высокий уровень боевого мастерства благодаря постоянным сражениям с татарами, всегда активно поддерживало кварцяное войско.
Несколько иная ситуация была в Литве, военные учреждения которой были уподоблены учреждениям Короны в 1569 году, но на практике процесс подобия занял больше времени. Поэтому так называемый «Земельная служба» (эквивалент ополчения), вновь реформированная в 1566 г., оказалась весьма прочной, ее участие в войне, сначала (до 1578 г.) принудительное, а затем (1578–1582) добровольное, носило массовый характер.
Более значительные изменения произошли в должности великого гетмана, пожизненное пребывание которого на этом посту было законодательно закреплено королем, создавшим образцовый прецедент в лице Яна Замойского. Хотя в прежние времена пожизненное пребывание на этой должности было нередким, оно не выходило за рамки неписаного обычая, зависевшего от доброй воли короля[49].
Наиболее яркой чертой деятельности Батория, диаметрально противоположной деятельности его недавних предшественников, было умение практически использовать уже имеющиеся (без каких-либо принципиальных изменений) возможности государственной военной машины, запуская ее с небывалой энергией для достижения стратегического эффекта. В этом отношении личность Батория производила особенно сильное впечатление, вовлекая в согласованные во времени и пространстве действия весь командный состав, регулярную и добровольческую армию, государственные учреждения и, не в последнюю очередь, все дворянство (посредством военной пропаганды сверху донизу). Что касается самих военачальников, то около ⅔ из них уже приобрели более или менее значительный боевой опыт в войнах Сигизмунда Августа. Военные действия 1577–1582 годов, напротив, качественно углубили этот опыт и послужили отличной подготовкой для 20 молодых командиров, некоторые из которых в дальнейшем заняли видное место в истории польской армии рубежа XVI–XVII веков. Более того, только в 1621 году Речь Посполитая сумела увеличить невиданные мобилизационные усилия государства (ок. 60 000 войск – в том числе 25 000 наемников только Короны: 11 500 кавалеристов и 13 500 пехотинцев без польско-литовских гарнизонов в Ливонии – в 1581 г.) во время войны с Турцией, выставив в общей сложности до 80 000 человек (однако фактическое количество солдат-наемников Короны составляло всего около 20 000), но только на время одной кампании, Баторий же три года подряд достигал верхнего мобилизационного потолка!
Сам король был скорее командиром, чем организатором армии, и вряд ли его можно считать выдающимся реформатором и создателем совершенно новой коронной армии.
В тактическом отношении времена Батория были продолжением старых польских форм, особенно в том, что касается кавалерии.
Польская пехота еще больше усилила свой стрелковый характер (только десятники сохранили свое холодное оружие – дарды) и приобрела больший опыт осадной войны, на что повлиял характер военных действий, а также присутствие многочисленных иностранных пехотных частей: венгерских, немецких, шотландских и других, представлявших (по сравнению с польско-литовскими) более высокий уровень подготовки и в целом лучшее вооружение.
Конница, несмотря на отсутствие крупных, решающих полевых сражений, имела возможность приобрести новый боевой опыт, участвуя во многих стычках, часто используя эффективную огневую поддержку пехотинцев, посаженных на запасных коней, (на марше), спешенных казаков или аркебузиров и полевой артиллерии. Глубина ее боевого порядка сократилась – с шести до пяти, а в некоторых случаях даже до трех шеренг. Конные рейды, приобретавшие все большее значение, увеличивали скорость передвижения и гибкость маневра[50].
В боях все шире использовался принцип экономии сил и взаимодействия различных видов вооружения, при этом сохранялось главенство конницы. Что здесь бросается в глаза, так это стремление создать универсальный тип конницы – гусарский, относительно мобильный и в то же время достаточно тяжелый, чтобы эффективно прорвать линию противника. Удивляет также разнообразное применение конницы, которая, помимо специфических для этого рода войск боевых зада