аются голоса в пользу датского происхождения некоторых английских лагерей[62].
Разумеется, строгие геометрические формы и пропорции лагерей в Дании X–XI вв. существенно отличают их от любых возможных прототипов. Во всяком случае они не стоят в Европе совершенно изолированно. Если римская строительная техника и оказала влияние на строителей датских лагерей, то искать родину этих инженеров в Византии или в других, еще более далеких странах Востока вряд ли имеются достаточные основания. Но римский фут — мера, положенная в основу всех размеров в лагерях, продолжает смущать ученых.
Следует отметить, что планы, по которым построены все четыре известных нам лагеря, все же различны: особенно неодинаковы технические конструкции их домов. В этой связи высказывалось мнение, что лагеря принадлежали не конунгам Дании, а могущественным предводителям, управлявшим отдельными областями страны[63]. В таком случае предположение о местной строительной традиции становится особенно привлекательным. Указывали также на то, что стратегическое положение лагерей определялось не только их близостью к морю, но и тем, что они господствовали над районами, в которых помешались. Следовательно, хозяева лагерей (кто бы они ни были — местные предводители или слуги датского конунга), опираясь на стоявшие в них гарнизоны, держали под своим контролем местное население[64].
Происхождение и назначение датских лагерей X–XI вв. — одна из многочисленных загадок, которые оставили нам викинги. Может быть, легенда о викингах из Йомсборга все-таки как-то связана с существованием этих лагерей? Как бы ни решился вопрос о строителях Треллеборга, Аггерсборга и других бургов, ясно одно: это лагеря датские. Не считаться с их характеристикой при оценке викингов и их походов невозможно.
Любопытно, что в древнескандинавской мифологии чертог верховного божества Одина, Валхалла, рисовался в виде огромной палаты с несколькими сотнями дверей; в Валхаллу получали доступ одни лишь воины, павшие в бою. Норвежский ученый М. Ульсен связывал это представление с римским Колизеем, полагая, что скандинавы мыслили Валхаллу как огромный амфитеатр[65]. Но нельзя ли отыскать прообраз дворца Одина где-нибудь ближе[66]? Не следует ли видеть связь между Валхаллой и круговыми лагерями, существовавшими у викингов? Нам кажется более существенным в описании Валхаллы в песнях «Старшей Эдды» не количество дверей и число воинов, которые могли войти туда одновременно (по 960 воинов в каждую из 640 дверей), — это, естественно, плод фантазии, — а то, что чертог Одина был обиталищем исключительно одних павших в бою героев — эйнхериев. Вспомним, что и в легенде о викингах Йомсборга подчеркивается тот же момент: на территории его могли находиться только викинги. Что касается входов в лагеря датских викингов, то хотя в них было всего по 4 ворот, они были открыты на все четыре стороны света. Нельзя ли предположить, что строители лагерей стремились воплотить в жизнь свое представление о Валхалле как обители избранных воинов?
Походы викингов
«Эпоха викингов»… Но была ли на самом деле в истории подобная эпоха? Наиболее правильным представляется утверждение, что в истории Европы, рассматриваемой в целом, такой эпохи не было: несмотря на значительную роль, которую сыграли нападения скандинавов в жизни самых различных народов — от Англии до Византии, от Руси до Италии, — они не определяли исторических судеб Европы в IX–XI вв.
Но в истории самих скандинавских стран указанные столетия — это действительно эпоха викингов. Весь вопрос заключается в том, как объяснить походы викингов, в каких связях их рассматривать и что именно под ними понимать.
Походы викингов ошибочно считать чем-то единым по их содержанию и неизменным по характеру. В своей основе это экспансия скандинавов в другие страны. Но, во-первых, внешняя экспансия была прямым продолжением внутренних сдвигов, происходивших в скандинавском обществе, и правильно понять походы викингов можно лишь в тесной связи с развитием, одновременно происходившим на их родине. Во-вторых, под понятие «походы викингов» подводятся обычно самые различные проявления экспансии скандинавов. Между тем их нужно различать. Несмотря на трудность, а подчас и невозможность разграничения как по времени, так и по существу разных форм норманнской активности в Европе, очень важно выделить эти формы. Для лучшей ориентировки в дальнейшем изложении мы просто перечислим отдельные проявления экспансии скандинавов: пиратство в северных морях и сезонные нападения на другие страны разрозненных дружин с целью грабежа; нападения на другие страны объединенных (хотя бы на время) отрядов с целью захвата добычи и занятия территорий для последующего ее заселения; походы больших армий, возглавляемых могучими хавдингами, а иногда и скандинавскими государями, с целью организованного выкачивания из завоевываемых стран добычи, дани и частичной их колонизации и даже с целью установления над этими странами или областями своего государственного верховенства; экспедиции, не носившие завоевательного характера и сопровождавшиеся заселением пустовавших до того земель (мирная колонизация); морская торговля, основание факторий и торговых станций; наемничество.
Как уже отмечено, выделение отдельных типов экспансии сопряжено с большими трудностями: сплошь и рядом один ее тип переходил в другой. Военный набег, пиратство и мирная торговля подчас шли рука об руку. Одни и те же викинги могли выступать то в роли грабителей и захватчиков, то в качестве мирных поселенцев и земледельцев. Хавдинги и конунги, преследовавшие политические цели, как правило, применяли для их достижения любые средства, в том числе и далеко не в последнюю очередь — разбой. Борьба за контроль над торговыми путями и пунктами также сочеталась с пиратством и войной. Строго говоря, некоторые из намеченных типов экспансии, в особенности мирная колонизация и торговая деятельность, не являются походами викингов. Но они подчас входили в них как составные части и столь тесно переплетались с ними, что абстрагироваться от них невозможно.
Участников походов викингов, понимаемых в столь широком смысле, необходимо различать также по их социальному составу. Во главе военных предприятий стояли представители знати, в них принимали участие как знатные, так и незнатные воины. В числе колонистов преобладали простые бонды и воины, хотя заселением и распределением земель обычно руководили хавдинги. Торговлей наряду с профессиональными купцами занимались и знатные и незнатные, и воины и мирные люди.
Термин «викинг» (víkingr) остается не вполне ясным. Над его расшифровкой бились не меньше, чем над истолкованием термина «русь». Адам Бременский писал о «пиратах, которых датчане называют викингами». Ученые долгое время связывали этот термин с Виком (Viken), областью Норвегии, прилежащей к Осло-фьорду. Но во всех средневековых источниках жители Вика называются не «викингами», а совершенно другим термином — víkverjar или vestfaldingi (от Вестфолля). Выдвигалось другое объяснение: «викинг» происходит от слова vík — бухта, залив; викинг — тот, кто прячется в заливе. Но в таком смысле слово в не меньшей, а может быть, и в большей мере было бы применимо и к мирным купцам. Наконец, термин «викинг» пытались «производить» от древнеанглийского wic (лат. — vicus), обозначавшего торговый пункт, город, укрепленный лагерь. И это объяснение было отвергнуто. В настоящее время наиболее приемлемой считается гипотеза шведского ученого Ф. Аскеберга, который производит термин «викинг» от глагола víkja — «поворачивать», «отклоняться». Викинг, по его толкованию, это человек, который уплыл из дому, покинул родину, т. е. морской воин, пират, ушедший в поход за добычей. Любопытно, что в источниках этот термин употребляется особенно часто не применительно к человеку, а как обозначение самого грабительского предприятия: «уйти, отправиться в víking», — причем проводится довольно строгое различие между отплытием «в викинг» и торговой поездкой[67].
Наконец, существенно отметить и то, что в глазах скандинавов (насколько можно судить на основании источников) слово «викинг» не было комплиментом. В исландских сагах XIII в. викингами называют людей, занятых грабежом и пиратством, необузданных и кровожадных. Но обратимся к памятникам, современным эпохе викингов. Во многих надписях рунами, сделанных на камнях, которые воздвигались в память о людях, погибших в заморских походах, встречается слово «викинг», но обычно как обозначение похода («погиб в викинге»). В одной из надписей из Уппланда говорится об Ассуре, сыне ярла Хакона, что он был «стражем против викингов». Видимо, в самом деле скандинавы эпохи викингов применяли это слово преимущественно к грабительским походам и вылазкам, в какой-то мере и к их участникам, но подчас с оттенком осуждения.
Кто же такой викинг? Это пират и воин, искатель добычи и славы, которую могли доставить ему военные подвиги; но это и колонист, переходивший в благоприятных условиях к мирному труду, и мореплаватель, занятый торговлей и поисками неведомых островов. Если быть точным, то нужно сказать, что далеко не все участники скандинавской экспансии IX–XI вв. были викингами. Но именно викинги задавали ей тон, и они наложили наибольший отпечаток на все движение и на эпоху. Понятия «походы викингов», «эпоха викингов» утвердились в исторической науке. Но нужно иметь в виду, что «викинг», «эпоха викингов» — названия, в большой мере условные. Что же за ними скрывалось в реальной действительности?
Воины. Поселенцы
Разграбление и разрушение монастыря в Линдисфарне — один из первых эпизодов в долгой и кровавой истории походов викингов на Англию. С этого времени они становятся постоянным бедствием в жизни Англии, Франции и других стран Европы. Но фактически экспансия скандинавов началась задолго до 793 г. Она принимала разные формы. Для того чтобы составить о ней верное представление, вторжения жителей Севера в чужие земли нужно увязать с внутренней колонизацией, происходившей на Скандинавском полуострове в течение нескольких столетий. Нехватка удобных для обработки земель вследствие роста населения и начавшихся разделов больших семей толкала многих бондов на освоение незанятых территорий во внутренних и северных областях Норвегии и Швеции. Они рубили и корчевали леса, очищали земли от валунов, строили сельские усадьбы, распахивали участки. Многие жители приморских районов Норвегии, издавна связанные с морем всем своим образом жизни, начали в конце VIII в. переселяться на острова Северной Атлантики — Фарерские, Шетландские, Оркнейские и Гебридские. Здесь были благоприятные климатические условия для земледелия и овцеводства (Фарерские острова буквально означают — «Овечьи», овцы могли тут находиться на пастбищах в течение круглого года). Наряду с разведением домашних животных поселенцы занимались ловлей рыбы и другими морскими промыслами, сбором птичьих яиц и пуха. Кое-где норвежцы, заселяя острова, потеснили или изгнали своих предшественников- кельтов и пиктов, преимущественно отшельников, в других случаях они были первопоселенцами.